Просто надо быть добрым. И тогда всё получится!Трогательная сказка-притча про доброту и душевность. - Бабоньки, слышали? К Никитичне, говорят, внука привезли! - Да нешто у неё внук есть? Откуда? - Дык, Светкин, поди! - Какой Светкин? Она сколь разов приезжала, всегда одна. - А велик ли мальчонка? - Да годков девять на вид. - Вот чудеса! Бабы, стоя на крыльце сельпо, обсуждали самую свежую на этой неделе новость. К Евдокии Никитичне Горловой приехал внук. Большенький уже. Чего ж раньше не приезжал? Других-то, вон, каждое лето привозят. А у Никитичны и не знал никто, что он имеется. И потянулись соседки к домику с синим забором: кто за солью, кто сказать, что ситец в сельпо завезли, а кто просто, мимо пройти, вроде, как по делу. Но Евдокия быстро эти хождения пресекла: - Чего слетелись, как сороки? Эка невидаль, гость приехал. Нечего здесь высматривать. Обиделись бабы, засудачили с новой силой. - Ишь, как заговорила. Ну, приди она ко мне ещё за чем-нибудь. - Стыдится показывать. Мальчонка, говорят, блаженный, дурачок. - Да ты что? - А то. Чего ты думаешь, они его столько лет прятали. Шушукались, а сами, нет нет, да и поглядывали на Никитичны двор. - Бабушка Дуня, а Бог есть? - Есть, Никитка, как не быть. - А он всем-всем помогает? - Добрым помогает, а злым нет. - Бабушка Дуня, а я добрый? - Добрый, внучек. - Значит, Бог и мне помогать станет? - Не оставит тебя своей милостью. - Бабушка, а "милость" - это от слова "милый"? - Да, Никитушка, поди займись чем-нибудь. - Бабушка Дуня, я порисую? - Порисуй, дитёнок, порисуй. Невысокий светленький мальчик достал альбом, налил воды в старую чашку с отбитой ручкой, и дотронулся кисточкой до бумаги. "Господи, славный какой!" - Думала она, глядя с нежностью на тонкую шейку и давно нестриженные прядки волос. - "Неужели и мне на старости лет утешение..." Она тайком перекрестилась на темную икону в углу. Дочь Светлана росла у Евдокии своевольной, в непутёвую и скандальную мужчину родню. Сама Дуня ни за что бы не пошла замуж за Петра, но покойный отец настоял на этом браке. И Дуняша, как покорная дочь, перечить не стала. Пётр был хозяином справным, но отличался нравом крутым и неспокойным. Мог на жену руку поднять, на посиделках за словом в карман не лез, вспыхивал, как спичка от любого, показавшегося обидным, слова. И умер не своей смертью, убили как-то его, бунтаря, в пьяной драке. Осталась Евдокия со Светочкой. Дочь росла гордой, неласковой. После восьмого класса уехала в город, в техникум. Да так и осталась там. Несколько раз приезжала в деревню к матери. Всегда одна. От материных вопросов отмахивалась, о себе не рассказывала, в гости не приглашала. А тут, намедни, привезла в дом мальчонку, тихонького, улыбчивого. Говорит, сын. Евдокия Никитична так и села. Оказалось, дочь в городе замуж вышла, родила мальчика. А сынишка какой-то не такой оказался, врачи постановили. Светлана, не долго думая, от него и отказалась. Только отец мальчика с таким её решением не согласился. Никитку себе забрал, и все годы сам растил. С дочерью не разводился, чтоб проблем не было, но вместе не жили. Света - своей жизнью, муж с сыном - своей. Но случилась беда: отец мальчика кого-то там на машине случайно сбил и получил реальный срок - три года. Пришлось Светлане Никитку забирать. Только не нужен он ей, был и есть. Привезла матери: если, мол, и той не ко двору придётся, надо в интернат определять. А Евдокия Никитична, как увидела эти глаза васильковые, да льняные мягкие волосики, сказала дочери: "Ты куда хочешь езжай, а внука - не отдам!" И Никитка сразу к ней потянулся. "Бабушка Дуня", да "бабушка Дуня". А ей на сердце тепло. Никто ведь раньше так не называл. Никита тем временем закончил рисунок. Глянула Евдокия и невольно залюбовалась: солнце жёлтое, небо синее, а по небу ангел летит, с васильковыми глазами. - Бабушка Дуня, тебе нравится? - Нравится. Молодец ты, Никитушка. Славную картинку нарисовал. - Папа говорит, что я когда вырасту, стану художником. - А ты сам как хочешь? - Я не знаю пока. Я, бабушка Дуня, хочу так сделать, чтобы все люди добрыми были. А такая работа разве есть? - На любой работе, внучек, человек может так трудится, чтобы людям было лучше жить. Никита задумался. Помаленьку привык внук к жизни у бабушки. Да и Евдокия меньше тревожиться стала. Малец послушный, разумный. Что ж с того, что рассуждает не так, как другие дети. Вырастет, научится. Она уж и к учительнице сбегала. У себя-то Никитка в школу не ходил, с учителями занимался, что на дом приходили. Арина Евгеньевна знания у Никиты проверила, по голове погладила. - Могу я, Евдокия Никитична, с вашим внуком и дома заниматься. А только пусть он в сентябре в школу приходит. Учеников у нас мало, не как в городе, справимся. Как узнал мальчик, что с другими детьми учиться будет, обрадовался. Бросился к учительнице, обнял: - Вам Бог обязательно поможет! Бабушка