Трогательная сказка-притча про доброту и душевность.

- Бабоньки, слышали? К Никитичне, говорят, внука привезли!
- Да нешто у неё внук есть? Откуда?
- Дык, Светкин, поди!
- Какой Светкин? Она сколь разов приезжала, всегда одна.
- А велик ли мальчонка?
- Да годков девять на вид.
- Вот чудеса!

Бабы, стоя на крыльце сельпо, обсуждали самую свежую на этой неделе новость. К Евдокии Никитичне Горловой приехал внук. Большенький уже. Чего ж раньше не приезжал? Других-то, вон, каждое лето привозят. А у Никитичны и не знал никто, что он имеется.

И потянулись соседки к домику с синим забором: кто за солью, кто сказать, что ситец в сельпо завезли, а кто просто, мимо пройти, вроде, как по делу. Но Евдокия быстро эти хождения пресекла:

- Чего слетелись, как сороки? Эка невидаль, гость приехал. Нечего здесь высматривать.
Обиделись бабы, засудачили с новой силой.
- Ишь, как заговорила. Ну, приди она ко мне ещё за чем-нибудь.
- Стыдится показывать. Мальчонка, говорят, блаженный, дурачок.
- Да ты что?
- А то. Чего ты думаешь, они его столько лет прятали.

Шушукались, а сами, нет нет, да и поглядывали на Никитичны двор.

- Бабушка Дуня, а Бог есть?
- Есть, Никитка, как не быть.
- А он всем-всем помогает?
- Добрым помогает, а злым нет.
- Бабушка Дуня, а я добрый?
- Добрый, внучек.
- Значит, Бог и мне помогать станет?
- Не оставит тебя своей милостью.
- Бабушка, а "милость" - это от слова "милый"?
- Да, Никитушка, поди займись чем-нибудь.
- Бабушка Дуня, я порисую?
- Порисуй, дитёнок, порисуй.

Невысокий светленький мальчик достал альбом, налил воды в старую чашку с отбитой ручкой, и дотронулся кисточкой до бумаги.

"Господи, славный какой!" - Думала она, глядя с нежностью на тонкую шейку и давно нестриженные прядки волос. - "Неужели и мне на старости лет утешение..."

Она тайком перекрестилась на темную икону в углу.

Дочь Светлана росла у Евдокии своевольной, в непутёвую и скандальную мужчину родню. Сама Дуня ни за что бы не пошла замуж за Петра, но покойный отец настоял на этом браке. И Дуняша, как покорная дочь, перечить не стала. Пётр был хозяином справным, но отличался нравом крутым и неспокойным. Мог на жену руку поднять, на посиделках за словом в карман не лез, вспыхивал, как спичка от любого, показавшегося обидным, слова. И умер не своей смертью, убили как-то его, бунтаря, в пьяной драке.

Осталась Евдокия со Светочкой. Дочь росла гордой, неласковой. После восьмого класса уехала в город, в техникум. Да так и осталась там. Несколько раз приезжала в деревню к матери. Всегда одна. От материных вопросов отмахивалась, о себе не рассказывала, в гости не приглашала.

А тут, намедни, привезла в дом мальчонку, тихонького, улыбчивого. Говорит, сын. Евдокия Никитична так и села.

Оказалось, дочь в городе замуж вышла, родила мальчика. А сынишка какой-то не такой оказался, врачи постановили. Светлана, не долго думая, от него и отказалась. Только отец мальчика с таким её решением не согласился. Никитку себе забрал, и все годы сам растил. С дочерью не разводился, чтоб проблем не было, но вместе не жили. Света - своей жизнью, муж с сыном - своей.

Но случилась беда: отец мальчика кого-то там на машине случайно сбил и получил реальный срок - три года. Пришлось Светлане Никитку забирать. Только не нужен он ей, был и есть. Привезла матери: если, мол, и той не ко двору придётся, надо в интернат определять.

А Евдокия Никитична, как увидела эти глаза васильковые, да льняные мягкие волосики, сказала дочери: "Ты куда хочешь езжай, а внука - не отдам!" И Никитка сразу к ней потянулся. "Бабушка Дуня", да "бабушка Дуня". А ей на сердце тепло. Никто ведь раньше так не называл.

Никита тем временем закончил рисунок. Глянула Евдокия и невольно залюбовалась: солнце жёлтое, небо синее, а по небу ангел летит, с васильковыми глазами.

