Привычки известных художников. От странных - до пугающихТо, что гении — люди сложные, истина, не требующая доказательств. Мы уже привыкли к стереотипному образу художника — бунтаря и гуляки, который не прочь злоупотребить алкоголем или наркотиками, а также не слишком разборчив в любовных делах. Однако помимо «традиционных» пристрастий, в копилке деятелей искусства можно найти немало действительно странных и не самых приятных причуд, которые раскрывают их личности с неожиданной стороны. О том, кто из знаменитых живописцев не соблюдал элементарные правила гигиены, кто третировал близких и жестоко обращался с животными, а кто и вовсе страдал синдромом Плюшкина, — в материале искусствоведа Елизаветы Климовой. Проблемы с гигиенойПроблемы с гигиеной у творческих людей не такая уж редкость, часто их условия труда лишены привычного комфорта, да и сам образ жизни не способствует какому-либо режиму. Охваченные вдохновением, они порой забывают поесть и поспать, куда уж тут до банных процедур. Однако нечистоплотность некоторых художников поражала даже их биографов. Например, великий гений эпохи Ренессанса Микеланджело Буонарроти не просто пренебрегал мытьем — он спал, не снимая одежды и сапог. Кстати, жил он довольно аскетично, и это при весьма впечатляющих заработках. А еще художник почти не пил вина, что по тем времена было подлинной редкостью. Всему причиной являлся безмерный трудоголизм Микеланджело, впрочем, как и распространенные предрассудки. В XVI веке отношение к мытью действительно было неоднозначным — бытовало мнение, что через открытые поры может проникнуть всякая зараза, а бушующие каждое десятилетие эпидемии еще больше утверждали людей в их страхах. Как бы то ни было, Микеланджело при таком режиме прожил долгих 89 лет, хотя и заработал себе репутацию не слишком приятного человека. И, возможно, не только из-за неуживчивого характера. Винсент Ван Гог во многом походил на ренессансного мастера — и талантом, и характером, и жуткой неряшливостью. В бытность проповедником в шахтерском поселке в Бельгии он нарочно отказался от всех удобств, буквально ведя жизнь библейского отшельника. Вот как описывает этот факт его биограф Анри Перрюшо: «Перед жителями Вама он предстал совершенно опрятным — таким, каким может быть только голландец, в приличном костюме. Но уже на другой день все переменилось. Обойдя дома Вама, Винсент раздал беднякам всю свою одежду и деньги. Отныне он будет делить свою жизнь с нищими, жить для нищих, среди нищих, как велел своим последователям Христос. И Винсент облачился в старую военную куртку, скроил себе обмотки из мешковины, нахлобучил на голову кожаную шахтерскую фуражку и обул деревянные башмаки. Мало того, движимый сладостной потребностью в самоуничижении, он вымазал себе руки и лицо сажей, чтобы внешне ничем не отличаться от углекопов». Ван Гог ограничивал себя и в питании, что привело к печальным последствиям: будучи еще совсем молодым, художник потерял половину зубов, из-за чего никогда не улыбался на автопортретах. Не слишком хорошо на здоровье влияла и зависимость от курения: часто находясь в затруднительном финансовом положении и экономя на продуктах, Винсент глушил чувство голода табаком. Неряхами с полной уверенностью можно назвать и молодых авангардистов, обитавших в легендарном фаланстере «Бато-Лавуар» («Плавучая прачечная»). К сожалению, условия жизни в мастерских на Монмартре не способствовали заботе о себе: в фаланстере отсутствовали какие-либо удобства, кроме единственного туалета на целый этаж. Жан-Поль Креспель так описывает знаменитую «Плавучую прачечную»: «Надо признать, что даже для самых молодых художников условия жизни на площади Равиньян становились большим испытанием: ни газа, ни электричества, ни водопровода. Единственный кран располагался на втором этаже, и по утрам там выстраивалась очередь желающих