говорит, что он добрым помогает. А вы очень добрая! - Откуда ж ты знаешь, Никита? Ты же меня первый раз видишь. - Я просто вижу. А хотите, я вас нарисую? - Очень хочу! - Улыбнулась учительница. И ведь нарисовал. Бабушка так и ахнула: вроде, и не то чтобы похоже, а только глянешь, и сразу понятно, кто на портрете. Видно, что Арина Евгеньевна, но только другая какая-то. - Как же это, Никитушка, у тебя выходит? - А это, бабушка Дуня, душа у учительницы такая. Я её так увидел. Можно мне отнести рисунок? - Иди, миленький. Учительница долго на портрет смотрела, похвалила Никиту, а когда он домой побежал, покачала головой вслед: - Трудно тебе будет в этом мире, мальчик. По разному относились к Евдокииному внуку в селе. Кто незлобиво смотрел, а кто и пальцем у виска крутил, когда мальчонка не видел. Непривычным казался он местным, не таким, как другие. Рубили у Силантьевых кур к свадьбе, так он хозяйке прямехонько под топор бросился. "Не надо, тётенька!" - Кричит. - "Живые они!" А как увидел, что одна из хохлаток без головы через двор побежала, так и вовсе чуть чувств не лишился. А то сосед Евдокиин после очередной попойки, разбушевавшись, пошёл на жену с поленом. Мальчонка через дырку в заборе во двор пролез, вцепился в громадного мужика: "Дядя, людей нельзя бить!" Тот, хоть и пьяный, опешил, полено опустил, да не рассчитал, задел Никитку по плечу. На следующий день плечо опухло, посинело. Евдокия тряпочки в отваре смачивала, да прикладывала мальчишке. Сосед, протрезвев, виниться пришёл. Простил его Никита. Посмотрел своими ясными глазами: - Дядя, вы ведь хороший! Только не деритесь больше. А то, когда у вас сыночек родится, он с вас пример брать будет. - Какой сыночек? - Мужик аж поперхнулся. - Ну, Никитична, и пацан у тебя. А вечером прибежал, поманил Евдокию в сени: - Значит, тебе Машка сказала, что ребёнка ждёт? - Ты о чём, Иван? - Мальчишка твой утром про сына говорил. - Да мало ли, что малой сказать может. - Да в том-то и дело, что, по всем статьям, быть мне отцом. Только она сама ещё точно не знает, анализы сдать надо. - Иван изумлённо смотрел на женщину. - Ну, соседка, и внучок у тебя. Так и повелось, где какая ругань или беда, Никитка тут как тут. Смотрит, улыбается, что с него взять, блаженный. Только больше косились взрослые. А задиристые деревенские ребятишки, на удивление, не дразнили. Едва начиналась среди них ссора, появлялся Никита. Обиженного пожалеет, врагов помирит, игру для всех придумает. Интересно с ним ребятам. Даром, что странный. "Миротворец ты наш!" - сказала как-то учительница Арина Евгеньевна, погладив Никитку по голове. А когда в школу пошёл, так и вовсе все ахнули. Может, в математике мальчик не очень силён оказался, зато в рассказах ему равных не было. Любой урок мог так ответить, что ребята забывали крутиться и, открыв рты, слушали нового ученика. - Ты, Никитушка, может, писателем у нас станешь? - Смеётся Евдокия Никитична. - Не знаю, бабушка Дуня. - Пожимает плечами внук. - Я не решил пока. Шёл раз Никита из школы через мост. Смотрит, внизу, в полынье, барахтается кто-то. Пригляделся. Ефимка! Цепляется руками за тонкий лёд, а тот крошится. Кинулся на помощь. - Не подходи, Никитка, провалишься! - Кричит Ефим. - Беги за старшими. Хотел Никитка послушаться, да видит, сил у Ефима совсем уже нет. Пока за помощью добежит, пока обратно, утонет друг. Сбросил мальчик курточку, размотал шарф и пополз. Лёд трещит - Никита ползёт, вода ледяная кожу обжигает - ползёт Никита, шарф впереди себя протягивает. - Держись, Ефимка! Ухватился товарищ за шарф. Тянет его Никита, обратно двинулся. Не выдержал лёд, и вот уже оба барахтаются в стылой воде, держат друг друга, как могут. Заметили их мужики с берега, вытащили обоих. Схватили в охапку и по домам разнесли. Увидела Евдокия внука, руки затряслись. Давай быстрее согревать его, травами отпаивать. Не помогло. Заболел Никитка. Мечется в бреду, горит весь. Евдокия на икону в углу крестится. Слышит слабый голосок с кровати: - Бабушка Дуня, не плачь. Ты же сама говорила, что добрым людям Бог помогает. Вот он нам с Ефимкой помог не утонуть. А Ефимка тем временем, под окном ходит. Жалко ему Никиту. Переживает, что из-за него всё произошло. Мать дома наподдала, да разве от этого легче. Не помогли мальчику бабушкины травы. Пришлось в больницу в город везти. Долго болел Никитка. Евдокия Никитична все глаза проплакала. Посмотрит на рисунки, по стенам развешанные, и в слёзы. Учительница Арина Евгеньевна тоже свой портрет рассматривала, рукой гладила. А потом предложила ребятам письма Никите написать. Ох, и старались. Кто писал, кто рисовал, кто поделку клеил. И ещё один сюрприз для мальчика берегла бабушка: письмо от отца. Он и Евдокии Никитичне написал. Что живёт в поселении, будет очень стараться освободиться досрочно и приехать к ним. Узнав, что Евдокия к внуку собирается, потянулись в дом и соседи. Гостинцы понесли. "Нельзя в больницу-то столько." - Отказывалась она. А люди идут и идут... * * * * * - Бабоньки, слышали? К Никитичне внучок вернулся! - Да ты что! Слава тебе, Господи, выздоровел! - Вернулся наш миротворец! - Ой, Маш, здравствуй! Рожать-то когда тебе? - Да к весне. Врачи сказали, сын у нас с Иваном будет! - Ну, дай Бог! Дай Бог! - Бабушка Дуня! Знаешь, я понял. Неважно, кем будешь, когда вырастешь. Просто надо быть добрым да? И тогда всё-всё получится! Никитка смотрел на бабушку своими васильковыми глазами, а на картинке, прикрепленной к старой бревенчатой стене, летел по синему небу маленький ангел. © Марина Пивоварова-Гресс
