Райский сад перфекциониста: геометрия растений

Порой кажется, что растения растут беспорядочно, в случайной последовательности. Но правда в том, что окончания каждой ветки, листа, стебля, почки или лепестка согласуются с определенными законами. Куда ни глянь, в природе есть шаблоны и образцы, самым постоянным из которых является последовательность Фибоначчи.


Впервые числа Фибоначчи описали древнеиндийские математики за сотни лет до нашей эры, хоть они и названы в честь итальянского математика Леонардо из Пизы, более известного как Фибоначчи.

Последовательность Фибоначчи проста до невозможности: каждое последующее число является суммой двух предыдущих, т. е. последовательность выглядит как 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21… и так далее до бесконечности. Кстати, числа Фибоначчи можно найти в природе практически где угодно. К примеру, расположение листьев вдоль стебля подпадает под последовательность Фибоначчи, так что каждый лист имеет максимальный доступ к солнечному свету и влаге. По такому же принципу работает строение сосновых шишек, подсолнухов, ананасов и кактусов.

Возможно, вы слышали о таком явлении, как золотое сечение, — это и есть еще одна форма последовательности Фибоначчи в природе. И все растения так или иначе имеют свою геометрию. Однако у одних из них геометрия более очевидная и яркая, чем у других. И вот лишь некоторые примеры.

Романеско


Романеско отличается светло-зеленым цветом и незабываемым видом, по своей форме напоминая фрактал. По сравнению с обычной цветной капустой текстура романеско как овоща не такая хрустящая, а вкус не такой характерный, скорее утонченный и ореховый.


Толстянка «Буддистский храм»


Это гибрид между толстянками видов Crassula falcata и Crassula pyramidalis, выведенный в 1959 году Мироном Кимнахом из США. Но так как этот представитель флоры очень медленно растет, его никогда широко не рекламировали. Так что даже спустя 50 лет после создания «Буддистский храм» все еще трудно найти. Растение достигает почти 15 см в высоту и начинает раскрываться на разных уровнях по бокам от каждой колонны. Плоские тонкие листья серебристо-серого или серовато-зеленого оттенка плотно идут друг за другом и завернуты вверх по краям, образуя идеально квадратную колонну.


Aloe polyphylla


Алоэ вида polyphylla растет высоко на травянистых склонах Драконовых гор в Королевстве Лесото, недалеко от ЮАР. Здесь оно цепляется за скалистые трещины и хорошо просушенные склоны. В этой местности довольно прохладный климат летом, а зимой алоэ часто покрывает глубоким снегом. Из-за своей симметричной спиральной формы это растение стало объектом вожделения коллекционеров, однако его трудно культивировать, и обычно оно погибает, если забрать его с «родины». В Южной Африке покупка или коллекционирование этого растения является преступлением.


Георгина


Георгина — обычный садовый цветок, но присматривались ли вы к нему? Существует 42 вида георгины, и их листья могут достигать от 5 до 30 см.


Подсолнух


Семенная шапка подсолнуха следует спирали Ферма, которая основана на последовательности Фибоначчи.


Капуста краснокочанная


Если разрезать краснокочанную капусту пополам по горизонтали, вы увидите спирали Фибоначчи в расположении листьев.


Пелецифора мокрицевидная


Пелецифора мокрицевидная имеет серо-зеленый цвет и круглую форму с плосковатыми узелками, которые отличаются чешуйчатыми позвонками и расположены в форме спирали. Она может вырастать до 10 см в высоту, а ее цветки ярко-фиолетового цвета достигают ширины 3 см. Это растение относительно редкое, и его можно найти только в Северной Мексике.


Ludwigia sedioides


Ludwigia sedioides, известный также как Мозаичный цветок, — это многолетнее травянистое растение, которое произрастает только на болотах Бразилии и Венесуэлы.


Lobelia deckenii


Lobelia deckenii — это вид лобелии гигантской, который растет в горах Восточной Африки. Обычно это растение дает многочисленные розетты. Обычно они соединены под землей. Каждая розетта растет несколько десятилетий, дает одно крупное соцветие и сотни тысяч семян, а затем погибает.


Дудник


Цветочная головка дудника имеет круглую форму. Каждая ее часть похожа на целую головку тем, что имеет стебель и собственный круг цветков. Дудник — это род, к которому относится около 60 видов высоких двухлетних и многолетних растений семейства зонтичных. Он произрастает в умеренных и субполярных регионах Северного полушария, достигая даже Исландии и Лапландии. Вырастает до 1-3 м высотой, имеет крупные двуперистые листья и большие сложные зонтики белых или зеленовато-белых цветков.


Виктория амазонская, она же виктория регия.


Это родственник обыкновенной кувшинки, который, как понятно из названия, в диком виде встречается в Южной Америке, в реках с медленным течением или тамошних заводях. Её сразу можно отличить от других видов благодаря огромным листьям до двух метров диаметром. Листья эти усилены снизу полыми рёбрами и могут выдержать вес в 30-50 кг, если груз расположить точно в центре листа. Снизу эта красота покрыта острыми и длинными шипами для защиты от рыб и прочих животных, а по краям листья имеют щели, через которые вытекает вода, скопившаяся на верхней стороне. Джозеф Пакстон, садовник герцога Девонширского, использовал принцип жилкования листа этого растения при проектировании дворца «Кристал Пэлас» в Лондоне и был первым, кто смог вывезти эту кувшинку за пределы родины и создать условия для цветения.

Источник: bigpicture.ru
Поделись
с друзьями!
209
0
3
2 дня

10 самых популярных легенд и мифов о самураях

Самураи были наемными убийцами? Они правда не боялись смерти? И могли остановить удар катаны хлопком ладоней? А еще у них был свой кодекс чести? Разбираемся, что из этого правда, а что нет.


Легенда 1. Самураи были наемными убийцами


Вердикт: это неправда.

Император Нидзё сбегает из императорского дворца в особняк Рокухара. Рисунок неизвестного автора. XIII век Tokyo Digital Museum

Наемными убийцами были ниндзя, а самураи — профессиональными воинами. Их нанимали для охраны дворца, на службу в личную гвардию, для решения земельных конфликтов, усмирения восстаний и защиты внешних границ. Воинов (в том числе женщин-воительниц) обычно называли буси или цувамоно — «человек с оружием». Самураями их стали называть в период Хэйан (794–1185). Само слово «самурай» означало «человека на службе» — чиновника ниже шестого (реже пятого) придворного ранга.

Поэтому служащие самураи были как среди воинов, так и среди низшей придворной знати. Именно самурай в образе жалкого чиновника, а не храброго воина, желающий только одного — до отвала наесться каши, описан в повести Акутагавы Рюноскэ «Бататовая каша».

Профессия воина изначально не считалась привилегированным занятием, поскольку была связана с убийством живых существ (что осуждалось буддизмом) и загряз­нением кровью и смертью (неприемлемо в синто). Это стало одной из причин выделения военных домов букэ в отдельное сословие. В конце XII века военный дом Минамото захватил власть и установил сёгунат — граждан­ская и военная власть стали принадлежать сёгуну (военному правителю, который для легитимации своей власти получал от императора должность «великого пол­ководца, покорителя варваров» сэйи тайсёгун) и его ближайшим совет­никам. Эта форма правления просуществовала почти семь столетий.

В период Эдо (1603–1867), когда были выделены четыре сословия — воины, крестьяне, ремесленники и купцы, — слово «самурай» стало означать исклю­чительно представителя привилегированного военно-служилого сословия. Тогда же вести о самураях широко разнеслись за пределами Японии. В первом японо-порту­гальском словаре, составленном иезуитским миссионером из Нагасаки в 1603 году, слово «буси» переводится как «солдат» (soldado), а «самурай» — «дворянин, уважаемый человек» (fidalgo, homem honrado).

Легенда 2. Самураем мог стать кто угодно


Вердикт: это верно лишь отчасти.

Молодой Тоётоми Хидэёси. Гравюра Цукиоки Ёситоси из серии «Сто видов луны». 1885 год 国立国会図書館 Национальная парламентская библиотека Японии

Первыми профессиональными воинами часто становились охотники, умевшие обращаться с оружием. Возможно, поэтому самым распространенным оружием до периода Эдо были лук и стрелы. Когда в период Камакура (1185–1333) при­шли к власти дома, специализировавшиеся на военном деле, между самураями и простолюдинами была проведена четкая грань. В отличие от последних самураи имели фамилию и низший придворный ранг. Однако постепенно эта грань размывалась. Известны случаи, когда в провинциях слуги самураев — выходцы из крестьян — сами становились самураями благодаря усердной службе.

В период «воюющих провинций» (1467–1590), когда владетельные князья сэнгоку даймё сражались друг с другом, в самураи стали брать не только профессиональных воинов, но и крестьян. Именно они пополняли ряды пехотинцев-копейщиков асигару. Выходцев из крестьян называли «новые самураи» (син-дзамураи) или «земельные самураи» (дзи-дзамураи).

Вербовкой простых крестьян в солдаты занимался знаменитый полководец Ода Нобунага — один из трех объединителей Японии. Его преемник Тоётоми Хидэёси был низкого происхождения, но благодаря военным заслугам и амби­циям он возвысился до поста «великого мини­стра» (дайдзё дайдзин) и получил фамилию Тоётоми. Придя к власти, бывший простолюдин Хидэёси приказал изъять мечи у крестьян, а самураям запретил заниматься земледелием. Низкоранговые самураи в свободное от войн время занимались обработкой земли, чтобы прокормить себя, однако теперь им при­шлось выбирать — быть крестьянином или самураем, материально зависимым от ратного дела и своего сюзерена.

В период Эдо, когда воины стали привилегированным сословием, возможность войти в их круг по-прежнему была — например, можно было стать приемным сыном самурая за деньги или выкупить родословную разорившегося самурая. Кроме того, родословную можно было украсть. Так, например, сделал герой эпической кинодрамы «Семь самураев» (1954) режиссера Акиры Куросавы. Сын крестьянина Кикутиё, желая присоеди­ниться к самураям, показывает свою родословную, но его поднимают на смех: согласно бумагам, Кикутиё всего 13 лет. В конце концов самураи (на самом деле бродячие самураи без хозяина, то есть ронины) принимают Кикутиё в отряд, но на флаге обозначают его треугольником, а себя — законнорожденных самураев — кружками.

