Сказочный персонаж Щелкунчик, заколдованный принц, победивший Мышиного короля, был придуман более 200 лет назад. Он стал героем балета Чайковского и одним из символов европейского Рождества. Но мало кто знает, что, кроме Щелкунчика-принца, был еще и Щелкунчик-король.

Первого (более известного) Гофмана звали Эрнст Теодор Амадей — и классический сюжет, где Щелкунчик — заколдованный принц, побеждающий Мышиного короля, принадлежит именно ему. Впервые его сказка была напечатана в Берлине в рождественском сборнике в 1816 году и в следующие 200 лет претерпела множество серьезных переработок.

Второго Гофмана звали Генрих, он был врачом-психиатром и жил в середине XIX века. В 1851 году для своего маленького сына он написал сказку «Король Щелкунчик и бедный Рейнольд», по сюжету похожую на рассказ Достоевского «Мальчик у Христа на елке» и немного на «Голубую стрелу» Джанни Родари: мальчик из бедной семьи умирает в лачуге, вдруг к нему является ангел и приглашает встречать Рождество в волшебную страну игрушек, где правит король Щелкунчик на деревянной лошадке. Сюжет про Щелкунчика-короля, как и второго Гофмана, знают немногие, однако столяр Фридрих Вильгельм Фюхтнер, создавший первого сувенирного Щелкунчика, вдохновлялся именно им.

Эрнст Теодор Вильгельм Гофман (имя Амадей он добавит себе уже в зрелом возрасте, отдавая дань уважения Моцарту) родился в Кёнигсберге в 1776 году в семье королевского адвоката. Родители Эрнста умерли, когда ему было 4 года. Его воспитал дядя-юрист, настоявший на том, чтобы мальчик, любивший музыку и живопись, поступил на юридический факультет. Гофман окончил курс в Кенигсбергском университете и после получения диплома пошел работать в суд. Все это время он продолжал заниматься музыкой, с 18 лет давал уроки и вспоминал годы своей юности так: «Ах, если бы я мог действовать согласно влечениям своей природы, я непременно стал бы композитором. Я убежден, что в этой области я мог бы стать великим художником, а в области юриспруденции всегда останусь ничтожеством».

Не бросая юридической работы, Гофман рисовал карикатуры и писал фортепьянные сонаты. В 28 лет он перебрался из провинции в Варшаву, смог наконец бросить юриспруденцию, возглавил филармоническое общество и дирижировал оркестром на симфонических концертах. Потом он переехал в город Бамберг, где работал капельмейстером театра и писал рецензии в музыкальную газету. В 1810 году, в 34 года, Гофман написал несколько опер (в том числе знаменитую «Ундину») и по протекции друга стал штатным композитором и художником-оформителем театра в Бамберге. В 1812 году друг ушел из театра, Гофман был вынужден уйти вслед за ним и вернуться к юридической службе. С 1814 года он постоянно жил в Берлине и работал в разных должностях в Министерстве юстиции. Именно тогда он перестал сочинять музыку и начал писать сказки, первой из которых стала «Золотой горшок».

Историю про Щелкунчика Гофман придумал, общаясь с детьми своего приятеля — Фрицем и Мари (именно так зовут персонажей сказки «Щелкунчик и Мышиный король»).

Сюжет ее таков: в рождественский вечер дети советника медицины Штальбаума Фриц и Мари получают множество подарков, среди которых есть маленький неказистый деревянный человечек по имени Щелкунчик. Ночью Мари просыпается и становится свидетельницей битвы, которую ожившие игрушки ведут против семиголового Мышиного короля и его войска. Армией игрушек храбро командует Щелкунчик. Девочка хочет помочь, но внезапно чувствует боль в руке и без сознания падает на пол. Через несколько дней крестный рассказывает Мари, что Щелкунчик раньше был его племянником — красивым и благородным юношей, но потом по воле королевы Мышильды превратился в деревянного уродца. Его можно расколдовать, но для этого нужно, чтобы он победил Мышиного короля, а его самого полюбила Прекрасная Дама. Которой и становится Мари. В один прекрасный день в доме Штальбаумов появляется молодой человек — племянник Дроссельмейера, который признается, что «перестал быть жалким Щелкунчиком». На свадьбе Мари и Дросссельмейера танцуют 22 тысячи нарядных кукол, а потом она становится королевой в стране цукатных рощ и марципановых замков.