Рассказ Сергея Довлатова «Двести франков с процентами»Рассказ Сергея Довлатова «Двести франков с процентами» был опубликован в журнале «Костер» в 1976 году и после этого не переиздавался. На окраине Парижа в самом конце грязноватой улицы Матюрен-Сен-Жак есть унылый пятиэтажный дом. Под чердаком его снимал мансарду высокий кудрявый юноша с азиатскими глазами. Утром он с потертым бюваром торопился в канцелярию герцога Орлеанского, где служил младшим делопроизводителем. Локти его тесного сюртука и колени панталон блестели. Юноша замазывал предательски лоснящиеся места чернилами. Чернил в канцелярии герцога Орлеанского хватало с избытком. Питался он скверно, луком и разбавленным вином (во Франции плохое вино дешевле керосина). Юноша ненавидел лук и был равнодушен к вину. Напротив его дома был маленький трактир. Над дверью висела сосновая шишка из меди размером с хорошую тыкву. Заведение так и называлось — «Сосновая шишка». Иногда после работы юноша заходил сюда и долго вдыхал аромат жареной картошки. Потом небрежно говорил хозяину: — Заверните-ка... — Но вы и так должны мне сорок франков! — негодовал папаша Жирардо. — Вот погодите немного, — заверял его юноша, — скоро я разбогатею и щедро вам отплачу. В результате он уносил к себе в мансарду немного жареной картошки. Его долг папаше Жирардо все увеличивался. И вот, в один прекрасный день высокий кудрявый юноша с азиатскими глазами исчез. Его комнатушку под чердаком занял другой молодой человек в таких же лоснящихся холщовых панталонах. Шли годы. Трактир «Сосновая шишка» приходил в упадок. В бедном студенческом квартале трактирщику с добрым сердцем разбогатеть нелегко. Наконец папаша Жирардо заколотил ставни. Теперь он промышлял с маленьким лотком в аристократическом квартале Сен-Жермен. Может быть, кто-нибудь из богачей, утомленных трюфелями и шампанским, захочет отведать жареной картошки? Как-то раз возле него остановился фиакр, запряженный парой гнедых лошадей. Сначала высунулась нога в козловом башмаке с серебряной пряжкой. Затем появился весь господин целиком. Вишневого цвета фрак, белоснежное жабо, и над всем этим — курчавые седеющие волосы и молодые азиатские глаза. Святая Мария! Папаша Жирардо узнал бедного юношу из мансарды. И тот узнал своего кредитора, обнял его и прижал к широкой груди, стараясь не помять жабо. — Я, кажется, что-то задолжал тебе? — спросил нарядный господин. — Ровно двести франков, — ответил торговец, — деньги сейчас были бы очень кстати! — Денег у меня при себе нет, — заявил господин, — нашему брату не очень-то много платят. Но я щедро расплачусь с тобой, дружище. Я расплачусь с тобой... бессмертием! И, хлопнув изумленного торговца по плечу, он исчез в роскошном подъезде, возле которого дежурил угрюмый привратник в ливрее с золотыми галунами. Прошло три месяца. Папаша Жирардо возвращался домой. Сегодня ему не удалось продать ни единой картофелины. Видно, трюфели и шампанское не так уж быстро надоедают аристократам. Он свернул за угол и обмер. Десятки шикарных экипажей запрудили улицу Матюрен-Сен-Жак. Возле заколоченных ставен его кабачка толпился народ. Нарядные господа в блестящих цилиндрах колотили в запертые двери лакированными штиблетами, восклицая: — Открывай скорее, наш добрый Жирардо! Мы проголодались! — В чем дело? — произнес торговец. — Чему я обязан?! Какой-то щеголь с удивлением посмотрел на него. — А ты не знаешь, старик? Да ведь это «Сосновая шишка»! Самый модный кабачок Франции! — Вы смеетесь надо мной! — взмолился бедняга Жирардо. Щеголь достал из кармана томик в яркой обложке. — Читать умеешь? Папаша Жирардо кивнул. Щеголь раскрыл книжку. — «Жизнь теперь представляется в розовом свете!..» — воскликнул герцог. Затем он и его друзья направились в кабачок «Сосновая шишка» на улице Матюрен-Сен-Жак, где достопочтенный мэтр Жирардо чудесно накормил их..." — Назовите мне имя сочинителя! — вскричал потрясенный торговец. И услышал в ответ: — Александр Дюма!