наполнить кувшины для умывания». Французский писатель Пьер Мак-Орлан, вспоминая о годах, проведенных на Монмартре, говорил: «Какая может быть поэзия в неотапливаемой комнате, где вся обстановка — грубо сколоченный стол, стул и матрас?!» Однако даже в таких условиях находились те, кто был буквально помешан на чистоте, — итало-еврейский художник Амедео Модильяни вошел в историю не только как дебошир и непризнанный гений, но и как человек с лоханью, которую он неизменно перевозил с собой в каждое новое жилище. Вот что пишет о Модильяни автор книги «Повседневная жизнь Монмартра во времена Пикассо» Жан-Поль Креспель: «Он выглядел невероятно красиво в бархатном костюме бежевого цвета, с перламутровым от бесконечных стирок оттенком, в ежедневно стиравшейся голубой рубахе — Модильяни отличался мнительной чистоплотностью — и с небрежно повязанным шейным платком». Амедео Модильяни в своей мастерской на улице Коленкур. Монмартр, Париж, около 1918 года. Фото: Reproduction Bruno Descout / Centre Pompidou Отношение к животнымЛюбовь к животным делает любого человека гораздо более привлекательным в наших глазах. Примеры гуманного отношения к братьям нашим меньшим можно встретить среди библейских образов — от Франциска Ассизского, проповедующего птицам, до святого Иеронима, вытащившего занозу из лапы льва. Даже в далеком XV веке, когда и человеческая жизнь не имела такой уж большой ценности, находились зоозащитники: например, существует гипотеза, что Леонардо да Винчи был вегетарианцем. Животных, особенно птиц, любил пейзажист Архип Куинджи. Его ученик Николай Рерих вспоминал: «Мощный Куинджи был не только великим художником, но также был великим учителем жизни. Его частная жизнь была необычна, уединенна, и только ближайшие его ученики знали глубину души его. Ровно в полдень он всходил на крышу дома своего, и как только гремела полуденная крепостная пушка, тысячи птиц собирались вокруг него. Он кормил их из своих рук, этих бесчисленных друзей своих: голубей, воробьев, ворон, галок, ласточек… Казалось, все птицы столицы слетались к нему и покрывали его плечи, руки и голову. Он говорил мне: „Подойди ближе, я скажу им, чтобы они не боялись тебя“. Незабываемо было зрелище этого седого и улыбающегося человека, покрытого щебечущими пташками! Оно останется среди самых дорогих воспоминаний». Мексиканская художница Фрида Кало и вовсе подменяла любовью к многочисленным зверушками, жившим в ее саду, нереализованное материнство. Фрида была владелицей не только собак, попугаев и обезьянок, но и олененка по кличке Гранисо, который изображен на некоторых ее картинах. Удивительно, но даже Пабло Пикассо при своей репутации довольно жестокого человека слыл любителем животных. Жан-Поль Креспель, описывая скромное жилище художника на Монмартре, подмечает: «Из мебели — только колченогий стул, к которому была привязана Фрика, помесь сторожевой овчарки и бретонского спаниеля. В одном из ящиков стола Пикассо поместил белую мышку, ее отвратительный запах перебивал даже запах псины и скипидара. Пикассо, обожавший животных, в разное время держал здесь трех сиамских котов, черепаху и мартышку». Эта привязанность к разнообразным представителям фауны сохранится у художника на всю жизнь: разбогатев, он также будет держать дома собак, кошек, птиц и даже козу. Лидер английских прерафаэлитов Данте Габриэль Россетти организовал целый зоопарк в своем доме на Чейни-уок. Автор книги «Завтрак у Sotheby’s» Филип Хук пишет: «За домом располагался большой заросший сад с настоящим зверинцем, в котором преобладали экзотические животные: кенгуру, валлаби, хамелеон, саламандры и вомбаты, броненосец, сурок-байбак, сурок лесной североамериканский, олень, осел, енот, а еще китайские голуби, попугаи и павлины. Павлины поднимали в саду столь невыносимый шум, что компания по продаже и аренде недвижимости „Кэдоген