- Бабушка Дуня, тебе нравится?
- Нравится. Молодец ты, Никитушка. Славную картинку нарисовал.
- Папа говорит, что я когда вырасту, стану художником.
- А ты сам как хочешь?
- Я не знаю пока. Я, бабушка Дуня, хочу так сделать, чтобы все люди добрыми были. А такая работа разве есть?
- На любой работе, внучек, человек может так трудится, чтобы людям было лучше жить.
Никита задумался.

Помаленьку привык внук к жизни у бабушки. Да и Евдокия меньше тревожиться стала. Малец послушный, разумный. Что ж с того, что рассуждает не так, как другие дети. Вырастет, научится. Она уж и к учительнице сбегала. У себя-то Никитка в школу не ходил, с учителями занимался, что на дом приходили.

Арина Евгеньевна знания у Никиты проверила, по голове погладила.

- Могу я, Евдокия Никитична, с вашим внуком и дома заниматься. А только пусть он в сентябре в школу приходит. Учеников у нас мало, не как в городе, справимся.

Как узнал мальчик, что с другими детьми учиться будет, обрадовался. Бросился к учительнице, обнял:

- Вам Бог обязательно поможет! Бабушка говорит, что он добрым помогает. А вы очень добрая!
- Откуда ж ты знаешь, Никита? Ты же меня первый раз видишь.
- Я просто вижу. А хотите, я вас нарисую?
- Очень хочу! - Улыбнулась учительница.

И ведь нарисовал. Бабушка так и ахнула: вроде, и не то чтобы похоже, а только глянешь, и сразу понятно, кто на портрете. Видно, что Арина Евгеньевна, но только другая какая-то.
- Как же это, Никитушка, у тебя выходит?
- А это, бабушка Дуня, душа у учительницы такая. Я её так увидел. Можно мне отнести рисунок?
- Иди, миленький.

Учительница долго на портрет смотрела, похвалила Никиту, а когда он домой побежал, покачала головой вслед:
- Трудно тебе будет в этом мире, мальчик.

По разному относились к Евдокииному внуку в селе. Кто незлобиво смотрел, а кто и пальцем у виска крутил, когда мальчонка не видел. Непривычным казался он местным, не таким, как другие.

Рубили у Силантьевых кур к свадьбе, так он хозяйке прямехонько под топор бросился. "Не надо, тётенька!" - Кричит. - "Живые они!" А как увидел, что одна из хохлаток без головы через двор побежала, так и вовсе чуть чувств не лишился.

А то сосед Евдокиин после очередной попойки, разбушевавшись, пошёл на жену с поленом. Мальчонка через дырку в заборе во двор пролез, вцепился в громадного мужика:

"Дядя, людей нельзя бить!" Тот, хоть и пьяный, опешил, полено опустил, да не рассчитал, задел Никитку по плечу. На следующий день плечо опухло, посинело. Евдокия тряпочки в отваре смачивала, да прикладывала мальчишке. Сосед, протрезвев, виниться пришёл. Простил его Никита. Посмотрел своими ясными глазами:

- Дядя, вы ведь хороший! Только не деритесь больше. А то, когда у вас сыночек родится, он с вас пример брать будет.
- Какой сыночек? - Мужик аж поперхнулся. - Ну, Никитична, и пацан у тебя.
А вечером прибежал, поманил Евдокию в сени:
- Значит, тебе Машка сказала, что ребёнка ждёт?
- Ты о чём, Иван?
- Мальчишка твой утром про сына говорил.
- Да мало ли, что малой сказать может.
- Да в том-то и дело, что, по всем статьям, быть мне отцом. Только она сама ещё точно не знает, анализы сдать надо. - Иван изумлённо смотрел на женщину. - Ну, соседка, и внучок у тебя.

Так и повелось, где какая ругань или беда, Никитка тут как тут. Смотрит, улыбается, что с него взять, блаженный.

Только больше косились взрослые. А задиристые деревенские ребятишки, на удивление, не дразнили. Едва начиналась среди них ссора, появлялся Никита. Обиженного пожалеет, врагов помирит, игру для всех придумает. Интересно с ним ребятам. Даром, что странный.

"Миротворец ты наш!" - сказала как-то учительница Арина Евгеньевна, погладив Никитку по голове.
А когда в школу пошёл, так и вовсе все ахнули. Может, в математике мальчик не очень силён оказался, зато в рассказах ему равных не было. Любой урок мог так ответить, что ребята забывали крутиться и, открыв рты, слушали нового ученика.