Не скажу! Душевный новогодний рассказ Александра ЦыпкинаПод Новый год случаются чудеса. Их все ждут, только вот чудеса же не всегда сбегают из добрых сказок. Кто-то же должен принять в гости чудо, которое сразу хочется вернуть владельцу. В том декабре черное выпало Павлику. 30-е число. В воздухе висит страх. Страх не успеть купить подарки всем своим близким. Но Павлик этим воздухом не дышал. Он знал, что можно и в феврале их подарить, никто не умрет. Главное же внимание, а не дата. Павлику было всего двадцать пять, а забот хватило бы на настоящий кризис среднего возраста. В реестре жизненного пути помимо зачем-то двух высших образований среднего уровня значилась работа менеджером, младшая сестра, висящая на его весьма хлипкой шее, жена контролирующая и шею и голову, родители, считающие своим долгом быть везде, ну и наконец шестилетняя дочка Варя. С Варей было особенно тяжело. Павлику казалось, что дочка сомневается в целесообразности его существования в их квартире. Точнее, не так. Павлик ощущал себя необходимым в качестве этакого мобильного приложения, но интереса к своей душе со стороны шестилетнего ребенка не ощущал. Странные запросы скажете, но какие есть. Если говорить предельно простым языком от Вари Павлику хотелось ощущение нужности, детского тепла, привязанности, а получал он хорошее поведение и даже снисхождение. «Мама, давай купим папе три шапки, он все равно потеряет две в первый день зимы», «Мама, а сегодня в саду папе опять сказали что он мой старший брат», «Папа, почему бабушка не любит слово менеджер и говорит, чтобы я им не стала, и добавляет «Не дай Бог». Настроение у Павлика, как вы понимаете от этого не улучшалось. Нет, конечно, Варю он любил от этого не меньше, но себя ощущал дома каким-то…ну как лучше сказать, нет не чужим, просто не очень обязательным для всех существом. Есть Павлик хорошо – нет Павлика, чего-то не хватает, но привыкнем. И вот тут этот новый год. 30-е декабря. Вечер. Хороший семейный вечер, то есть еда и четыре слова за два часа совместного проведения времени. — Убери посуду — Хорошо уберу. Но вдруг Маша, посмотрев на мужа взглядом инквизитора, поинтересовалась — А где Варино письмо Деду Морозу. Надо же ей подарок купить, а она сказала, что отдала тебе утром, когда ты ее в сад отвозил. Павлик, которого в школе звали Рыба, за то, что он ничего не помнил напрягся, но быстро просветлел. — В пальто у меня во внутреннем кармане. Вставать с дивана Павлику, забетонировавшему себя подносом с едой было решительно лень. Жена ушла в прихожую, но неожиданно ее голос больший похожий на сирену вызвал Павлика на допрос — Паша иди сюда, ты мне должен кое-что объяснить. Слово «объяснить» было произнесено так, что поднос сам взлетел и притащил Павлика в прихожую. Маша стояла с Пашиным пальто в одной руке и милой подарочной коробочкой в другой. — У меня только один к тебе вопрос, и он не про твою любовницу Ирочку. Я хочу знать откуда у тебя деньги. Заработать ты их не мог, значит ты совершил какое-то преступление, и я хочу знать какое. И да кстати где все-таки Варино письмо? Паша не понял ничего. То есть совсем. Он не знал, кто такая Ирочка, что это за коробка, где Варино письмо и что отвечать жене. Не найдя ничего лучше, чем правда, он так все и сказал. — Ты меня за дуру считаешь? У тебя в пальто коробка с украшениями с запиской Ирочке в Новый год. Ты ее украл, ты клептоман? И правда где Варино письмо? Или ты может его поменял на коробку Паша, как и любой растяпа иногда мог выдать фантастический по скорости правильный ответ на казалось бы неразрешимую задачу. — Точно! Я ее поменял!! — Я тебя сейчас убью. Маша явна была не склонна шутить. А Паша с рвением осужденного на казнь, но нашедшего улику торопливо излагал суть дела — Не ее я поменял, а пальто! Дай мне его! Вот видишь, это Canali, стоит как машина, оно просто на мое похоже, я был сегодня на выставке одной, там гардероб самостоятельный, ну и прихватил наверное. Письма поэтому нет, а коробка есть. Черт как же ее теперь вернуть. Дорогое, наверное, украшение, человек волнуется. Маша как будто даже разочаровалась. Уже случившейся в ее голове скандал с потенциалом на длительный сериал не прошел питчинг и был отменен. Она понимала, что Павлик прав. Утром Canali на нем не было, он внимательно изучила пальто и поняла, что даже цвет другой. Ревность все-таки отключает практически все части мозга, в том числе наблюдательность. — Какой же ты болван…Ну вот как теперь ты его вернешь, ладно Варино письмо, это мы сейчас разберемся, но украшения. Я просто поражаюсь. Ну как таким можно быть, а! Что еще в пальто было? — Ничего, хотя нет, паспорт….