эстейт“, которой и сейчас принадлежит значительная часть домов в Челси, с тех пор запретила держать их и в качестве особого условия внесла этот пункт во все договоры аренды». Любимцами Россетти были вомбаты, одного из них он назвал Топом в честь своего коллеги Уильяма Морриса по прозвищу Топси и изобразил вместе с музой и любовницей, а также по совместительству женой Морриса — Джейн Бёрден. Данте Габриэль Россетти, «Миссис Моррис с нимбом, ведущая на поводке вомбата по облачному дну небес», 1869 год Россетти даже посвящал любимому вомбату стихи: Oh! How the family affections combat Within this heart; and each hour flings a bomb at My burning soul; neither from owl nor from bat Can peace be gained, until I clasp my wombat! (Любовь на части сердце рвет, затеяв жаркий бой. Не может быть обещан мир ни мышью, ни совой. И будет до тех пор душа огнем объята, Пока я не прижму к груди любимого вомбата!) Однако судьба Топа сложилась не самым счастливым образом: Россетти совсем не следил за его питанием, бедное животное ело что попало, включая окурки сигар. Через несколько месяцев у вомбата начала выпадать шерсть, потом он ослеп и скончался. Куда хуже приходилось питомцам эксцентричного сюрреалиста Сальвадора Дали. Испанский художник не отличался эмпатией по отношению к людям, что уж говорить о братьях наших меньших. Например, чтобы снять знаменитую фотографию Dali Atomicus, ассистенты фотографа Филиппа Халсмана в течение шести часов подбрасывали 28 кошек и обливали их водой. Что чувствовали при этом кошки — ни Дали, ни Халсмана не волновало. Еще Дали любил разгуливать с муравьедом на поводке, однако завести собственного так и не решился — поэтому брал напрокат в зоопарке. На телешоу Дика Каветта 1970 года видно, как он совершенно бездумно швыряет и тянет несчастное животное, не представляя, как с ним обращаться. Главное для испанского художника было произвести впечатление — чем скандальнее, тем лучше. И всё же питомец у сюрреалиста был — оцелот Бабу. Правда, заботился о нем помощник Дали — Джон Питер Мур. Вряд ли жизнь оцелота была похожа на сказку: Дали таскал его с собой как экзотический аксессуар, зачем-то поил розовым шампанским и кормил вредными деликатесами, да и на фотографиях видно, что художник даже держать оцелота толком не умеет. Друг Дали, актер Карлос Лосано писал в мемуарах: «Я видел улыбку оцелота только один раз, в тот день, когда он сбежал и заставил гостей в „Мерисе“ носиться, как крысы в поисках укрытия». Коллега Дали по сюрреализму Рене Магритт в юности вообще отличался живодерством: переживая самоубийство матери, он охотился на соседских котов, душил их и подвешивал на двери хозяевам. Об этом упоминается в документальном фильме режиссера Майкла Бёрка «Магритт. Человек в шляпе». Повзрослев и женившись, бельгийский художник завел себе питомца — померанского шпица Лулу, который сопровождал его даже на выставках. Магритты всегда селились на первом этаже, чтобы у собаки был доступ к саду. Однажды Рене Магритт отказался идти в музей, объявив жене: «Моя собака Лулу не желает смотреть эту выставку. Мы с ней подождем вас в кафе, попивая яичный ликер». После смерти из Лулу сделали чучело, которое художник держал у себя дома. Семейный деспотизмОднако не только животные становились жертвами скверных причуд известных художников, бывало, что доставалось и их домочадцам. Милейший в жизни Огюст Ренуар дома вел себя довольно авторитарно — например, запретил состригать сыну Жану золотистые локоны, которые очень любил писать. И это несмотря на то, что мальчишку жестоко дразнили сверстники. Еще у Ренуара был свой собственный подход к организации семейного быта. Жан Ренуар вспоминал, что отец признавал лишь свежие и экологически чистые продукты, выступал за грудное вскармливание и считал, что малышей нужно окружать только светлыми и радостными вещами, а детские спальни отапливать дровами и освещать восковыми свечами или масляными лампами, мягкий свет которых не так вреден для глаз. Писатель Жан-Поль Креспель в книге «Повседневная жизнь импрессионистов. 