Легенда 3. Среди них было много поэтов и философов


Вердикт: это так, но с одним нюансом.

Генерал Акаси Гидаю написал свой предсмертный стих и готовится совершить сэппуку после проигранной битвы за своего господина Акэти Мицухидэ в 1582 году. Гравюра Цукиоки Ёситоси. 1890 год 東京都立図書館 (Токийская столичная библиотека)

Провинциальные самураи низших рангов часто не имели доступа к образо­ванию, поэтому среди них не было поэтов и философов. Для знатных воинов, как и для придворной аристократии, стихосложение, считавшееся признаком образованного человека, составляло часть повседневной жизни. В стихах писали послания возлюбленным, восхищались красотой природы или проща­лись с миром накануне ритуального самоубийства. Образованные самураи владели искусством чайной церемонии и каллиграфии, разбирались в конфу­цианской философии и классической литературе Китая и Японии, покрови­тельствовали изящным искусствам и дзэнским монастырям.

«Не овладев кистью, не овладеешь и оружием», — писал в наставлении к своему младшему брату военачальник Имагава Рёсюн (1325–1420). «Путь учености», в том числе знание поэзии, так же важен, как и «путь воина», подчеркивал дру­гой военачальник, Ходзё Соун (1432–1519). Его наставления стали образцом морали для самураев следующих столетий. О его внуке Ходзё Удзиясу говорили, что он прекрасен обликом, когда читает стихи, но грозен, как легендарные военачальники китайской династии Хань, когда берет в руки меч или алебарду. Своего апогея эти идеи достигли в период Эдо. Известный мастер меча Миямото Мусаси (1584–1645) писал, что «путь воина» — это слияние «путей кисти и меча».

Кроме того, знатные воины любили участвовать в поэтических состязаниях рэнга.

Например, о грозном военачальнике Оде Нобунаге рассказывают, что в 1568 году, когда он во главе войска вошел в столицу Киото, многие предста­вители знати пришли к нему на поклон. Среди них был мастер рэнга Сатомура Дзёха. Он преподнес Нобунаге два развернутых веера со сло­вами: «Если возь­мете два веера, то сегодня наступит радость». Нобунага понял скрытый смысл, поскольку «два веера» — это омоним слова «Япония» ([нихон]), а «сегод­няшний день» — слова «столица» ([кё]), и закончил стих словами: «С этими веерами будут резвиться тысячи поко­лений» После этих слов жители столицы увидели в жестоком военачальнике мудрого правителя и выдохнули с облегчением.

Легенда 4. Они не боялись смерти


Вердикт: это не совсем правда.

Мицукуни бросает вызов призраку-скелету, вызванному принцессой Такиясей. Триптих Утагавы Куниёси. Около 1844 года Victoria and Albert Museum

Отсутствие страха перед лицом смерти считалось одной из доблестей воина. Буддийский монах и поэт конца XIII — начала XIV века Ёсида Кэнко писал:

«Но заслужить славу можно лишь после того, как поломаешь в битве меч, истратишь все стрелы и в конце концов, не покорившись врагу, без колебаний примешь смерть. Пока ты жив, похваляться воинской доблестью не следует».

Отношение к смерти в Японии во многом определялось философией буддизма: жизнь мимолетна, а смерть — путь к новому рождению.

Трактат «Хагакурэ» («Сокрытое в листве»), записанный со слов Ямамото Цунэтомо, начинается словами: «Я постиг, что путь самурая — это смерть». Это знаменитое изречение стало лозунгом пилотов-камикадзе во время Второй мировой войны. Всемирно известный писатель Юкио Мисима, который совершил сэппуку (в Японии так называют харакири) во имя идеалов бусидо (см. ниже), называл этот трактат источником своего вдохновения. Однако в «Хагакурэ» помимо восхваления благородной смерти описаны случаи, когда приговоренные к сэппуку самураи теряли рассудок и ползали по земле от страха.

Эстетика смерти самурая — миф, созданный в мирную эпоху Эдо. Легко говорить, что путь самурая — это смерть, когда не нужно смотреть ей в глаза каждый миг. В XIV–XVI веках, когда реальные самураи сражались в крово­про­литных битвах, не каждый был готов спокойно расстаться с жизнью. А тем более — за своего господина.

Смерть, даже самая героическая, лишена для воина всякого смысла, если о ней никто не знает:

«Тем временем господин Ямада бился так, что его как будто вот-вот охватит пламя, и зарубил множество врагов, но увидел, что ни выше, ни ниже по течению своих уже не осталось, опечалился: „Я, Сигэсада, собирался погибнуть в бою — но что ж погибать, когда вокруг нет никого из своих“».

Легенда 5. У них был свой кодекс чести — бусидо


Вердикт: это отчасти правда.

Три самурая с разным оружием (слева направо): юми, катаной и яри. Фотография Кусакабэ Кимбэя. 1860-е годы J. Paul Getty Museum

Бусидо — миф, созданный самураями в мирный период Эдо, чтобы оправдать свое привилегированное положение. Кроме того, своды правил, основанные на конфуцианских ценностях, были попыткой обуздать молодых самураев, которые говорили «только о денежных вопросах, прибылях и убытках, стилях одежды или о любовных похождениях».

Идеальному самураю предписы­вались беспрекословная верность своему господину, сыновья почтительность, самопожертвование и отсутствие страха смерти. Широкую известность бусидо получило в период японского милитаризма (1920–1945), чтобы укрепить национальный дух и продемонстрировать Западу уникальность японской культуры. Учебники истории того времени утверждали, что самоотвер­жен­ность японского народа и безоговорочная преданность императору были взращены в колыбели бусидо. Японист Александр Мещеряков справедливо отмечает: «Самурайский дух ста­новился духом нации, духом народа. Этот дух был агрессивен и нетерпим».

Мировую известность бусидо получил благодаря Нитобэ Инадзо, чей портрет сейчас украшает банкноту в пять тысяч йен. Он преподнес мировому читателю идеалы бусидо (в буквальном переводе — «путь воина»), сопоставимые с прин­ципами европейского рыцарства, как основу морали японского общества и источник «души Японии». Написанная Нитобэ на английском языке книга «Бусидо: душа Японии» вышла в Нью-Йорке в 1899 году и только спустя 10 лет была переведена на японский.

Главные идеи «Бусидо» Нитобэ имеют мало общего с моральными прин­ци­пами реальных самураев: они были более прагматичными. Так, в «Настав­лениях господина Гокуракудзи» Ходзё Сигэтоки (1198–1261) вместо слепого следования воле своего господина описывает представления о взаимных обязательствах вассала и его сюзерена (тип вассальных отношений, установ­ленный Минамото Ёритомо). Кроме того, самураи средневековой Японии не гнушались разбоем и захватом чужих земель.

Легенда 6. И только одно оружие — катана: они могли остановить ее удар хлопком ладоней!


Вердикт: это неправда.

Воин едет верхом на вороной лошади вдоль морского берега. Гравюра Утагавы Хиросигэ. Около 1835 года The Metropolitan Museum of Art

На протяжении долгого времени главным оружием самурая были лук и стрелы, а не меч. Воинское ремесло и образ жизни воина именовали «путь коня и лука» (кюба-но мити), потому что воины были конными лучниками. В наши дни древнее искусство стрельбы из лука верхом (ябусамэ) можно увидеть в святи­ли­щах как ритуаль­ное действо. Конных японских лучников, несущихся навстречу врагу, мы ви­дим на иллюстрированных свитках о монгольском нашествии конца XIII века «Моко сюрай экотоба» (самурай Такэдзаки Суэнага заказал их, чтобы увековечить собственные подвиги и получить награду).

С XIV века во время боя начинают использовать «длинный меч» дайто, однако управлять лошадью и сражаться с мечом в руке было неудобно, поэтому в массовых сражениях главным оружием оставался лук, а также копье. Воина, первым сокрушившего врага в бою, почетно называли «первый всадник» (дайити нори) или «первое копье» (дайити яри).

Меч использовали во время ближнего боя после того, как всадник спешивался с лошади. Такая техника боя отличалась от европейской, что сильно удивило португальского иезуита Луиша Фройша (1532–1597), в то время проповедо­вавшего в Японии. Мечом отрубали головы поверженным врагам, чтобы потом, вымытые и позолоченные, предъявить их сюзерену как свидетельство воинских заслуг.

Катана (фактически — двуручная сабля с изогнутым клинком) становится главным оружием и подтверждением социального статуса самурая в эпоху Эдо, поэтому ее хранили как важную семейную реликвию. В это же время разра­ба­тывается искусство владения мечом и открываются школы додзё, обучающие фехтованию на бамбуковых мечах. То, что самурай может остановить катану противника, зажав ее между двух ладоней, — сильное преувеличение.

Легенда 7. Совершить харакири — это честь для самурая


Вердикт: это правда, но есть один нюанс.

Сэппуку. Гравюра Утагавы Ёсицуи. 1861 год ukiyo-e.org

Главная цель харакири (как уже упоминалось выше, в Японии распространен другой вариант этого слова — сэппуку), или ритуального самоубийства через вспары­вание живота, — обнажение в буквальном смысле своей души (счита­лось, что она находится в животе) и демонстрация верности. Ритуальное самоубийство сэппуку было привилегией сословия самураев. Если самурая приговаривали к казни, то совершение харакири было честью, в отличие от позорного обезглавливания. Более того, наследники осужденного самурая не лишались наследства и фамилии, если он совершал сэппуку.

В период междоусобных войн самураи совершали самоубийства не из сооб­ражений чести, а чтобы избежать плена и казни. Они считали, что лучше убить себя самому, чем дать это сделать врагу.