вот черт! Паспорт же там! В это время Варя вышла из своей комнаты — А о чем вы тут кричите? — Ни о чем, просто папа у нас растеряша — А что он потерял? — Он у нас потерял голову — А я думала мое письмо Деду Морозу — Нет, ну ты что!! Письмо уже у Деда Мороза, да Павлик? Маша просверлила Паше взглядом лоб — Да Варюш, конечно, письмо твое я передал в специальную почту Деда Мороза. Варя с наследственным подозрением посмотрела на отца. — Ты его не открывал? — Нет конечно! Ты что, ты же его заклеила. Варя как будто поверила. — Ну хорошо, мама нам в садике попросили нарисовать дом Деда Мороза, помоги мне пожалуйста — Конечно лапушка. Сейчас приду. Маша сменила ласковый голос на Siri и продлила Павлику арест. — Поговорим потом Выудить из Варю заказа на новый год оказалось не так просто. — Варюш, а я хотела тебя спросить, мне так интересно, что ты у дедушки мороза попросила? — Не скажу Варя была иногда вся в маму. — Почему? — Потому что нельзя. По телевизору в одной детской программе сказали, что, если хотя бы один человек узнает о том, что ты хочешь в подарок, то Дед Мороз не исполнит желание. — Маме сказать можно Маша понимала, что крепость скорее всего не сдаться, но по инерции продолжала говорить нежным голосом. Варя посмотрела маме в глаза и сквозь частично выпавшие зубы прошипела. — Мама я не скажу. Никому. Варя не сказала. Ни маме, ни папе, ни бабушке, ни вызванной тетё Лиде, НИКОМУ. Маша как человек упорный и системный подошла к проблеме со всей строгости науки, но план Капкан результатов не дал. Звонок на выставку не помог. Пальто Павлика было объявлено пропавшим без вести. 30-е катилось к закату. Положение было отчаянным. Что дарить Варе не знал никто, а привлеченное внимание к ненавидимому уже всеми письму лишь усугубляло ситуацию. Виновным по всех бедах был разумеется признан Павлик. Жена и все остальные родственники вспомнили всего провалы последних лет, а также припомнили Маше ее единственный провал, а именно брак с Павликом. К Варе он вообще боялся подойти, при ней Павлика критиковали абстрактно, так чтобы не вызвать у нее подозрения, но все и всё понимали. Ситуацию решили спасти через Колю, сына общих друзей, он был старше Вари на три года и очень ей нравился. Ему все объяснили, конечно сообщив, что просто письмо утеряно, а нужно написать новое, что мол у Деда Мороза быстрая почта, и родители все в письме Дедушке объяснять, но нельзя расстраивать ребенка. Факт назначения Коли во взрослые сделал свое дело. Он вступил в сговор. В качестве легенды ему выдали следующее: — Пойдете играть с ней в комнату и скажешь, что, если сказать очень близкому другу и обязательно ребенку, что ты попросил у Деда Мороза, то друг тоже может написать и Дедушка послушает. — А это правда? Коле было всего лишь девять лет. Маша даже разозлилась, но вовремя вспомнила о возрасте соучастника. — Ну конечно правда! И ты обязательно напишешь! — Хорошо. Девочки всегда остаются девочками. Через пол часа Коля вышел из Вариной комнаты с полученной информацией. — Щенок. Он был настолько окрылен успехом, что ему не хватало сигареты в зубах и Вальтера а рука для полноты образа Бонда-Джеймса Бонда. Маша упала на диван. — Щенка?! О Господи….не сказала какого?? — Нет, теть Маш. — Ну хоть не крокодильчика. Павлик, ты понимаешь, что у нас теперь из-за тебя, повторяю из-за тебя будет собака! Ты понимаешь, кто с ней будет гулять?! Павлик мычал. — Почему из-за меня?! — А из-за кого! Спорить он не стал. Родственников успокоили, в срочном порядке заказали Деда Мороза, купили маломерную собаку. Все в тайне надеялись, что в письме породы не было, и если что решили сослаться на слепоту Дедушки и плохой Варин почерк. 31-го Варя практически не выходила из комнаты. В дверь позвонили. Варя выбежала, глаза ее горели. В дверях стоял синий костюмом и красный лицом Максим друг Павлика. Замаскировали его достойно. Он на распев начал процедуру: — А где тут живет девочка Варя, письмо мне написала? Счастливая Варя лепетала — Это я!! — Ну что ж Варенька, прочел я твое письмо, очень оно мне понравилось и решил подарить тебе в новый год нового друга. Аниматор вытащил из-за пазухи живой комочек. Варя моментально разрыдалась. — Вы все обманщики!!!!! Я писала о другом!!! И в слезах убежала. Тишина не пробивалась даже мощным дыханием Максима. Маша взяла себя руки. — Нас что Коля обманул, что ли? Она пошла в комнату к Варе. Вернулась минут через пять. — Все совсем плохо. Коля нас не обманул, а вот она обманула Колю. Сказала, что решила проверить, есть ли Дед Мороз, а оказалось мы все ее обманывали и просто потеряли ее письмо. Точнее папа потерял. А если не потерял, то значит Деда Мороза не существует. Павлику стало очень больно. Какое-то бесконечное отчаяние охватило его душу. Абсолютная уверенность в своей бессмысленности. Дочка была его единственной надеждой на собственную нужность миру и тут такое. — Паш, я всегда говорила, что когда-нибудь твое разгильдяйство плохо кончится. Вот как хочешь теперь все разруливай. Я сдаюсь. Варя к себе папу не пустила. Павлик не осмелился сознаться. Он не мог понять, что для него хуже разочарование дочери в нем или в Дедушке Морозе, но выбрал правду. — Варечка…это я…я … В дверь позвонили. Павлик открыл. На пороге стоял Дед Мороз. Павлик посмотрел на Максима, жующего колбасу в прихожей, снова на нового артиста и грустно сказал — Вы ошиблись адресом. — Вы же Павел Мышкин. — Да но, мы не заказывали Деда Мороза. — Вы нет, Варя – да. А она дома? — Вы не поняли, тут какая-то ошибка — Ну почему же, письмо же она писала, да и пальто ваше. Дед Мороз достал раскрытое письмо и показал на пакет. Паша начал осознавать, что это не ошибка. — Вы что мое пальто нашли?! — Надеюсь вы мое тоже, там вещь дорогая Шепнул дедушка. — Да конечно! — Но давайте сначала Варю поздравим. Паша влетел в комнату. — Варя там, пришел настоящий Дед Мороз! Тот был..