- Ты, Никитушка, может, писателем у нас станешь? - Смеётся Евдокия Никитична.
- Не знаю, бабушка Дуня. - Пожимает плечами внук. - Я не решил пока.

Шёл раз Никита из школы через мост. Смотрит, внизу, в полынье, барахтается кто-то. Пригляделся. Ефимка! Цепляется руками за тонкий лёд, а тот крошится. Кинулся на помощь.

- Не подходи, Никитка, провалишься! - Кричит Ефим. - Беги за старшими.

Хотел Никитка послушаться, да видит, сил у Ефима совсем уже нет. Пока за помощью добежит, пока обратно, утонет друг. Сбросил мальчик курточку, размотал шарф и пополз. Лёд трещит - Никита ползёт, вода ледяная кожу обжигает - ползёт Никита, шарф впереди себя протягивает.

- Держись, Ефимка!

Ухватился товарищ за шарф. Тянет его Никита, обратно двинулся. Не выдержал лёд, и вот уже оба барахтаются в стылой воде, держат друг друга, как могут. Заметили их мужики с берега, вытащили обоих. Схватили в охапку и по домам разнесли.

Увидела Евдокия внука, руки затряслись. Давай быстрее согревать его, травами отпаивать. Не помогло. Заболел Никитка. Мечется в бреду, горит весь. Евдокия на икону в углу крестится. Слышит слабый голосок с кровати:
- Бабушка Дуня, не плачь. Ты же сама говорила, что добрым людям Бог помогает. Вот он нам с Ефимкой помог не утонуть.

А Ефимка тем временем, под окном ходит. Жалко ему Никиту. Переживает, что из-за него всё произошло. Мать дома наподдала, да разве от этого легче.

Не помогли мальчику бабушкины травы. Пришлось в больницу в город везти. Долго болел Никитка. Евдокия Никитична все глаза проплакала. Посмотрит на рисунки, по стенам развешанные, и в слёзы. Учительница Арина Евгеньевна тоже свой портрет рассматривала, рукой гладила. А потом предложила ребятам письма Никите написать. Ох, и старались. Кто писал, кто рисовал, кто поделку клеил.

И ещё один сюрприз для мальчика берегла бабушка: письмо от отца. Он и Евдокии Никитичне написал. Что живёт в поселении, будет очень стараться освободиться досрочно и приехать к ним.

Узнав, что Евдокия к внуку собирается, потянулись в дом и соседи. Гостинцы понесли. "Нельзя в больницу-то столько." - Отказывалась она. А люди идут и идут...

* * * * *

- Бабоньки, слышали? К Никитичне внучок вернулся!
- Да ты что! Слава тебе, Господи, выздоровел!
- Вернулся наш миротворец!
- Ой, Маш, здравствуй! Рожать-то когда тебе?
- Да к весне. Врачи сказали, сын у нас с Иваном будет!
- Ну, дай Бог! Дай Бог!

- Бабушка Дуня! Знаешь, я понял. Неважно, кем будешь, когда вырастешь. Просто надо быть добрым да? И тогда всё-всё получится!

Никитка смотрел на бабушку своими васильковыми глазами, а на картинке, прикрепленной к старой бревенчатой стене, летел по синему небу маленький ангел.

© Марина Пивоварова-Гресс

- У вас очень неразвитый мальчик. И неспособный. - Ольга Ивановна выговаривала Асе все свои претензии относительно Димкиного развития с таким видом, что той хотелось провалиться сквозь землю. А Димка стоял рядом и улыбался. Улыбался светло и радостно. Он был рад тому, что Ася пришла за ним сегодня пораньше.

- Одевайся. - Попросила она.

- Ага. - Кивнул сын и надел ботинки не на ту ногу.

- Ну, вот. Надо ли ещё что-то говорить. - Ольга Ивановна покачала головой и удалилась в группу.

- Дим. - Ася кивнула на ботинки. Он засмеялся и надел их правильно.

- А по-другому было веселее. - Димка вздохнул.

- Носами в разные стороны. Я был словно Чарли Чаплин.

- Ты почему отказался делать аппликацию вместе со всеми? Ольга Ивановна говорит просидел всё занятие над чистым листом.