Легенда 8. На самом деле самураи были несвободными — у каждого из них был хозяин


Вердикт: это отчасти правда.

Напуганный самурай. Гравюра Утагавы Хиросигэ. 1830–1840 годы. Мальчики из тэракои  напугали самурая, прикинувшись привидением. ukiyo-e.org

Само слово «самурай» предполагает наличие господина, которому он «служит» (сабурау). При этом самураи, находящиеся на службе у даймё — властителей провинций, — не были от них полностью зависимы. Более того, они могли поменять хозяина. О самурае периода «воюющих провинций» говорили, что он словно «перекати-поле» (ватаримоно), то есть мог перейти к более сильному покро­вителю или тому, кто больше платил. Самураи XIV–XV веков сражались ради выгоды и славы, не стремясь при этом умереть ради сюзерена. Это наглядно демонстрирует эпизод из «Записей о смуте годов Дзёкю»:

«Огасавара сказал:
— Мир Саха 
— место бренности. Что нам делать, господин Такэда?

Такэда отвечал:
— Слушайте, господин Огасавара. Дело-то вот какое. Если победит Камакура — примкнем к камакурскому войску, а будет побеждать столичное войско — примем сторону столицы. Так уж заведено у тех, кто берет в руки лук и стрелы, господин Огасавара!» 

Более того, у «добродетельного» даймё также имелись обязательства по отно­шению к самураю — быть сострадательным, не убивать всех пленников и принимать ронинов из чужих земель.

В период Эдо пропагандировалась другая воинская этика: «У самурая двух господ не бывает» (Буси ва никун ни мамиэдзу). Самурай, зависимый от своего сюзерена материально, следуя идеалам того времени, должен был всецело посвятить себя служению и безоговорочно подчиняться воле своего хозяина. Утратив хозяина (например, когда тот лишался статуса и имущества в резуль­тате разжалования), он становился ронином — бродячим самураем. Без жало­вания, но с фамилией и правом на ношение меча они искали новые средства к существованию. Те, кто был рангом ниже, делали бумажные зонтики или собирали экскременты на продажу (за них хорошо платили и использовали как удобрение) — это, например, изображено на гравюре Утагавы Хирокагэ. Те, кто рангом выше и образованнее, открывали школу боевых искусств (додзё) или общеобразовательную «храмовую школу» (тэракоя) для простолюдинов. Известные ученые-конфуцианцы Ямага Соко и Араи Хакусэки были из числа таких ронинов.

Легенда 9. Они никогда не нападали сзади


Вердикт: это еще один миф, созданный в эпоху Эдо.

Токугава Иэясу с помощью монахов дзёдо из храма Дайдзюдзи в Окадзаки побеждает участников движения икко-икки в битве при Адзукидзаке в 1564 году. Гравюра Цукиоки Ёситоси. 1873 год Wikimedia Commons

Честные поединки хороши в битве один на один, но не в массовом сражении. Например, в одном из источников о нападении монголов на Японские острова хорошо показана невозможность благородного поединка:

«Внук верховного командующего страны Солнечных Корней Сёни Нюдо Какуэ, который был всего лишь двенадцати-тринадцати лет отроду, пустил сигнальную стрелу с небольшим наконечником, как требовал обычай обмена стрелами. Монголы лишь рассмеялись. Они застучали в барабаны, забили в гонги и стали бросать бумажные и же­лезные снаряды. Кони воинов страны Солнечных Корней испугались грохота и заметались. Воины не могли удержать коней и направить их на врага. Монголы стали пускать стрелы, наконечники которых были смазаны ядом.
<…> Когда воины противника отступали, то бросали железные снаряды, которые затмевали свет, а грохот от них вызывал смятение и страх. Наши воины были ослеплены и оглушены, они не могли определить, где запад, а где восток».

В мирную же эпоху Эдо благородство самурая, возведенное в ранг морального закона, нередко уступало место подлости. Пример такой самурайской «добле­сти» описывается в «Хагакурэ». Однажды самурай совершал прогулку на лодке по реке Сумида. Один из пассажиров стал издеваться над остальными. Когда он подошел к борту, чтобы помочиться, самурай аккуратно отрубил ему голову, и она упала в реку. Чтобы люди не заметили, он быстро прикрыл тело вещами, а затем попросил капитана похоронить убитого. Капитан так и сделал, но самурай отрубил голову и ему.

Такое поведение самурая противоречит моральным принципам периода расцвета воинской культуры эпохи Камакура. В «Наставлениях господина Гокуракудзи» Ходзё Сигэтоки подчеркивает, что совершать убийство можно только из чувства долга, но не ради забавы. Сострадание нужно испытывать даже к простолюдинам, следуя заповедям буддизма и конфуцианства.

Легенда 10. И носили маски демонов, чтобы напугать соперника


Вердикт: это правда.

Мэнгу периода Эдо. XVIII век 東京富士美術館 (Токийский художественный музей Фудзи)

Помимо шлема самураи носили маски (мэнгу). Они закрывали лицо полностью или частично. Маски знатных воинов и военачальников выполнялись на заказ из кожи и металла, покрывались лаком и украшались. Пышные усы, оскален­ные золотые зубы, высунутый язык и даже морщины — внешне они напоми­нали маски театра.

Однако маски надевались не только для защиты, они должны были устра­шать врагов и наделять владельцев магической силой, поэтому особой популярностью пользовались личины демона или мифиче­ского существа с длинным носом или клювом — тэнгу. В период Эдо маски были частью парадного доспеха и подчеркивали статус владельца.
Источник: arzamas.academy
Поделись
с друзьями!
151
3
3
2 дня

Все, что вы хотели узнать о килте, но стеснялись спросить

Килт — это не просто традиционная одежда Шотландии, а символ культуры, истории и национальной гордости. Эти клетчатые юбки, известные по всему миру, имеют глубокие корни, уходящие в прошлое к горцам Шотландии, и до сих пор играют важную роль в торжественных церемониях и повседневной жизни. За каждым узором тартана скрывается история клана, а сам килт остается не только модным, но и практичным элементом шотландского наследия.


Шотландский килт делают из специальной ткани — тартана, сотканного из натуральной шерсти. В привычном нам понимании килт внешне почти не отличается от плиссированной юбки, но в Средние века его длина могла достигать семи метров. При необходимости им можно было обмотать все тело, чтобы защититься от холода.


Само слово «тартан» кельтского происхождения и переводится как «цвет местности». Изначально тартаны (орнаменты, а не ткань) принадлежали одиннадцати шотландским кланам, населяющим различные области страны, и создавались в строгом соответствии с законами геральдики. Поэтому по цвету узора можно было легко определить, откуда приехал человек.

Самое раннее изображение шотландских солдат в килтах, ксилография 1631 года

Вплоть до XIX века для окрашивания нитей тартана использовались только натуральные красители. Из ольхи получали черный оттенок, из березы — желтый, вереск придавал нитям оранжевый цвет, черника — фиолетовый, ежевика — голубой. Красный тартан считался признаком достатка, поскольку с помощью натуральных красителей красный цвет получить достаточно проблематично.


В середине XVIII века, когда англичане подавили восстание якобитов, они запретили шотландцам носить килты. Некоторые подчинились приказу, но шотландцы, жившие высоко в горах, не снимали килт даже под страхом смерти.

Картина «Битва при Каллодене». В результате этого сражения восстание, поднятое шотландцами, чтобы вернуть на британский трон род Стюартов, было окончательно подавлено.

Единственными, кому разрешалось надевать килты, были военнослужащие особых королевских полков, патрулировавшие горы Шотландии. Они носили тартан Black Watch («Черный дозор») — один из самых узнаваемых узоров, ставший первым военным тартаном.


После снятия запрета выяснилось, что многие традиционные расцветки тартана забыты. Тогда началась масштабная кампания по возрождению национального наследия. Тартаны восстанавливали по картинам и старинным книгам портных.


В 1822 году в Эдинбург приехал король Георг IV и провозгласил: «Пусть каждый носит свой тартан». На этом разнообразие тартанов стало расти в геометрической прогрессии. На сегодняшний день насчитывается более четырех тысяч разновидностей. Самые популярные из них:


1. Caledonia — универсальный тартан, который может носить каждый шотландец.
2. Black Watch.
3. Dress Campbell — парадный тартан клана Кэмпбелл.
4. Burberry — тартан, который носили генералы британской армии во время англо-бурской войны.
5. Dress Gordon — нарядный вариант тартана клана Гордон.
6. Royal Stewart — самый известный в мире тартан, принадлежащий королевской династии Стюартов.


Помимо клановых расцветок, существует и множество, так сказать, узкоспециализированных тартанов. Свои фирменные рисунки на тканях имеют многие общественные организации и государственные учреждения, в том числе Королевский банк Шотландии. Есть траурные тартаны, охотничьи, праздничные…


Созданное в 1963 году Общество шотландских тартанов (Scottish Tartans Society) присваивает всем зарегистрированным узорам уникальный код — по количеству ниток каждого цвета.


Существует и «Русский» тартан. Он составлен из тартанов Barclay и Lermontov, названных соответственно в честь полководца Михаила Барклая-де-Толли и поэта Михаила Лермонтова, имевших шотландские корни.
Источник: bigpicture.ru
Поделись
с друзьями!
269
0
6
2 дня

Великолепные пейзажи природы в живописи художника Степана Нестерчука

За окном февраль. Искрится и сверкает свежевыпавший снег, на улице довольно морозно. Однако, несмотря на зимнюю погоду, ярко по-весеннему светит солнце, и уже можно заметить первые признаки приближающейся весны. Одни из таких признаков запечатлены на великолепных пейзажах природы художника Степана Нестерчука, живописные работы которого всегда узнаваемы и вызывают восторг как у обычных зрителей, так и у знатоков и ценителей живописи.


Степан Владимирович Нестерчук — современный российский художник, известный своими живописными пейзажами и натюрмортами. Родился в 1978 году в городе Дмитрове. В 2002 году окончил Московский государственный художественно-промышленный университет имени С.Г. Строганова. С 2006 года является членом Творческого союза художников России и Международной федерации художников, а с 2013 года — членом Союза художников Подмосковья.