тот..не тот в общем Дед Мороз. Варя вышла в прихожую. Новый Дедушка голосом от старого не отличался. — Варя я внимательно прочел твое письмо. Это самое лучшее письмо из всех, что я читал, а читал я много, поэтому я сам к тебе приехал. Вот как просила, дарю твоему папе скрипку, чтобы он играл. Дедушка достал вернулся на лестничную клетку и принес скрипку. Маша, Максим и Павлик заиндевели. Глаза Вари стали размером с Деда Мороза — Папа Паша, Варя написала мне, что слышала, как ты играешь однажды и что ты очень несчастный, потому что дома у тебя скрипки нет. Оказывается, она всем мешает. А она хочет, чтобы ты был счастливый. Дед Мороз посмотрел внимательно на Машу, которая впервые за долгие годы потеряла дар своей язвительной речи. — Так что теперь Павел играй сколько хочешь. Я тебе разрешаю. С Новым годом всех!! Варя кинулась Деду Морозу на шею! — Спасибо дедушка!!! Я так верила!!! Папа сыграешь мне как тогда в переходе! И играй мне каждый день, я тебя так люблю! Она схватила скрипку и прыгнула к Павлику. Павлик проглотил комок в своем горле. Он и правда как-то шел с Варей с кружков и увидел девочку, играющую в переходе. Выпускник музыкальной школы взял инструмент и сыграл….Так сыграл, что весь шумящий поток людей застыл, как Нева зимой. Варя смотрела на замерших людей и понимала ее папа волшебник. Настоящий. Павлик не играл давно. Деньги этим было заработать невозможно, а дома звук скрипки считали вредоносным. Свою он кому-то в итоге подарил. Так все Варе и объяснил. Он не думал, что дети — это те же взрослые, просто добрые. В полночь Павлик взял в руки скрипку, и сыграл для Вари сидящей под самой елкой. А Маша мысленно задала Деду Морозу вопрос. — Дедушка, а что я в этом году сделала не так, чтобы сегодня получить от дочки рисунок, от мужа шапку, а от тебя бл… ежедневную теперь собаку и скрипку????!!!! Ее Новый год не задался. Бывает. Чудеса того стоят. Entertainment
Ноябрь. Душевная зарисовкаНОЯБРЬ Ноябрь. С ним сразу все ясно. Разве может быть хорошим месяц, который начинается с «но». А в английском вообще с «no». Оставь надежду всяк сюда входящий. Достать чернил и плакать — про него. Классик ошибся на пару месяцев. В ноябре миром управляет ученик. Ноябрю все сигналят: проезжай быстрее. Мокрый снег — такое мог придумать только Босх. Не Бог, я уточняю, а Босх. Наши лица утром в ноябре — Мунк. В ноябре Босх с Мунком пляшут канкан. Такое даже представить жутко, а мы в этом живем. В ноябре я перехожу в режим хокку. Стараюсь замечать красоту мелочей. Прислушиваюсь к тихой музыке повседневности. В ноябре гоним эндорфины из чего попало, выжимаем по капельке. Вот яичница-глазунья. Идеальный желтый. Желток словно подернутый слезой. Кристаллик соли на нем. Сколько в этом желтом жизнерадостности, оптимизма, надежды. Обычно жена делает мне глазунью из двух яиц. Так что эффект умножаем на два. Или автобус, которого долго ждал. Он подъезжает, улыбаясь одними фарами. Не замечали? Долгожданные автобусы всегда так подъезжают. Джо Дассен. Это обязательно. Натощак три раза в день. Этим голосом запело бы море, если бы море умело петь. В ноябре человек начинает гнездиться. Дом приобретает особое значение. Обычно на ноябрь я планирую покупку новой настольной лампы. Напоминаю, что ёжик вышел из тумана именно на свет лампы, пересмотрите внимательно. В ноябре нагрузка на кота резко увеличивается. В ноябре коты выполняют функцию упаковочной пленки с пузырями. Котов взбивают как подушки. Коты терпят — понимают: они отрабатывают за год. Ну, и не забываем обниматься. Чтобы злой ветер не унёс нас по одиночке. Объятья — кратчайшее расстояние между двумя людьми. Электричество души передаётся через руки. Замыкаем цепь. Олег Батлук