Дюма-отец, балет Чайковского и скромный пьющий Иванов

В 1844 году писатель Александр Дюма-отец опубликовал свою версию сказки Гофмана под названием «История Щелкунчика». По легенде, он сочинил ее для детей, которые на вечеринке в шутку привязали его к стулу и потребовали, чтобы он рассказал им хорошую историю. В версии Дюма-отца стало гораздо меньше мистики (у Гофмана до конца остается непонятным, реально ли было все, что рассказывала про Щелкунчика Мари, или это были ее фантазии), но больше романтики.

Когда в конце XIX века директор Императорских театров Иван Всеволжский заказал новый балет Петру Ильичу Чайковскому, он настоял на том, чтобы за основу для либретто был взят именно французский вариант, потому что он «задорнее, веселее, хлеще». Притом что и Чайковский, и Мариус Петипа, который считается автором либретто, хотели поставить балет именно по сказке Гофмана. В итоге либретто отдали второму балетмейстеру Мариинского театра Льву Иванову — человеку скромному и сильно пьющему, который написал все так, как просили. В балете, который впервые был представлен публике в декабре 1892 года, мистический момент исчезает вовсе: в финале Мари просыпается и понимает, что вся история ей приснилась.

После Первой мировой войны Мари в российском балете «Щелкунчик» стала Машей, ее брат Фриц стал отрицательным персонажем (хотя у Гофмана именно он добывает Щелкунчику саблю для битвы с мышами), а Мышиный король превратился в Крысиного.

В дальнейшем классический сюжет Гофмана менялся еще множество раз. Например, в знаменитом советском мультфильме 1973 года главная героиня из дочери хозяина дома превратилась в служанку — то есть в сюжет добавили немного Золушки. А в музыку — «Лебединого озера» и «Спящей красавицы».

В более современном российско-германском мультфильме, снятом в 2004 году, действие сказки происходит в рождественском Санкт-Петербурге. В одной из последних экранизаций сказки «Щелкунчик и четыре королевства» девочку зовут Клара и она путешествует по Стране снегов, Стране цветов и Стране сладостей.

Щелкунчики, подсвечники и «курильщики»

Деревянные фигурки, одну из которых Эрнст Теодор Амадей Гофман сделал персонажем своей сказки, в конце XVIII века вырезали шахтеры, работавшие в Рудных горах — регионе на границе Германии и Чехии. Некоторые из этих фигурок выполняли роль подсвечников, некоторые — «курильщиков» (в них помещались благовония, и дым выходил через рот), некоторые умели колоть челюстями орехи.

Создателем щелкунчика, который стал одним из главных символов европейского Рождества, считается немецкий столяр Фридрих Вильгельм Фюхтнер. В 1870 году он прочитал сказку (второго) Гофмана и, вдохновившись ею, выстругал фигурку, с которой началось массовое производство сувенирных щелкунчиков. Каждый традиционный немецкий щелкунчик состоит из 60 частей и расписывается вручную.

Сейчас уже восьмое поколение мануфактуры Фюхтнер продолжает выпускать деревянных человечков с большой челюстью в самых разных образах — от Наполеона до Дарта Вейдера.

«Вы — самый странный человек из всех, что я знаю. Хорошо еще, что вы — гений», — эта фраза Эдгара Дега прекрасно описывает всех героев нашей публикации. Увлечения и привычки, фобии и причуды — раскрываем русских писателей, художников и композиторов с новой стороны.