Снегири . 2023 г. холст, масло 70х70.Источник изображения : vk.com›wall-15445454

Творчество Нестерчука охватывает различные направления, включая живопись, графику и декоративно-прикладное искусство. Его работы отличаются яркой цветовой палитрой и тонкой передачей настроения, что позволяет зрителю почувствовать атмосферу изображаемых сцен. Особое внимание художник уделяет русскому пейзажу, отражая в своих картинах красоту родной природы в разные времена года.

"У старого дуба." 2025 г. холст, масло 70х70. .Источник изображения : vk.com›wall-154454543

Нестерчук активно участвует в выставках и культурных мероприятиях, представляя свои работы широкой аудитории. Его произведения находятся в частных коллекциях как в России, так и за рубежом. Кроме того, художник делится своим творчеством и новостями через социальные сети, такие как Instagram и Facebook, где регулярно публикует фотографии своих новых работ и рассказывает о творческом процессе.

"Зима. Источник изображения : vk.com›wall-154454543

Благодаря сочетанию профессионального образования, таланта и преданности искусству, Степан Нестерчук занимает достойное место среди современных российских художников, продолжая радовать поклонников своими уникальными и вдохновляющими произведениями.

"Зима в деревне.". 2025 г. холст, масло 50х60. .Источник изображения : vk.com›wall-154454543











"Сирень." 2019 г. холст, масло 90х90 .Источник изображения : vk.com›wall-154454543

"Золотой закат". холст, масло 45х60. .Источник изображения : vk.com›wall-154454543

"В горах Кавказа." 2022г. холст, масло 70х50. .Источник изображения : vk.com›wall-154454543











Поделись
с друзьями!
222
0
3
2 дня

Колобок и его братья из других стран

Сказка «Колобок» — одно из первых произведений, с которого дети начинают свое знакомство с народным фольклором. На этой русской народной сказке выросло не одно поколение. Но редко кто задумывается, что из себя представляет ее герой. Мы уверены в уникальности Колобка, которого считаем исконно русским персонажем. Что ж, пришло время узнать этого героя поближе, а также познакомиться с его многочисленными родственниками из сказок других стран.


Биография Колобка


Что из себя представляет колобок? Каждый знает, что это хлеб круглой формы. Но те, кто имеет дело с выпечкой, возразят, что изготовить хлеб в виде шара не так и просто. В печи он почти наверняка сплющится под собственным весом и потеряет форму. Оказывается, чтобы получился колобок, нужно воспользоваться особым рецептом.


С точки зрения кулинарной терминологии, колобок — это шарообразная хлебная буханка. У нее на Руси было несколько названий: колобуха, калабушка, колеб. Для изготовления такого хлеба брали муку нескольких сортов. Помните, как старуха «по коробу поскребла, по сусеку помела»? Все верно — колобок пекли из остатков муки пшеничной, ржаной, овсяной, и остатков квашни.

Хлеб получался пышный, пористый и легкий. Он раздувался в шар к концу выпечки и сохранял форму после остывания. Говорят, у него был отличный вкус и способность долго не черстветь. Так что нет ничего удивительного, что героя хотели съесть все встреченные им звери.


Колобки и роковая лиса


Оказывается, у хлебного беглеца есть множество братьев. Сказочные герои мучного происхождения есть у десятков народов мира. В Словакии знают Пампусика, в Венгрии Маленького Клецке, в Казахстане Баурсаха. Есть свой колобок даже в далекой Японии, правда, он из рисовой муки. Давайте познакомимся с самыми колоритными героями из теста.

Побег Джонни-пончика. Иллюстрациия начала 20 века

Джонни-пончик из Англии ведет себя совсем как наш соотечественник. Только он еще более отважный и дерзкий. Джонни не только грубит встречающимся на пути лесным зверям, но и обманывает надежды целой бригаде голодных землекопов. Но исход у сказки такой же, как у нашей — Джонни-пончика слопала лиса.

В Шотландии есть старинная сказка про Крошку-лепешку. Как и следовало ожидать, это не простой хлеб, а из овсяной муки. В этой истории пока дедка, подоткнув килт, копался в огороде, бабка испекла две лепешки. Закончив работу, она оставила хлеб на столе и ушла по делам. Проголодавшийся старик, зайдя в дом, съел одну лепешку. Вторая решила не искушать судьбу и сбежала. Она прокатилась по дворам ткача, портного, мельника, кузнеца, пастуха. Но никто не смог поймать Крошку-лепешку. Но ее все равно в конце сказки съела… лиса.

Погоня за имбирным человечком. Иллюстрация 1918 год

У американцев есть сказка об Имбирном человечке. Он настоящий аристократ среди собратьев, ведь его испекли из бисквитного теста с молотым имбирем. Он сбегает сразу после извлечения из печи. Его уговаривали остаться старик со старухой, домашний скот во дворе, но все было напрасно. Итог предсказуем — Имбирный человечек забрел в лес и попал на зуб лисе.

Нестандартный финал


Можно подумать, что все колобки, независимо от «национальности», становятся лисьим обедом. В основном так и есть — этот небольшой хищник несет гибель ожившей выпечке. Но есть и редкие исключения, о которых всем следует знать. В первую очередь, это самый человечный колобок в мире — Толстый блин из Германии. Он рисковал стать жертвой трех пожилых фрау, зайца, волка, лошади, свиньи и козы. Но Толстый блин от всех укатился, чтобы добровольно отдать себя на съедение трем голодным детям.

Норвежский брат немецкого Толстого блина, который в одних регионах известен как Блин, а в других как Пирог, тоже был прытким малым. Он ускользнул от голодного многодетного семейства с 7 малышами, от курицы с петухом, гуся и утки. Но от судьбы не уйдешь и норвежского колобка все же съели. И это была обычная домашняя свинья.

Обложка детской книги «Колобок» 1910 года

Остается добавить, что русская народная сказка «Колобок» в ее современном виде не такая уж и старинная. Впервые она вышла в печать в сборнике собирателя фольклора А.Н. Афанасьева «Народные русские сказки» в 1873 году. До этого о Колобке никто, скорее всего, не знал. Некоторые ученые утверждают, что очень похожая история ходила среди славянских племен во 2-3 веках нашей эры. Просто потом ее хорошенько забыли и только благодаря трудолюбивому и внимательному Афанасьеву мы ее не утратили навсегда.
Поделись
с друзьями!
463
0
9
7 дней

От Библии до «Моби Дика»: 7 знаменитых китов в мифах и литературе

Киты изначально были коровами? Что происходит с человеком во чреве кита и зачем он туда попадает? Почему с китами лучше не ссориться и чему у них можно научиться? Рассказываем о китах в фольклоре, прозе и поэзии.


Кит, который проглотил пророка Иону


Иона и кит. Миниатюра из Псалтыри из Кэрроу. Англия, середина XIII века. The Walters Art Museum

Анна Шмаина-Великанова:

Книга пророка Ионы написана на позднем для Библии иврите: это простой, понятный повествовательный язык. В первом стихе второй главы говорится о том, что Бог повелел большой рыбе — «даг гадоль» (דג גדול) — проглотить Иону. И был Иона внутри рыбы, или во чреве ее, три дня и три ночи. Из чрева рыбы он стал молиться Богу, и Бог повелел рыбе, и она изрыгнула Иону на сушу. В Септуагинте вместо «большой рыбы» появляется «кетос». Это слово имеет два значения. Первое — морское чудовище, большое и страшное, второе — млекопитающее из семейства китовых. В переводах на славянский, русский и многие европей­ские языки слово было понято во втором значении, как кит. Сейчас в европейских языках это недоразумение устранено, и всюду стоят слова, обозначающие рыбу вообще, а не кита.

Вопрос о том, о какой именно рыбе шла речь в Книге Ионы, примерно такой же, как вопрос о том, какой именно серый волк носил на себе Ивана Царевича. Сюжет о человеке, проглоченном рыбой или китом, — бродячий, он существует во множестве мифов и сказок. Он даже спародирован Киплин­гом в очаровательной истории о том, откуда у кита такая глотка. В разных мифах есть сюжет про человека, который попадает на тот свет, будучи прогло­ченным китом или рыбой. Например, молодой человек влюбляется в прекрас­ную морскую деву, которая оказывается рыбой, и из-за нее он попадает к морскому царю, в иной мир.

В Книге Ионы этот эпизод, хоть и очень яркий, но незначительный, не исчер­пывающий ее содержания. Попадание во чрево кита или в брюхо рыбы — это последняя точка падения Ионы. Иона, посланный Богом в Ниневию, сначала бежит от лица Господня в Таршиш, потом садится на корабль и плывет, потом опускается в трюм и там спит, потом брошен в море и там тонет, а потом попадает во чрево рыбы, в сердце моря. После этого он молится, и начинается обратный подъем. Он извергнут на берег, идет проповедовать в Ниневию, затем поднимается на гору и беседует с Богом. То есть в этом повествовании эпизод с рыбой совсем небольшой. В мидрашах рассказываются совсем уже фантастические истории о том, что Иону прогло­тила небольшая рыба, которая затем была проглочена гигантским китом, и в нем Иона комфортабельно путешествовал.

В древних катакомбах довольно часто изображается Иона, падающий или прыгающий в море и пойманный рыбой, или Иона, выскакивающий из рыбы. Это символ воскресения. Иона провел во чреве рыбы три дня, и Иисус воскрес на третий день. В Евангелии от Матфея Иисус говорит: «Род лукавый и прелю­бодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка; ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи». Сердце моря — это смерть. Иона опускается в преисподнюю, на дно, а затем по воле Божией выходит оттуда.