Неспособный. Рассказ, щемящий сердце- У вас очень неразвитый мальчик. И неспособный. - Ольга Ивановна выговаривала Асе все свои претензии относительно Димкиного развития с таким видом, что той хотелось провалиться сквозь землю. А Димка стоял рядом и улыбался. Улыбался светло и радостно. Он был рад тому, что Ася пришла за ним сегодня пораньше. - Одевайся. - Попросила она. - Ага. - Кивнул сын и надел ботинки не на ту ногу. - Ну, вот. Надо ли ещё что-то говорить. - Ольга Ивановна покачала головой и удалилась в группу. - Дим. - Ася кивнула на ботинки. Он засмеялся и надел их правильно. - А по-другому было веселее. - Димка вздохнул. - Носами в разные стороны. Я был словно Чарли Чаплин. - Ты почему отказался делать аппликацию вместе со всеми? Ольга Ивановна говорит просидел всё занятие над чистым листом. - Ножницы оказались тупые, и вырезал я как-то плохо. А лист был такой чистый, красивый. Мне жалко было портить. Мама, хочешь дома вместе посмотрим, какой красивый белый лист? Ася вздохнула. Роды были трудными. - У него поражение мозга. - Говорили ей врачи. - Он может никогда не заговорить и вообще остаться овощем. Она плакала, и от безысходности читала сыну стихи Ахматовой и Сельвинского вперемешку с четверостишиями Маршака и Барто, включала на телефоне Шуберта и Чайковского. В семь месяцев он ещё плохо держал голову, а в одиннадцать вдруг пошёл. В три года сам читал детские книжки с крупными буквами. В песочнице Димка отходил в сторону от других детей. Бесцельно копал песок в то время, как остальные малыши лепили куличики. - Ты покажи ему, как надо. - Учили Асю сердобольные мамы и бабушки. Димка послушно переворачивал формочки, но тут же откладывал их в сторону. - На какой глубине должен быть подземный ход, чтобы дорога над ним не провалилась? - Спрашивал он Асю, зарываясь в мокрый песок маленькой ручкой. Ася не знала. - Отдай его в садик. - Говорили все. - Ему надо социализироваться. Социализироваться у Димки получалось плохо. Когда дети носились по игровой, он стоял у окна. - Дима иди поиграй с детками. - Ласково говорила ему нянечка. - Там дождик ходит по лужам. - Отвечал он ей, показывая пальчиком на круги от капель. Это его следы. У дождика много ножек, больше даже чем у сороконожки. - Самсонов, почему у твоего кота глаза ниже, чем нос? - Требовательно вопрошала Ольга Ивановна, показывая ему образец поделки. - У него плохое настроение. - Объяснял Димка. - Ему грустно, и в душе всё перевёрнуто. - Ваш сын не способен выполнять элементарные действия, которые в его возрасте все дети выполняют легко. Он даже ложку держать толком не умеет! Кормить его что ли? - Дима, - глядя, как ловко сын управляется с ножом и вилкой, удивлялась Ася - в садике говорят, что ты не умеешь держать ложку. - Я подумал, - сын опустил глаза - если все решат, что я не умею, то не придётся есть этот противный суп. Мама, он был такой невкусный, если бы ты только могла себе представить. - Дядя, вы неправильно сыграли. - Димка подбежал к игравшему на скрипке в парке мужчине. Ася не успела удержать сына. - Неправильно? - Музыкант опустил инструмент. - Можешь объяснить, почему? - Там дальше музыка бежит вверх по ступенькам. - Мальчик вытянул руку вверх. - А у вас она как будто сначала прямо, потом немножко вверх, а потом прыгает вниз. Это неправильно. - А ты разве знаешь эту мелодию? - Знаю. Мама мне включает. - А что такое импровизация знаешь? - Нет. - Это когда во что-то хорошо знакомое человек вносит своё, меняет привычное. Понимаешь? - Понимаю. - Кивнул Димка. - Вы сделали импровизацию. Незнакомое слово он выговорил с трудом и сам засмеялся над своей неловкостью. Улыбнулся и мужчина. - Мама, можно я поиграю? - Мальчик показал на кучу рыжих осенних листьев. - Поиграй. - Согласилась Ася. И обратилась к музыканту. - Вы простите его. Обычно он так себя не ведёт. - За что я должен прощать вашего мальчика? - Изумился тот. - Он занимается музыкой? В музыкальной школе? Или с преподавателем? - Нет. - Покачала головой Ася. - Мы никогда об этом не думали. Да и мал он ещё. - Но у малыша абсолютный слух. Это надо развивать как можно раньше. Он может достичь многого. В Японии, например, сейчас практикуют обучение с двух лет, представляете. Так что к пяти годам ребёнок уже способен сыграть на скрипке собственную импровизацию. - Не знаю. - Ася зябко повела плечами. - Может позже. Пока у нас как-то не складывается с детскими коллективами. - Можно заниматься индивидуально. Хотите, я возьмусь? - Вы учитель? - Не совсем. Когда-то играл в оркестре, потом немного преподавал. Сольная карьера не сложилась. Сюда выхожу играть так, для собственного удовольствия. Я, правда, никогда не работал с такими маленькими, но с вашим сыном занимался бы с радостью. Он очень необычный мальчуган. - Да уж, необычный. В садике меня всё время отчитывают из-за этой необычности. - Ася замолчала. - Простите, вырвалось. - Ничего. У нас не любят тех, кто отличается от других. Такие люди всех раздражают. Так что насчёт занятий? Попробуем? В садике же всё оставалось по-прежнему. Приходя за сыном, Ася выслушивала очередные замечания и советы обратиться к хорошему психологу. - У него отвратительно развита мелкая моторика. - Ася смотрела на листочек с нестройным рядом палочек. - А это? Все дети лепили ёжика. Что лепил Дима, непонятно. "Отчего же непонятно" - Думала она. - "Просто вместо нескольких толстых иголок, как на образце, Димка налепил много тонких". - Мама, - словно подтверждая её мысли, пояснил Дима - у взрослого ежа около шести тысяч иголок. А ещё они