- Ножницы оказались тупые, и вырезал я как-то плохо. А лист был такой чистый, красивый. Мне жалко было портить. Мама, хочешь дома вместе посмотрим, какой красивый белый лист? Ася вздохнула. Роды были трудными.

- У него поражение мозга. - Говорили ей врачи. - Он может никогда не заговорить и вообще остаться овощем.

Она плакала, и от безысходности читала сыну стихи Ахматовой и Сельвинского вперемешку с четверостишиями Маршака и Барто, включала на телефоне Шуберта и Чайковского. В семь месяцев он ещё плохо держал голову, а в одиннадцать вдруг пошёл. В три года сам читал детские книжки с крупными буквами. В песочнице Димка отходил в сторону от других детей. Бесцельно копал песок в то время, как остальные малыши лепили куличики.

- Ты покажи ему, как надо. - Учили Асю сердобольные мамы и бабушки.

Димка послушно переворачивал формочки, но тут же откладывал их в сторону.

- На какой глубине должен быть подземный ход, чтобы дорога над ним не провалилась? - Спрашивал он Асю, зарываясь в мокрый песок маленькой ручкой. Ася не знала.

- Отдай его в садик. - Говорили все. - Ему надо социализироваться.

Социализироваться у Димки получалось плохо. Когда дети носились по игровой, он стоял у окна.

- Дима иди поиграй с детками. - Ласково говорила ему нянечка.

- Там дождик ходит по лужам. - Отвечал он ей, показывая пальчиком на круги от капель. Это его следы. У дождика много ножек, больше даже чем у сороконожки.

- Самсонов, почему у твоего кота глаза ниже, чем нос? - Требовательно вопрошала Ольга Ивановна, показывая ему образец поделки.

- У него плохое настроение. - Объяснял Димка. - Ему грустно, и в душе всё перевёрнуто.

- Ваш сын не способен выполнять элементарные действия, которые в его возрасте все дети выполняют легко. Он даже ложку держать толком не умеет! Кормить его что ли?

- Дима, - глядя, как ловко сын управляется с ножом и вилкой, удивлялась Ася - в садике говорят, что ты не умеешь держать ложку.

- Я подумал, - сын опустил глаза - если все решат, что я не умею, то не придётся есть этот противный суп. Мама, он был такой невкусный, если бы ты только могла себе представить.

- Дядя, вы неправильно сыграли. - Димка подбежал к игравшему на скрипке в парке мужчине. Ася не успела удержать сына.

- Неправильно? - Музыкант опустил инструмент.

- Можешь объяснить, почему?

- Там дальше музыка бежит вверх по ступенькам. - Мальчик вытянул руку вверх. - А у вас она как будто сначала прямо, потом немножко вверх, а потом прыгает вниз. Это неправильно.

- А ты разве знаешь эту мелодию?

- Знаю. Мама мне включает.

- А что такое импровизация знаешь?

- Нет.

- Это когда во что-то хорошо знакомое человек вносит своё, меняет привычное. Понимаешь?

- Понимаю. - Кивнул Димка. - Вы сделали импровизацию. Незнакомое слово он выговорил с трудом и сам засмеялся над своей неловкостью. Улыбнулся и мужчина.

- Мама, можно я поиграю? - Мальчик показал на кучу рыжих осенних листьев.

- Поиграй. - Согласилась Ася. И обратилась к музыканту.

- Вы простите его. Обычно он так себя не ведёт.

- За что я должен прощать вашего мальчика? - Изумился тот.

- Он занимается музыкой? В музыкальной школе? Или с преподавателем?

- Нет. - Покачала головой Ася.

- Мы никогда об этом не думали. Да и мал он ещё.

- Но у малыша абсолютный слух. Это надо развивать как можно раньше. Он может достичь многого. В Японии, например, сейчас практикуют обучение с двух лет, представляете. Так что к пяти годам ребёнок уже способен сыграть на скрипке собственную импровизацию.

- Не знаю. - Ася зябко повела плечами. - Может позже. Пока у нас как-то не складывается с детскими коллективами.

- Можно заниматься индивидуально. Хотите, я возьмусь?

- Вы учитель?

- Не совсем. Когда-то играл в оркестре, потом немного преподавал. Сольная карьера не сложилась. Сюда выхожу играть так, для собственного удовольствия. Я, правда, никогда не работал с такими маленькими, но с вашим сыном занимался бы с радостью. Он очень необычный мальчуган.