Киты в японских легендах и преданиях


Утагава Куниёси. Миямото Мусаси борется с огромным китом. 1847–1850 годы Wikimedia Commons

Елена Дьяконова:

Киты — млекопитающие, обитающие в японских водах, всегда привлекали местных жителей своими размерами, охота на них ведется с древнейшего периода Дзёмон.
В Японии китов называют рыбами: с ними связаны многочисленные легенды, предания и мифологические мотивы местного значения, а также представления о китах как божествах моря — им посвящены синтоистские святилища.

Киты упоминаются десять раз в самой первой поэтической антологии японцев «Собрание мириад листьев» (Манъёсю, VIII век), озаглавившей всю лирическую традицию Японии. Многие стихи в ней связаны с древнейшими ритуалами и представлениями. Вот, например, стихотворение древней поэтической формы сэдока:

Изведут ли чудищ-китов?
Обмелеет-иссохнет ли море?
Искрошатся ль горные кряжи?
Нет, не погибнут киты,
Хоть приливами воды скудеют…
И горы искрошатся в прах.

В Японии бытует множество региональных легенд, преданий, анекдотов, в которых фигурируют киты. Есть истории о китах, совершавших палом­ни­чества в святилища, о китовой школе, китовом празднике и Китовых скалах, где животные превратились в огромные камни, о китах — посланниках богов и о китах-жрецах. Популярны легенды о ките-оборотне бакэмоно и костяном ките хонэмоно. В старину часть Японского моря, выходящая к провинции Идзумо (ныне северо-восток префектуры Симанэ), называлась Китовым морем, поскольку там обитало множество китов. По легенде, однажды там появился кит, состоящий из одних белых костей — ни кожи, ни плоти у него не было. Его сопровождали косяки странных рыб и птиц. Рыбаки пошли на лодках к киту, но сколько раз ни забрасывали гарпуны, те не приносили животному никакого ущерба. Приблизившись, они нашли только огромный белый скелет и в страхе бежали. Рыбаки рассказывали потом жителям прибрежных деревень, что это был мертвый кит, появившийся в образе мстительного духа.

В районе Симанэ существует множество легенд, связанных с китами и их волшебными свойствами. Так, в 1897 году несколько больших китов выбросились на берег залива в Симанэ, после чего там произошли пожары и землетрясения. Местные жители считали, что это проклятие погибших китов, и проводили ритуалы по умилостивлению их духов.

Ямато Такэру борется со злой рыбиной. 1847 год Wikimedia Commons

В прибрежных деревнях острова Сикоку рассказывали такую историю. Давным-давно в море Сэто-Найкай, на острове Сикоку, жила огромная злая рыбина размером с остров. Она топила корабли и поедала людей. Рыбаки не могли плавать на лодках, ловить рыбу и перевозить людей, грузы. Импера­тор послал солдат, чтобы истребить рыбину, но корабль был потоплен, и все воины погибли. Тогда император обеспокоился и приказал легендарному богатырю Ямато Такэру отправиться в море и победить злую рыбину. Ямато Такэру преследовал ее в разных местах, где она появлялась: в провинции Тоса, в провинции Ава. Однажды он увидел страшную рыбину в глубине вод, но на море разыгралась буря, и высокие волны не позволили кораблю прибли­зиться к чудовищу. На следующий год рыбина появилась в провинции Сануки. Долго гонялся Ямато Такэру по бурному морю за рыбиной, но наконец смог победить ее. Он собрал людей, напал на рыбу и, проткнув ее мечом, пробрался внутрь. Чрево злой рыбины было горячо, как огонь, и солдаты, последовавшие за героем, гибли один за другим. Ямато Такэру сумел изнутри поразить рыбину, а затем вырезал себя из ее чрева и спасся.

На Хоккайдо, самом северном острове Японии, где зимы бывают суровыми и вырастают огромные сугробы, популярна местная легенда, связанная с топонимом Баккай — «Китовая скала». Когда однажды на берег обрушилось разрушительное цунами, кит-родитель Порофунбэ и его детеныш Понфунбэ старались своими телами защитить мыс и всю территорию вокруг него от набега волны. Рыбины превратились в скалу в форме огромного кита, несущего на спине китенка. Люди поклонялись скале как китовому богу Фунбэкамуи. Айны — народ, в древности населявший всю Японию, а затем переселившийся на север, — называли это место Пакаипе-по-кай-пе («Вещь, которая носит на себе ребенка»). Название мыса Баккай пишется иероглифами 抜海, которые означают «Упущенное морем».

Там же бытуют легенды, основанные на эпизодах из сочинения о многолетней борьбе двух самурайских кланов — «Повести о доме Тайра» (XIV век). Это один из ярких примеров литературных легенд, то есть основанных на эпи­зодах из популярных в Японии сочинений. Например, Минамото-но Ёсицунэ, воин, герой, идеаль­ный самурай, коварно убитый собственным родным братом, во время стран­ствий по Японии в поисках убежища однажды стал соревно­ваться со своим верным слугой Бэнкэем в стрельбе из лука на мысе Тимохито. Бэнкэй послал стрелу далеко, но Ёсицунэ — еще дальше, до побережья Сирануки. Кит, плававший неподалеку, засмеялся и сказал: «Не пугай меня, не запугаешь». Ёсицунэ рассердился и выстрелил в него другой стрелой. Затем, обнаружив на берегу моря раненого кита, выброшенного волной на берег, он стал отрезать от него куски и жарить на вертеле.

Во многих японских деревнях есть старинный обычай не оставлять детей с инвалидностью на волю судьбы; если они остались без родителей, то вся деревня по возможности заботится о них, кормит, одевает и растит. В префектуре Исикава, где до сих пор существует обычай опекать детей всей деревней, рассказывают такую легенду. Когда эти дети умирают, они превра­щаются в китов и уходят далеко в море, но затем возвращаются и выбрасы­ваются на берег, чтобы отблагодарить жителей за заботу на протяжении всей жизни. Рыбаки принимают благодарность и разделывают кита, забирают себе мясо, а ус продают.

В той же местности бытует легенда о том, как в эпоху Токугава супружеская пара спасла выброшенного на берег кита с китенком — их сумели столкнуть обратно в море. Прошло немного времени, и у пары родился долгожданный ребенок, которого назвали Кудзиранами («Китовый вал»).

Утагава Хиросигэ. Китовая охота на островах Гото. 1859 год Library of Congress

В «Собрании легенд острова Итосима» есть красочное предание о китовой норе в префектуре Фукуока, на самом южном японском острове Кюсю, под скалой Кагами-ива («Зеркальная скала»). Однажды в прекрасный весенний день небесные девы, одетые в платья из птичьих перьев, спустились с Равнины Высокого Неба и стали петь сладкозвучными голосами, схожими со звоном колоколов, и танцевать. Чудесные ароматы плыли в воздухе, а девы, забыв­шись, все пели и пели. И тут одна из девушек принялась распевать запретную песню из нижнего мира, и другие девушки в страхе разбежались. Небесная дева, пропев свою песню, мгновенно утратила всю свою божественную силу, а ее платье из перьев превратилось в камень. Она молила небесных богов ками о прощении, но не получила ответа. С горя она бросилась в бушующее море и провалилась в китовую нору, где погибла вместе с китом, обитавшим в глубине пещеры. Спустя тысячи лет следы небесной девы и ее окаменевшее платье из перьев находят на вершине скалы Кагами-ива.

В приморских деревнях, где запрещен китобойный промысел, рассказывают, что люди, которые причинили ущерб деревне, превращаются в китов и уплы­вают далеко в море, чтобы избыть свою вину. Те же жители, что хотят отбла­годарить деревню за благие дела или спасение, тоже превращаются в китов и совершают благой поступок, выбросившись на берег, чтобы жители могли разделить между собой мясо кита.

На западном побережье Японии бытует легенда о двух деревнях, которые годами спорили о границе между поселениями. Однажды на море разыгралась буря, и на берег выбросило огромного кита. Из-за добычи разгорелась жестокая ссора между поселянами двух деревень, которая затянулась до глубокой ночи. Вдруг раздался ужасный рев, земля под ногами и чудовищный кит разло­ми­лись надвое, пошел ливень из пены и крови. Сельчане поняли, что это была воля богов, с тех пор трещина в земле стала границей между деревнями, а люди перестали враждовать. Мыс с тех пор носит название Камиварисаки («Расколо­тый богом»).

Легенда острова Хатэрума рассказывает о происхождении китов. Давно на острове жил безнадежно ленивый человек, он не желал работать на рисовых полях. У него были коровы, они пахали и сажали рис за него. Ленивый человек радовался и гонял коров на поля. Однажды на море неподалеку поднялась огромная волна, но ленивец не сразу ее заметил, поэтому цунами поглотило его, и он утонул. Коровы же не были ленивыми, они плыли и плыли, не останав­ливаясь, хотя остров Хатэрума исчез из виду. Со временем их передние ноги превратились в грудные плавники, задние — в хвостовые, а сами они посте­пенно стали китами. Осенью киты приходят к родному побережью, рассекают волны и мычат, как коровы, в тоске по острову. И все потому, что киты изначально были коровами! Похожие истории рассказывают и на острове Окинава.

Кацусика Хокусай. Китовая охота на островах Гото. Около 1831–1833 годов The Art Institute of Chicago

В префектуре Миэ бытует легенда о том, что в море около Кумано жили набожные киты: отец, мать и китенок. Однажды они собрались посетить знаменитое святилище богини солнца Аматэрасу, расположенное в Исэ. В заливе им встретился рыбак, не поймавший с утра ни одной рыбы. Увидев семью китов, он достал гарпун и хотел запустить его в кита. Мать-китиха взмолилась: «Мы направ­лялись в великое святилище Исэ, вознести моления богине солнца. Пропусти нас, прошу». Но рыбак не стал ее слушать и убил отца и сына. С тех пор рыбаки из деревни Томита никогда не могли поймать ни одной рыбы, селение на берегу моря опустело. Тогда жители деревни устроили поминальную службу по семейству китов и навсегда перестали их ловить. С тех пор зимой, когда киты с детенышами направляются на покло­нение в святилище Исэ, убивать китов было запрещено.