1863–1883» подробно перечисляет домашние требования и запреты Ренуара: «Овощи следовало варить, используя в качестве топлива древесный уголь, а готовить все блюда желательно в котелках и глиняных горшках. Сливочное масло покупалось только большими кусками, а не пластинками. Маргарин был с позором изгнан, равно как и соусы, заправленные мукой. Мясо запекалось на вертеле в духовке. Хлеб следовало отламывать, а не резать кусками, фрукты очищали от кожуры только серебряными ножами. Вместо хлопчатобумажного белья — льняное; нельзя было пользоваться центральным отоплением и надевать чехлы на кресла, пользоваться мебелью с инкрустацией или бронзовыми украшениями, никелированными и резиновыми изделиями… Ренуар вынес обвинительный приговор фигуркам из каррарского мрамора, изделиям из саксонского фарфора, наручным часам из стали (допускались только золотые и серебряные), очкам с дымчатыми стеклами и духам. Одеколон применяли только для растираний рукавицей из конского волоса». Анри Матисс не уступал своему коллеге в семейном деспотизме: например, детям, коих у художника было трое, строго запрещались любые разговоры за столом, чтобы не отвлекать отца от раздумий — вдруг какая-нибудь гениальная идея в голову придет. Так что обедать семейству Матисса приходилось в гробовой тишине. Синдром Плюшкина и страсть к коллекционированиюНесносным характером Пикассо уже вряд ли кого удивишь — его внучка Марина оставила пронзительную и полную обид биографию, где раскрывает личность деда далеко не с лучшей стороны. Например, он заставлял своих внуков называть себя «мэтр» и принимал их только по предварительной договоренности. Однако у великого художника были и гораздо более странные привычки и фобии. Пикассо маниакально боялся болезней и смерти, так что даже когда его собственные дети от Франсуазы Жило заболели, он не удосужился вызвать им врача. При этом художник искренне верил в разные приметы и скрупулезно их соблюдал. В браке с балериной Ольгой Хохловой он усвоил еще и русские суеверия. Но самой странной привычкой Пикассо была его одержимая привязанность к прошлому. Выражалось это в том числе в нежелании выбрасывать старую одежду. В автобиографии «Моя жизнь с Пикассо» Жило подробно описывает, как ей не раз доставалось за то, что она пыталась избавиться от костюмов с дырками или на худой конец отдать их кому-нибудь из прислуги, — Пикассо буквально впадал в бешенство. «В конце концов, мне пришлось сжигать изношенную, траченную молью одежду Пабло. Чувствовала я себя при этом почти как Ландрю или месье Верду, сжигающий трупы своих жен. Потом мне приходилось рыться в золе, чтобы достать пуговицы, которые могли уцелеть и выдать меня», — писала Жило. Пабло Пикассо, Франсуаза Жило и их дети Клод и Палома в саду Ла Голуаз. Валлорис, 1953 год. Фотограф: Эдвард Куинн Кстати, со своим искусством Пабло тоже расставался с трудом. Он складировал картины в мастерской, пока она не заполнялась сверху донизу, после чего ему приходилось снимать новое помещение, где ситуация повторялась. После смерти художника осталось такое количество его работ, что никто не понимал, что с ними делать дальше.Поклонником вещизма был король поп-арта Энди Уорхол. Его дом был буквально забит всякой всячиной. Дорогой антиквариат соседствовал с безвкусными безделушками, не имевшими никакой ценности, а на полу в спальне валялись настоящие бриллианты. И среди всего этого разнообразия отдельное место занимали работы самого Энди. После смерти художника его душеприказчик Фред Хьюз провел полную инвентаризацию имущества и устроил грандиозную распродажу. автор: искусствовед Елизавета Климова Источник: knife.media
|
|