- Да уж, необычный. В садике меня всё время отчитывают из-за этой необычности. - Ася замолчала. - Простите, вырвалось.

- Ничего. У нас не любят тех, кто отличается от других. Такие люди всех раздражают. Так что насчёт занятий? Попробуем?

В садике же всё оставалось по-прежнему. Приходя за сыном, Ася выслушивала очередные замечания и советы обратиться к хорошему психологу.

- У него отвратительно развита мелкая моторика. - Ася смотрела на листочек с нестройным рядом палочек.

- А это? Все дети лепили ёжика. Что лепил Дима, непонятно. "Отчего же непонятно" - Думала она. - "Просто вместо нескольких толстых иголок, как на образце, Димка налепил много тонких".

- Мама, - словно подтверждая её мысли, пояснил Дима - у взрослого ежа около шести тысяч иголок. А ещё они тонкие. Я так и хотел слепить, а они сплющились. Он огорчённо смотрел на неудавшуюся фигурку.

* * *

На конкурс учеников музыкальных школ города Ольга Ивановна согласилась идти неохотно. Уговорила сестра.

- Оля, ну пожалуйста. - Просила она.

- На эти конкурсы и так никто не ходит, кроме родственников. Зал пустой. А детям для вдохновения зрители нужны. Настрой совсем другой получается. То, что племянник Павлик занимается музыкой, она, конечно, знала. Но ездить на все эти конкурсы и выступления не хотела. У Паши есть родители, бабушки, дедушки, которые обожают такие мероприятия. Её раздражало, что Павликом постоянно хвастаются, как дрессированной обезьянкой. Ольга Ивановна видела, что самому мальчику это не слишком нравится. Но Паша привык делать всё на совесть, поэтому призы и кубки постоянно появлялись в их доме. Вот и сейчас Ольга терпеливо слушала больших и маленьких будущих музыкантов, мечтая, чтобы конкурс побыстрее закончился. Паша, как назло, выступал в самом конце. Вдруг среди членов жюри возникло какое-то замешательство.

- Пять лет? - Заинтересовался председатель.

- И какая же музыкальная школа? Не школа? К столу подошёл высокий элегантный мужчина с проседью в пышных тёмных волосах и, наклонившись, начал что-то говорить.

- Хорошо, Георгий Алексеевич. Я понял.

- Председатель жюри ещё раз сверился со списками и вызвал.

- Самсонов Дима. Преподаватель Георгий Алексеевич Овчинников.

Услышав знакомую фамилию, Ольга Ивановна насторожилась. На сцену с маленькой скрипкой вышел самый проблемный воспитанник её группы. Да, это он. А вот и мама, стоит рядом со сценой в углу. Ольга её сразу и не заметила. Самсонов... А она даже не знала, что этот странный ребёнок занимается музыкой.

Дима заиграл. Он играл чисто, и Ольга Ивановна удивилась, как уверенно мальчик держит скрипку. Но, вдруг в какой-то момент музыка полилась в зал, и ей показалось, что куда-то исчезли серые стены, горы одежды сваленной на стулья в зале. Вокруг ощущалось что-то лёгкое и свободное, закружившееся в невидимом танце. Мелодия ещё тянулась, а в зале уже захлопали. Не так, лениво и дежурно, как в предыдущих случаях, а живо и заинтересованно. Димка стоял и улыбался той самой своей улыбкой, которая обычно так раздражала Ольгу Ивановну.

- Дима, - обратился к мальчику председатель жюри - скажи, а что ты сыграл сейчас, в самом конце?
- Это импровизация.
- Уверенно произнёс Димка, не переставая улыбаться.
- Тебя Георгий Алексеевич научил играть так эту мелодию?
- Нет, я сам. - Мальчик немного растерялся.
- Эта музыка про то, как летают листья в парке.

А один, он не может летать, потому что в нём уснула божья коровка. Я сам это видел, осенью.

- Друзья! - Рядом с мальчиком встал его учитель. Он притянул к себе ребёнка, и Дима доверчиво прижался к его надёжной руке. - Дима ещё очень маленький, но уже сам сочиняет музыку. Это его первое выступление. Поэтому прошу вас поддержать моего ученика. Вам ведь понравилось, как он играл.

- Понравилось! Молодец! - Донеслось из зала.

- Напомните, Георгий Алексеевич, сколько вы занимаетесь с мальчиком? - Попросил председатель.