В Токио рассказывали такую легенду. Однажды кит встретил в море корабль, который направлялся к горе Фудзисан. Кит тоже собирался в паломничество на гору, поэтому попросил рыбаков взять его с собой. Но рыбаки не исполнили его просьбу, а стали бросать в него гарпуны. Тогда кит разозлился и проглотил всех рыбаков.

Много существует и преданий о китах, превратившихся в огромные черные камни. Один такой камень находится в святилище Нисиномия. В него превратился раненый кит, который искал дорогу к родному берегу. К этому камню люди приходят вспоминать погибших китов и просить их о милости.

Кит из эскимосской сказки


Фигурка кита со сценой китовой охоты. Аляска, 1830‑60‑е годы The Metropolitan Museum of Art

Дмитрий Опарин:

В 1948 году фольклорист Георгий Меновщиков записал сказку «Нунагмитский кит» от сказителя Ытаина в эскимосском селе Наукан. По воспоминаниям Меновщикова, пожилой охотник был одним из тех «редких рассказчиков, которые искренне верили во все приключения и события, происходящие с героями сказки». Ытаин превращал свои повествования в артистический спектакль, украшал рассказ криками и пением, подражал животным и героям. Сюжет «Нунагмитского кита», с одной стороны, перекликается с другими эскимосскими сказками, а с другой — уникален для эскимосского фольклора, так как кит здесь главный герой.

У человека было две жены: одна рожала детей, а вторая была бездетной. Каждой лунной ночью вторая жена выходила из землянки и песней звала своего тайного мужа-кита. Кит приплывал, она кормила его мясом и поила водой. Тогда из носа кита выходил мужчина, и она спала с ним. Человеческий муж бездетной жены, проследив за ней, убил кита. Но жена успела забере­менеть и родила китеныша, которого кормила своим молоком, а односельчане вырыли ему яму с водой около речки.

В 1981 году этнограф Михаил Членов посетил заброшенное еще в XIX веке поселение Нунак (оно находится поблизости от Наукана), в котором охотники из села Уэлен показывали ему «бассейн», сложенный для нунагмитского кита. Кит рос, жители села пришили к его носу красную метку из шкуры нерпы, которая еще относительно недавно маркировала животных, предназначенных для жертвоприношения. Кита выпустили в открытое море, но он не забывал родной поселок и приводил с собой других китов, которых добывали жители Нунака. Однако завистливые люди из соседнего села Мамрохпак закололи кита, рожденного женщиной. В отместку нунагмитцы убили известного силача-мамрохпагмитца. Жители Мамрохпака не остались в долгу и, прикинувшись моржами, потопили байдары нунагмитцев вместе с их охотниками. Сказка заканчивается миром между двумя селениями. Миф про нунагмитского кита стал основой для документально-анимационного фильма эскимосского режиссера Алексея Вахрушева «Книга моря».

Китобойный промысел был очень важен для жизнеобеспечения арктических прибрежных поселений. Охота на кита всегда была общим делом. Еще до недавнего времени китовые кости использовались для строительства полуземлянок и мясных ям, байдарных сушил и культовых сооружений. Одно из самых впечатляющих мест Чукотки — Китовая аллея (XIV–XVI века нашей эры), ритуальный памятник, состоящий из рядов черепов и нижних челюстей гренландского кита. Китов добывали и продолжают добывать ради мяса и жира. Из сухожилий раньше делали прочные нитки, которые, намокая, разбухали и не пропускали влагу. Ими сшивали одежду и обувь, а также моржовые шкуры, которыми обтягивали каркас байдары.

Еще в середине XX века эскимосы проводили праздник кита — ритуал, знаме­новавший либо приготовление к охоте на морского зверя, либо ее успешное завершение. Главная цель церемонии — накормить кита, поми­риться с добытым зверем и после охоты пригласить его к людям в ярангу или до охоты привлечь к охотникам кита, еще находящегося в море. Для этого конструи­ровался маленький кит, состоявший из разрозненных кусочков туши настоящего кита — от носа до хвоста. Перед охотой «собранного» кита (заготовки предыдущей охоты) кормили на берегу, делали ему специальный маленький мешочек с мясом. После охоты отрезали по кусочку от разных частей туши, клали эти частицы на моржовую шкуру и символически приглашали кита в ярангу, где устраивали ему праздник с танцами и шаманскими ритуалами.

Морское чудовище из «Приключений Пиноккио»


Иллюстрация Карло Чиостри к книге Карло Коллоди «Приключения Пиноккио». Италия, 1902 год Wikimedia Commons

Анна Топорова:
Строго говоря, кит как таковой в итальянской сказке Карло Коллоди «Приключения Пиноккио» отсутствует. Там есть персонаж Pesce-cane. Это слово используется в итальянском языке для общего обозначения акулы; соответственно, в русском переводе мы имеем Акулу. Еще одно определение — «морское чудовище» (mostro marino), отличающееся гигантскими размерами, ненасытно-прожорливое и внушающее смертельный страх. Говорится также, что эта Акула «не раз упоминалась в нашей истории», что придает этому образу масштаб и особую значимость. Его «зоологические» характеристики доста­точно нерелевантные: оно мощно втягивает в себя воду (именно таким образом Пиноккио попал в его чрево) и обладает тремя рядами острых зубов, через которые Пиноккио и его отцу Джузеппе все-таки удается выбраться наружу. Вместе с тем огромные размеры этого животного скорее свойственны киту, самому большому животному на свете; недаром в легендах он держал на себе остров или землю. Но главное, те функции, которое оно выполняет в тексте, позволяют нам соотнести его с китом.

Пиноккио оказывается во чреве «морского чудовища» под самый конец повествования, когда он уже многое претерпел, прошел через многочисленные неприятности (он их подробно перечисляет Джузеппе, также проглоченному китом) и не исправился. И вот теперь ему предстоит самое страшное испы­тание, от исхода которого зависит его судьба, — оставаться ли ему непослуш­ным, своенравным, глупым, ленивым и неблагодарным деревянным чело­вечком или стать настоящим мальчиком. Погружение во мрак, угроза, каза­лось бы, неминуемой смерти, одиночество и страх предстают как настоящая инициация, через которую герой должен пройти и либо погибнуть, либо подняться на новый уровень. Пиноккио удается преодолеть свою несовер­шенную, «деревянную» природу и стать человеком — благодаря пребыванию во чреве китовом, которое можно уподобить преисподней, и, конечно, благодаря помощи Феи, остающейся за кадром, но не оставляющей своего подопечного. Свою функцию волшебного помощника она делит с китом. Несмотря на то что «морское чудовище» старое, слабое, страдает астмой, часто чихает, спит как сурок, оно свою роль выполняет, хоть и пассивно. Последнее испытание преображает Пиноккио; он становится способным думать о других, стремится спасти своего отца, готов принести себя в жертву, раскаивается в том, как он жил раньше, — все это делает его достойным человеческого звания.

Несомненны в тексте и библейские реминисценции — Иона, проведший три дня во чреве кита, как прообраз тридневного Воскресения Христова (Книга пророка Ионы). Пиноккио, освободившись из лона чудовища, становится другим, воскресает к новой жизни, которую можно точнее всего обозначить как христианскую: он трудится не покладая рук, чтобы напоить больного отца молоком, он отказывается купить себе костюм и отдает деньги на лечение Феи, он кается перед убитым им (и воскресшим) Сверчком, он не думает более о себе, всем старается помочь, всем сочувствует, всех благодарит. И такое преображение стало возможным только в результате «погружения в небытие» во чреве китовом.

Кит из «Капитана Врунгеля»


Кадр из мультфильма «Приключения капитана Врунгеля» по повести Андрея Некрасова. Режиссер Давид Черкасский. 1980 год © Киевнаучфильм

Михаил Свердлов:

Кит в «Приключениях капитана Врунгеля» Андрея Некрасова, как и любой другой сюжетный элемент этой книги, становится проводником в празд­ничный мир вздора и несуразицы: он приплывает в мир врунгелевской небывальщины благодаря завиральной гиперболе и действует в нарастающем ритме комической выдумки.

Предпосылкой ассоциативной цепочки, связанной с китами, взята идея научного познания; в силу величины кита и открытие капитана Врунгеля должно быть поистине великим. Все начинается с загадки — конечно, гиперболической:

«И вот видим: на горизонте — подобие плавучей горы. Подходим. Нет, не гора, просто облако тумана. Вдруг из середины его вздымается столб воды, фонтаном падает в море, при этом глухой раскат снова разносится по океану и сотрясает „Беду“ от киля до клотика».

По логике игры на повышение первым ходом должен включиться научно-героический пафос, пародийно напоминающий о битвах с китообразными в романах Жюля Верна — «Путешествии и приключениях капитана Гаттераса» и «Двадцати тысячах лье под водой»:

«Страшновато стало, но любопытство и стремление обогатить науку разгадкой непонятного явления победили во мне чувство осторожности. Я встал в руль и ввел судно в туман».

Следующим ходом градус врунгелевского вранья доходит до точки кипения:

«Иду, смотрю — сосульки с бортов начинают падать, да и так заметно значительное потепление. Сунул руку за борт — вода только что не кипит. А перед носом в тумане вырисовывается нечто огромное, вроде сундука, и вдруг этот сундук — апчхи!
Ну, тогда я все понял: кашалот, понимаете, зашел из Тихого океана, простудился во льдах Южного полюса, подхватил грипп, лежит тут и чихает. А раз так, неудивительно и нагревание воды: заболевания простудного характера обычно сопровождаются повышенной температурой».