Иван Крылов увлекался забавами из разряда «не для слабонервных». По воспоминаниям современников, Крылов не пропускал ни одного городского пожара. Ни проливной дождь, ни глубокая ночь, ни плохое самочувствие — ничто не могло его остановить. Как только раздавался звук набата, писатель поспешно собирался и ехал к месту возгорания, прибывая туда иногда раньше пожарных.

Страсть поэта к созерцанию бушующего огня не на штуку беспокоила его арендодателя. Чтобы обезопасить себя, он составил договор: в случае пожара Крылов должен был выплатить владельцу дома 60 тысяч рублей. Баснописец не задумываясь подписал бумагу, а заодно прибавил к цифре нулей: «Для того чтобы вы были совершенно обеспечены, я вместо 60 000 рублей поставил 6 000 000. Это для вас будет хорошо, а для меня все равно, ибо я не в состоянии заплатить ни той, ни другой суммы».

Николай Гоголь: тафофобия

У Николая Гоголя был целый комплект чудачеств и необычных привычек. Спал он сидя, работал — стоя, а обедал, уткнувшись подбородком в тарелку. Сам себе ставил заплатки на жилетах и вязал на спицах шарфы. Но всем своим особенностям, кроме одной, писатель придавал мало значения. По-настоящему мучила его тафофобия — боязнь быть похороненным заживо.

Говорят, что этот страх возник у Николая Гоголя из-за перенесенного в юности малярийного энцефалита. После этого он стал часто терять сознание и резко проваливаться в глубокий сон. Гоголь опасался, что в один из таких моментов его могут посчитать умершим и похоронят. Навязчивый страх писателя не давал ему покоя. Гоголь даже составил особое завещание: его должны были похоронить только при появлении признаков разложения.

«Завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться».
Николай Гоголь

Антон Чехов: прозвища

Антон Чехов с опаской относился к слишком серьезным людям: «Если шуток не понимает — пиши пропало». Сам он постоянно над всеми подшучивал и всем придумывал смешные прозвища — в том числе и себе. Так появлялись многие его псевдонимы. Помимо всем известного «Антоша Чехонте» писатель подписывался как Шампанский, Шиллер Шекспирович Гете, Врач без пациентов, Крапива и Человек без селезёнки. Известно более 50 псевдонимов Чехова. Они должны были не только забавлять и интриговать читателя, но и давать ему возможность угадать автора юмористического рассказа.

Доставалось и его близким. Ольга Книппер стала обладательницей целой коллекции забавных прозвищ. Помимо ласковых обращений «милюся» и «балбесик», в переписке с Книппер Чехов использовал и другие любезности: «бабуся милая», «дуся моя насекомая», «кашалотик мой милый» и «крокодил души моей».

Для своих персонажей писатель собирал имена и фамилии, которые казались ему интересными, и слегка переделывал. Например, фамилия Чимша-Гималайский (рассказ «Крыжовник») — это ассоциация с фамилией сахалинского знакомого Антона Чехова — Римши-Пилсудского. Писатель возил его визитную карточку с собой и часто смеялся, приговаривая, что такой фамилии и в пьяном виде не выдумаешь.

Архип Куинджи: орнитология

Архип Куинджи любой компании предпочитал птичью. Среди знакомых он прослыл чудаком: художник любил подняться на крышу и сидеть там, разговаривая с пернатыми. Себя Куинджи называл «птичьим избранником» и утверждал, что птицы его понимают и питают к нему особенную любовь. Эту привязанность он заслужил не только задушевными беседами на крыше: каждый день для прокорма голубей и галок Куинджи покупал две французские булки и шесть кулей овса, а воронам доставалось еще и мясо.

Раненых птиц и насекомых художник забирал домой: он заклеивал бабочкам поврежденные крылья, делал перевязки воробьям, а горло одного больного голубя Куинджи вылечил путем трахеотомии. Этой операцией он очень гордился.