- Чуть меньше года. - пояснил Овчинников. - Можно сказать, только освоили азы...

- Это невероятно! - Члены жюри переглянулись. А молодая девушка, сидящая с краю, неожиданно попросила.

- А сыграй, пожалуйста, ещё, Дима. Сможешь? Димка неуверенно посмотрел на своего учителя.

- Играй, малыш. - Овчинников погладил его по голове. - То, что тебе сейчас хочется.

- Хорошо. - Легко согласился мальчик. - Тогда я буду играть про дождь.

Ольга Ивановна слушала, как падают прозрачные капли, разбиваясь о стёкла, как тонут они в огромных серых лужах, и не могут остановить свой ритмичный печальный танец. Она вдруг почему-то вспомнила нелепого Димкиного кота с "перевёрнутой душой" и ей стало не по себе.

- Оль, ты чего? - Сестра смотрела на неё испуганно и недоуменно.

- Случилось что-то? Ты чего ревёшь?

- Ничего. Просто музыка. И мальчик такой... Талантливый.

автор неизвестен

Давным-давно жила-была ветвистая и большая яблоня. Маленький мальчик любил приходить к ней и играть возле неё. Он забирался на верхушку яблони, ел там яблоки, а затем дремал в ее тени. Он любил это дерево, а дерево любило его, любило играть с ним.

Время шло, мальчик подрос и уже не играл у яблони каждый день. Однажды он пришел к дереву с печальным видом.

— Подойди и поиграй со мной. — попросила яблоня.

— Я уже не маленький, я не играю больше возле деревьев. — ответил мальчик.

— Я хочу игрушки. Мне нужны деньги, чтобы их купить.

— Извини, у меня нет денег, но ты можешь собрать все мои яблоки и продать их. Тогда у тебя будут деньги.

Мальчик очень обрадовался! Он сорвал с дерева все яблоки и ушёл довольным.
Мальчик не приходил после того, как взял все яблоки. Дерево грустило. В один прекрасный день мальчик, который уже превратился во взрослого мужчину, вернулся. Яблоня очень обрадовалась.

— Иди сюда, поиграй со мной!

— У меня нет времени играть с тобой. Мне нужно работать, я содержу свою семью. Сейчас нам нужен кров. Можешь помочь мне?

— Извини, мне негде вас приютить. Но ты можешь спилить мои ветви и построить себе дом.

Мужчина срубил все ветви дерева и ушёл довольным. Яблоня была рада видеть его счастливым, но он с тех пор не приходил. Ей вновь было одиноко и грустно.

В один жаркий летний день мужчина вернулся, дерево было просто счастливо увидеть его!

— Подойди и поиграй со мной!

— Я уже старею. Хочу отправиться в плавание, чтобы отдохнуть. Ты можешь мне дать лодку?

— Используй мой ствол, чтобы построить лодку. Отправляйся в плавание и будь счастлив.

Итак, мужчина срубил ствол яблони, чтобы сделать лодку. Он отправился в плавание и не показывался долгое время. Через много лет мужчина всё же вернулся.

— Прости, мальчик мой. У меня нет больше ничего для тебя, даже яблок — сказала яблоня.

— Ничего страшного, у меня нет ни одного зуба, чтобы грызть, и я знаю, что у тебя и ствола нет, чтобы взобраться…

— Я и вправду ничего не могу тебе дать. Единственное, что осталось — мой уже умирающий пенёк…

— Мне сейчас большего и не надо, только место для отдыха. Я устал за всё эти года. — Отлично! Старый пень — лучшее место, чтобы прислониться к нему и отдохнуть. Посиди со мной и отдохни.

Мужчина сел. Яблоня была счастлива и улыбалась сквозь слёзы.

Эта история о каждом из нас. Дерево — как наши родители. Когда мы были маленькими, мы любили играть с Мамой и Папой. Когда вырастаем, мы покидаем их и возвращаемся лишь тогда, когда нам что-то нужно, или когда у нас проблемы. Что бы ни было, родители всегда будут на нашей стороне и сделают для нас всё возможное, лишь бы мы были счастливы.

Можно сказать, что мальчик был жесток к дереву, но именно так мы и обращаемся к своим родителям. Мы воспринимаем их как нечто совершенно обыденное. Мы не ценим всё, что они делают для нас, пока не станет слишком поздно…