Здесь реализованы и доведены до предела самые наивные ассоциации: кашалот зашел из северных в южные моря — значит, простудился, простудился — значит, у него повысилась температура, повысилась температура — значит, поэтому вокруг чудовища кипит вода. Но восходящая линия гротеска требует еще большего, требует третьего, решающего хода. Кульминацией нагнетания нелепиц становится апофеоз с аспирином:

«Можно бы загарпунить этого кашалота, но неудобно пользоваться болезненным состоянием животного. Не в моих это принципах. Напротив, я взял на лопату хорошую порцию аспирина, нацелился и только хотел сунуть ему в пасть, вдруг, понимаете, налетел ветерок, подкатила волна. Ну и, знаете, промахнулся, не попал. Аспирин рассыпался и вместо рта да в дыхало — в ноздри, так сказать.
Кашалот вздохнул, замер на секунду, зажмурил глаза — и вдруг опять как чихнет, да прямо на нас.
Ну уж чихнул так чихнул! Яхта взвилась под самые облака, потом пошла на снижение, перешла в штопор, и вдруг… хлоп!
От удара я потерял сознание, а когда очнулся, смотрю — „Беда“ лежит на боку, на палубе огромного корабля».

Амплитуда переворачиваний и сдвигов (врачебная этика и медицинская ошибка в китовом масштабе) на пике приводит к взрывной перипетии, новому витку чепуховой авантюры. Введение в сюжет кашалота дает очередной всплеск прекрасной галиматьи и завершается очередным рекордом вранья (лопата аспирина — чихание кита — перенесение по воздуху на палубу «огромного корабля»). Китовая история Врунгеля как будто должна перебить своей несообразностью второе морское приключение барона Мюнхгаузена с китом длиной «по меньшей мере полмили». Но у героя Распе были всего лишь обычные преувеличения:

«Чудовище было весьма рассержено тем, что мы осмелились его обеспокоить, и ударом своего хвоста не только сорвало часть обшивки, но и проломило верхнюю палубу. Одновременно кит ухватил зубами главный якорь, который, как полагается, бы намотан на руль, и протащил наш корабль по меньшей мере миль шестьдесят…» 

У Некрасова же — настоящее выстраивание логики абсурда, ударная цепочка ассоциативно-метонимических сдвигов — от кипения воды вокруг кашалота до полета яхты по воздуху.

Но и это еще не все. Некрасов, который всегда стремится отработать прием до конца, выводит китовую тему на второй круг завирания, тоже в три хода. Задача автора, как ни странно это в 1937–1939 годах, — довести в игре с китом до полной галиматьи саму политическую сатиру. Первый ход — представить военный альянс «Ось Рим — Берлин — Токио» как международный комитет по защите китов (конвенция, ограничивающая китобойный промысел, действительно была подписана в 1831 году). Так Некрасовым отыгрывается сатирический штамп «лицемерие врага». Второй ход обращает сатиру в стихию вранья; комитетчики с говорящими именами Кусаки и Грабентруп видят лучший способ защиты китов в уничтожении китов:

«Наша общая цель, — сказал он [адмирал Кусаки], — охрана кито­образных от вымирания. Какие же средства есть у нас для достижения этой благородной цели? Вы все прекрасно знаете, господа, что единственным действенным средством является уничтожение китообразных, ибо с уничтожением их некому будет и вымирать».

Третий ход перенапрягает сатирическое вранье до степени издевательства.

«…Кашалот, — говорит Грабентруп, — в отличие от прочих китообразных, обладает черепом удлиненного строения. Таким образом, оскорбив кашалота, этот Врунгель оскорбил всю арийскую расу. Так что же вы думаете, господа, арийцы потерпят это?»

Китовая топика обнажает основные принципы врунгелевской поэтики. В этой детской повести не взрослые смыслы разжевываются для детей, а, напротив, детская «легкость в мыслях необыкновенная» захватывает мир взрослых. Что происходит со взрослым миром в повести? Он оказывается решительно смещенным по ту сторону серьезного, в область комических мнимостей; положительные величины взрослых здесь каждый раз оборачиваются смеховыми минус-величинами. Все ценности в «Приключениях» затягиваются в стихию абсолютного комизма без какой-либо возможности разрешения в серьезности.

Следствие этого избавления от всякой «нагрузки» — нелинейность вранья в некрасовской повести, отказ от его прямой, полезной направленности и — в результате — его «беззаконная» вездесущесть. «Врунгель врет, значит, все можно, — возмущался один из первых рецензентов книги. — Какой тут отбор, какая селекция! Дозволено решительно все, найдена золотая жила, можно ее разрабатывать без ограничений».

Вот именно — «без ограничений»: стихия вранья расширяющимися волновыми кругами распространяется по врунге­левскому взрослому миру, захватывая и заражая самые разные ценности и смыслы; с чем ни столкнется яхта «Беда», плавая по свету, то сразу же становится по ту сторону допустимого — явно или скрыто. «Все можно», «дозволено решительно все» — такова реакция критика на стирание границы между достоверностью и небывальщиной, уравнивание правдоподобного и лживо-несообразного, превращение всякой идеи в смеховой фантом.

Сюжетная среда, рассекаемая яхтой, податлива и пластична, повинуясь любому извлекаемому писателем чиху или хлопу. Некрасов играет с вещами, представ­лениями, категориями: его приемы — переворачивание, подбрасывание, парадоксальное использование, превращение. Автору, как и ребенку, никогда не надоедает тасовать свойства вещей и явлений, в том числе и китов, комбинируя их самым неожиданным образом.

За счет этой отчаянной легкости игры Некрасову чудом удалось в столь неблагоприятной для авторской свободы ситуации 1937–1939 годов реализовать именно то, что так увлекало молодого Шкловского, — «пережить делание вещи». В окружении литературной мертвечины конца 30-х годов вещи вдруг ожили на скромном островке «Врунгеля» с пропивающими мимо китами — отстраненные ничем не сдерживаемой игрой и смехом.

Кит из «Моби Дика»


Охота на кашалотов. 1839 год The New York Public Library

Татьяна Венедиктова:
Летом 1841 года во время плавания на китобойце «Акушнет» молодой матрос Герман Мелвилл свел знакомство с Уильямом Чейзом, тоже матросом, и позаимствовал у него книжку, написанную по следам ужасной катастрофы. В ноябре 1820 года китобоец «Эссекс», где отец Уильяма Оуэн Чейз был старшим помощником, вел промысел вблизи побережья Чили и оказался атакован огромным белым кашалотом (ему дали прозвище Моча Дик по названию близлежащего острова — Моча). Корабль погиб, выжить удалось лишь единицам из членов команды. «Чтение этой чудесной истории в без­брежном море и близко к самой широте кораблекрушения произвело на меня удивительное впечатление», — вспоминал Мелвилл. Зерно трагического сюжета проросло в роман «Моби Дик, или Белый кит» (1851). Из его 135 глав 17 посвящены непосредственно китам, но и в остальных они тоже встречаются. Место действия — китобоец «Пекод», совершающий кругосветное плавание под началом старого капитана Ахава, повествователь — матрос Измаил, любозна­тельный, философствующий, склонный к иронии и тем, безусловно, родствен­ный автору.

Кит занимает воображение Измаила — и разве его одного? Огромное морское животное издревле предмет мифотворчества: в клуб почетных китобоев Измаил зачисляет Персея и святого Георгия, Геркулеса, библейского Иону и Вишну. Изображений китов в истории много, но большей частью они фантастичны: «Живые левиафаны никогда еще не служили натурщиками», а приближение к киту — немалый риск. Измаил из тех, кто рискнул прибли­зиться, тем не менее сообщаемые им сведения о китах далеко не всегда надежны. Скорее курьезно, например, утверждение, что «кит — это рыба, пускающая фонтаны и обладающая горизонтальной лопастью хвоста», и неверно, что спермацетовый кит — самый крупный из всех существующих. Но мелвилловский рассказчик не очень озабочен точностью фактов: приглашая нас думать о жизни «через» кита, он множит метафоры, не стесняется дерзких преувеличений и сам над собой подсмеивается: «Как же в таком случае будет со мной, пишущем о самом Левиафане? Мой почерк сам собой расплывается огромными плакатными буквами. <...> Для того чтобы создать большую книгу, надо выбрать большую тему».

Кит приплыл в роман из книги и сам ассоциируется с книгой. В главе 32 «Цетология» киты классифицируются по размеру, как тома в библиотеке: in folio, in octavo, in duodecimo. Но какой том ни открой, столкнешься с зага­дочными иероглифами вроде тех, что чудятся в пересечениях линий, полос и морщинок на поверхности тела живого кита. «…Может ли малограмотный Измаил прочесть инфернальные халдейские письмена на челе кашалота? <…> Прочтите сами, если сумеете».

Кит таинствен, но притом и родствен человеку. Приглядитесь, советует Измаил: боковой плавник кита «почти точно соответствует скелету челове­ческой руки», а изощренной жестикуляции, на какую способен хвост, «не постыдилась бы и человеческая рука». Как человек, кит боится и любит, страдает и гневается, сочувствует и заботится о потомстве. Убийство кита человеком — охотничий подвиг, но также и кровавая драма. Ужин Стабба, который угощается китовьим бифштексом, Измаил шутливо сравнивает с пиром каннибала, и в шутке сквозит горечь. И так же шутливо, но горько звучит предположение: не исключено, что срок существования китовьего и людского рода меряется одной мерой — кит «будет в конце концов полностью истреблен по всем морям и океанам, и последний кит, как и последний человек, выкурит последнюю трубку и сам испарится с ее последним дымком».

Кит неподражаем, но человек мог бы многому у него поучиться, если не в прямом, то в переносном смысле. Например, ценности «попоны» (жирового слоя), которой укутан кит, — она охраняет искру жизни даже в смертно-холодных широтах: «О человек! Дивись и старайся уподобиться киту! Храни и ты свое тепло среди льдов. Живи и ты в этом мире, оставаясь не от мира сего, как и он». И особое устройство китовьих органов чувств — предмет размышлений в романе. О чем говорит тот удивительный факт, что глаз у огромного кита крошечный, а ухо меньше заячьего? О том, что зоркость и чуткость не зависят от размеров органа восприятия. «Для чего же тогда вы стремитесь иметь „широкий“ ум? Пусть лучше он будет тонким». Но особенно интересна Измаилу способность кита видеть «надвое» по причине особого расположения глаз. «…Неужели же мозг его настолько вместительнее, разностороннее и тоньше, чем человеческий, что он в одно и то же время может тщательно рассматривать два отдельных предмета, один с одного бока, а другой — с другого?» Наконец, кит и дышит иначе, чем человек, и потому способен досягать глубин физических и метафизических — всплывая же, он предъявляет миру непостижимую загадку фонтана: над головой кита вздымается балдахин белого пара, который нередко украшен сиянием радуги, — на взгляд Измаила, это аналог глубокомыслия и его лучших плодов — интуитивных прозрений.