О своем увлечении ветеринарией художник говорил: «С детства привык, что я сильнее и помогать должен». Сохранилась карикатура, на которой иллюстратор Павел Щербов изобразил Архипа Куинджи в образе птичьего лекаря. Говорят, что художник не оценил юмора и со Щербовым общаться перестал.

Петр Чайковский: рефлексия и ипохондрия

По воспоминаниям современников, создатель балета «Лебединое озеро» страдал тяжелой ипохондрией. Даже полезная привычка гулять по два часа в день у него граничила с одержимостью. Ему казалось — проведи он на улице хоть минутой меньше, тотчас заболеет. Одержимый страхом серьезного недуга, Чайковский постоянно выискивал у себя различные симптомы и часто посещал врачей.

Психиатр уверял композитора, что физически тот совершенно здоров и все дело в его характере, но Чайковский не верил и регулярно менял докторов. К тому же он был буквально одержим рефлексией: постоянно анализировал свои поступки, недостатки характера воспринимал как настоящие пороки и винил себя во всех жизненных неудачах.

Композитор, известный всему миру, в письмах к друзьям давал себе множество отрицательных характеристик: «моя порочная натура», «я мерзкий» и «я гадкий».

Лев Толстой: активный отдых

Лев Толстой свободное от творчества время проводил на улице — он любил активный отдых и физический труд. По утрам писатель вместе с детьми делал гимнастику, упражнялся на турнике, висевшем между двух колонн в его комнате. До преклонного возраста граф сам объезжал норовистых лошадей, рубил дрова, выходил на косьбу вместе с крестьянами и катался на велосипеде. Его двухколесный транспорт и сегодня хранится в московском доме Толстого в Хамовниках.

Писатель любил длительные странствия — однажды он плавал в парусной лодке от Саратова до Астрахани. В дневнике записал: «Было очень поэтично и полно очарования для меня по новизне мест и по самому способу путешествия». А его послеобеденные прогулки часто растягивались часа на три, причем несколько раз Толстой уходил из Ясной Поляны пешком в Тулу. Свое пристрастие к физической активности писатель объяснял любовью к движению. Если же просидит целый день дома, утверждал он, — к вечеру будет раздражителен и не сможет уснуть.

«Для меня ежедневное движение телесной работы необходимо как воздух. При усидчивой умственной работе без движения и телесного труда сущее горе. Не походи, не поработай я ногами и руками в течение хоть одного дня, вечером я уже никуда не гожусь: ни читать, ни писать, ни даже внимательно слушать других, голова кружится, а в глазах звезды какие-то и ночь проводится без сна». Лев Толстой

Михаил Врубель: кутежи

Михаил Врубель не мог контролировать свой бюджет и рационально тратить средства. Месяцами он жил на копейки, урезая свои расходы до минимума. Но получив приличный гонорар за картину, мигом забывал о тяжелых временах и мог спустить все за один вечер. Константин Коровин, его сосед по мастерской, вспоминал, как Врубель потратил 20 рублей (немалые деньги по тем временам) на духи, чтобы вылить весь флакончик в таз и вымыться этой ароматной водой. «Потом затопил железную печь в мастерской и положил туда четыре яйца и ел их с хлебом печеные», — вспоминал Коровин.

Однажды на гонорар 5 000 рублей художник закатил пир в гостинице: с цыганами, оркестром, актерами, дорогим шампанским. На гулянье позвали всех постояльцев. Однако денег не хватило, и Врубелю пришлось напряженно работать еще несколько месяцев, чтобы выплатить долг. В другой раз художник устроил такую грандиозную гулянку, что не мог даже купить холст для новой картины. Тогда он стал писать поверх портрета одного купца, который долго ему позировал. Тот, увидев испорченную работу, долго ссорился с Врубелем и собирался даже судиться с ним.