Прекрасным, едва ли не божественным видится в финале белый кашалот Моби Дик, уплывающий от упорно преследующего его «Пекода». «С радостной легкостью — с ленивой мощью покоя в молниеносном движении» он скользит по темно-синим волнам — величественный, как сама природа, и непостижи­мый, как она, пряча за безмятежностью грозную силу и равно­душную жестокость. Именно эта непостижимость — не столько кита, сколько жизни вообще — сводит с ума капитана Ахава, чьей волей направляется корабль. Он готов мстить киту — не только за собственное увечье, но и за все страдания, унижения, несправедливости, испытанные «родом человеческим со времен Адама». История мести кончается трагически: корабль гибнет, унося в пучину всех, кроме единственного матроса, а Моби Дик уплывает прочь, символизируя то ли и впрямь мировое зло, то ли воздаяние человеку за бездумье, безумие и гордыню. А может быть, он ничего не симво­лизирует: просто живое чудо природы, поражающее воображение.


«Кит и кот» Бориса Заходера


Обложка книги Бориса Заходера «Кит и кот». Москва, 1982 год © Издательство «Детская литература»

Лев Оборин:

У противопоставления кита и кота в русской литературе есть неприятная предыстория — эпизод в «Белой гвардии» Булгакова, где Турбин нападает на украинский язык: «Так вот спрашиваю, как по-украински „кот“? Он отвечает „кит“. Спрашиваю: „А как кит“?» Эта предыстория нас тут не интересует — но, возможно, именно языковая игра с украинским «кіт» и русским «кит» натолкнула Бориса Заходера на создание одного из самых известных своих стихотворений.

КОТ — огромный, просто страшный!
КИТ был маленький, домашний.
КИТ мяукал.
КОТ пыхтел.
КИТ купаться не хотел.
Как огня воды боялся.
КОТ всегда над ним смеялся!

В первых же строках поэт предупреждает: «В этой сказке нет порядка…» К такому же выводу в конце сказки приходят ее многочисленные действующие лица, пытающиеся разгадать секрет главных героев — кита и кота (среди этих отгадчиков — «академик по китам» и «академик по котам»):

В этой сказке нет порядка,
В ней ошибка, опечатка:
Кто-то против всяких правил
В сказке буквы переставил,
Переправил «КИТ» на «КОТ»,
«КОТ» на «КИТ», наоборот!

Ответ на вопрос «Что случилось?» дан, но нет ответа на главный детективный вопрос «Whodunit?», то есть «Кто это сделал?» Нам-то ясно, что загадочный «кто-то» — сам автор, следовавший завету своего любимого Гёте:

Стихотворство — озорство,
Дерзость, вольность, грех!
Вероятно, оттого
Мы счастливей всех!

Но и Гёте в своем фантасмагорическом озорстве опирался на народную смеховую культуру. А одна из основ этой культуры — гротескное, карнавальное переворачивание, казалось бы, очевидных вещей с ног на голову.

В книге «От двух до пяти» Корней Чуковский отмечал, что маленьким детям особенно нравятся «лепые нелепицы», «нескладухи» — стихи, в которых меняются местами животные, предметы, вообще субъекты и объекты. В русском фольклоре для детей такого очень много: «Ехала деревня / Мимо мужика, / Глядь — из-под собаки / Лают ворота…», «Еще где же это видано, / Еще где же это слыхано, / Чтобы курочка бычка родила, / Поросеночек яичко снес…» Такая путаница, позволяющая ребенку самому сделать нужный вывод, в изобилии встречается у самого Чуковского:

Жабы по небу летают,
Рыбы по полю гуляют,
Мыши кошку изловили,
В мышеловку посадили.

Именно эти строки вызвали возмущение у читателя, написавшего Чуковскому гневное письмо: «Стыдно, т. Чуковский, забивать головы наших ребят всякими путаницами вроде того, что на деревьях растут башмаки». Это письмо встраивалось в контекст «борьбы с чуковщиной», когда сказки Чуковского объявлялись вредными и изымались из печати.

«Кит и кот» Заходера, во многом наследующего Чуковскому, был написан в иную эпоху: сказка появилась в печати в оттепельном 1963 году — вероятно, в это время советские педагоги уже были готовы позволить ребенку опередить недогадливых академиков по китам и по котам. Ну а образ Кита, который ест сметану из блюдца и откликается на «кис-кис», — прекрасный пример карнавального переворачивания, вполне оттепельный опыт умаления Левиафана.
Источник: arzamas.academy
Поделись
с друзьями!
184
2
5
7 дней

25 вещей о Чингисхане, которых мы не знали

Все мы знаем, что Чингисхан был великим завоевателем, но далеко не все факты его биографии известны широкой публике. Вот некоторые из них.


1. Сгусток крови в руке при рождении — признак величия


По легенде, Чингисхан родился, держа сгусток крови в кулаке, что предсказало ему судьбу великого правителя.

2. Примерно так выглядел Чингисхан


Он был высокий, рыжеволосый, с зелеными глазами и носил длинную бороду.


3. Чингисхан на 50% европеец, на 50% — азиат


Такая необычная внешность была обусловлена уникальным смешением азиатских и европейских генов.

4. Монголия стремительно расширяла свои территории


Чингисхан создал Монгольскую империю, объединив разрозненные племена на территории от Китая до России.


5. Монгольская империя вошла в историю


Его империя стала крупнейшим объединенным государством в истории. Она простиралась на территории от Тихого океана до Восточной Европы.

6. Чингисхан оставил огромное потомство


Чингисхан считал, что чем больше у человека потомства, тем он значительней. В его гареме насчитывалось несколько тысяч женщин, и многие из них родили от него детей.


7. Около 8% азиатских мужчин — потомки Чингисхана


Генетические исследования показали, что примерно у 8% азиатских мужчин в Y-хромосомах присутствуют гены Чингисхана вследствие его сексуальных подвигов.

8. Монгольская армия не жалела никого


Некоторые из походов Чингисхана заканчивались полным уничтожением всего населения или племени, даже женщин и детей.


9. На совести Чингисхана смерти 40 миллионов человек


Согласно исследованиям отдельных ученых, Чингисхан виновен в смерти более 40 миллионов человек.

10. Никто не знает, где могила Чингисхана


По некоторым данным, могила Чингисхана затоплена рекой. Предположительно, он потребовал, чтобы его могила была затоплена рекой, дабы никто не смог потревожить ее.


12. Темучин — настоящее имя Чингисхана


При рождении его назвали Темучин — это было имя военачальника, которого победил его отец.

13. Чингисхана с малых лет считали бессердечным


В 10 лет он убил одного из своих братьев, борясь за добычу, которую они вместе принесли с охоты.


14. Известно, что Чингисхан был в плену


В 15 лет Чингисхан попал в плен и бежал, что впоследствии принесло ему признание.

15. Будущую жену ему выбрали в 9 лет


Ему было девять, когда он встретил свою будущую жену Бортэ. Невесту выбрал его отец.

16. В 16 лет Чингисхан женился


Они поженились в 16 лет, скрепив таким образом объединение двух племен.


17. Чингисхан и императрица Бортэ


Хотя у Чингисхана было множество наложниц, императрицей по-прежнему оставалась Бортэ.

18. Чингисхан не любил, когда у него воруют


Когда его жену похитило одно из племен, Чингисхан пришел в ярость и начал истреблять своих врагов.

19. Народы понимали величие орды и отдавали дань


Многие народы присягнули Темучину, и он стал их правителем, или ханом. Тогда же он изменил свое имя на Чингиз, что означает «правый».


20. Войско Чингисхана расширялось за счет пленных


Он пополнял ряды своего войска пленниками из завоеванных им племен, и таким образом его армия росла.

21. Чингисхан придерживался правила «На войне все методы хороши»


Чингисхан пользовался многочисленными «грязными» методами, не чурался шпионажа и выстраивал хитрую военную тактику.

22. Чингисхан жестоко мстил за своих приближенных


Когда персы обезглавили монгольского посла, Чингиз пришел в ярость и уничтожил 90% их народа.


23. Иранцы до сих пор видят Чингисхана в страшных снах


По некоторым оценкам, население Ирана (бывшей Персии) до 1900-х годов не могло достигнуть домонгольского уровня.

24. При желании Чингисхан не оставлял от захваченной земли ни пылинки


Некоторые историки называют Чингисхана отцом «выжженой земли», то есть таких военных технологий, которые могут уничтожить практически любой след цивилизации.

25. Чингисхан убивал всех, кто не хотел покоряться


Если какой-либо город не желал подчиняться власти великого хана, он вырезал всех его жителей.

Чингисхан оставил после себя огромное наследие, изменившее ход мировой истории. Он не только создал крупнейшую империю своего времени, но и внедрил законы, способствовавшие торговле, дипломатии и религиозной терпимости. Его жёсткие, но эффективные методы правления привели к расцвету монгольской державы, а его военные стратегии до сих пор изучаются. Несмотря на его жестокость, влияние Чингисхана ощущается даже спустя века.
Источник: bigpicture.ru
Поделись
с друзьями!
617
25
33
7 дней
Уважаемый посетитель!

Показ рекламы - единственный способ получения дохода проектом EmoSurf.

Наш сайт не перегружен рекламными блоками (у нас их отрисовывается всего 2 в мобильной версии и 3 в настольной).

Мы очень Вас просим внести наш сайт в белый список вашего блокировщика рекламы, это позволит проекту существовать дальше и дарить вам интересный, познавательный и развлекательный контент!