тонкие. Я так и хотел слепить, а они сплющились. Он огорчённо смотрел на неудавшуюся фигурку. * * * На конкурс учеников музыкальных школ города Ольга Ивановна согласилась идти неохотно. Уговорила сестра. - Оля, ну пожалуйста. - Просила она. - На эти конкурсы и так никто не ходит, кроме родственников. Зал пустой. А детям для вдохновения зрители нужны. Настрой совсем другой получается. То, что племянник Павлик занимается музыкой, она, конечно, знала. Но ездить на все эти конкурсы и выступления не хотела. У Паши есть родители, бабушки, дедушки, которые обожают такие мероприятия. Её раздражало, что Павликом постоянно хвастаются, как дрессированной обезьянкой. Ольга Ивановна видела, что самому мальчику это не слишком нравится. Но Паша привык делать всё на совесть, поэтому призы и кубки постоянно появлялись в их доме. Вот и сейчас Ольга терпеливо слушала больших и маленьких будущих музыкантов, мечтая, чтобы конкурс побыстрее закончился. Паша, как назло, выступал в самом конце. Вдруг среди членов жюри возникло какое-то замешательство. - Пять лет? - Заинтересовался председатель. - И какая же музыкальная школа? Не школа? К столу подошёл высокий элегантный мужчина с проседью в пышных тёмных волосах и, наклонившись, начал что-то говорить. - Хорошо, Георгий Алексеевич. Я понял. - Председатель жюри ещё раз сверился со списками и вызвал. - Самсонов Дима. Преподаватель Георгий Алексеевич Овчинников. Услышав знакомую фамилию, Ольга Ивановна насторожилась. На сцену с маленькой скрипкой вышел самый проблемный воспитанник её группы. Да, это он. А вот и мама, стоит рядом со сценой в углу. Ольга её сразу и не заметила. Самсонов... А она даже не знала, что этот странный ребёнок занимается музыкой. Дима заиграл. Он играл чисто, и Ольга Ивановна удивилась, как уверенно мальчик держит скрипку. Но, вдруг в какой-то момент музыка полилась в зал, и ей показалось, что куда-то исчезли серые стены, горы одежды сваленной на стулья в зале. Вокруг ощущалось что-то лёгкое и свободное, закружившееся в невидимом танце. Мелодия ещё тянулась, а в зале уже захлопали. Не так, лениво и дежурно, как в предыдущих случаях, а живо и заинтересованно. Димка стоял и улыбался той самой своей улыбкой, которая обычно так раздражала Ольгу Ивановну. - Дима, - обратился к мальчику председатель жюри - скажи, а что ты сыграл сейчас, в самом конце? - Это импровизация. - Уверенно произнёс Димка, не переставая улыбаться. - Тебя Георгий Алексеевич научил играть так эту мелодию? - Нет, я сам. - Мальчик немного растерялся. - Эта музыка про то, как летают листья в парке. А один, он не может летать, потому что в нём уснула божья коровка. Я сам это видел, осенью. - Друзья! - Рядом с мальчиком встал его учитель. Он притянул к себе ребёнка, и Дима доверчиво прижался к его надёжной руке. - Дима ещё очень маленький, но уже сам сочиняет музыку. Это его первое выступление. Поэтому прошу вас поддержать моего ученика. Вам ведь понравилось, как он играл. - Понравилось! Молодец! - Донеслось из зала. - Напомните, Георгий Алексеевич, сколько вы занимаетесь с мальчиком? - Попросил председатель. - Чуть меньше года. - пояснил Овчинников. - Можно сказать, только освоили азы... - Это невероятно! - Члены жюри переглянулись. А молодая девушка, сидящая с краю, неожиданно попросила. - А сыграй, пожалуйста, ещё, Дима. Сможешь? Димка неуверенно посмотрел на своего учителя. - Играй, малыш. - Овчинников погладил его по голове. - То, что тебе сейчас хочется. - Хорошо. - Легко согласился мальчик. - Тогда я буду играть про дождь. Ольга Ивановна слушала, как падают прозрачные капли, разбиваясь о стёкла, как тонут они в огромных серых лужах, и не могут остановить свой ритмичный печальный танец. Она вдруг почему-то вспомнила нелепого Димкиного кота с "перевёрнутой душой" и ей стало не по себе. - Оль, ты чего? - Сестра смотрела на неё испуганно и недоуменно. - Случилось что-то? Ты чего ревёшь? - Ничего. Просто музыка. И мальчик такой... Талантливый. автор неизвестен
Меня взяли! Слышите, люди? Меня взяли!"Меня взяли! Слышите, люди? Меня взяли! Меня, "жалкого заморыша", "калеку никчёмного", "на фиг его оставлять-то"... меня ВЗЯЛИ! Я дождался. О, Боги кошачьи, как я ждал! Каждый раз, когда приходили "на смотрины" моё сердце бешено колотилось, я так ждал, что и меня вынут из клетки и покажут, и я намывался, я лизал до блеска свою шёрстку, расправлял волосок к волоску, что б то, что осталось на мне после постоянных уколов, лежало красиво. Я намывал свою мордочку, вылизывал лапки, расправлял хвост ... и ждал. Когда доставали из соседней, большой клетки других котят, я прижимался носом к дверце своей крошечной клетки и просился, просился, просился. "Не ной, урода!" - рука человека с размаху ударяла по моей клетке и я забивался в угол, сворачивался клубком и замирал. "Не ной, а то усыплю на фиг, дармоеда. Сиди и чтоб не видно и не слышно тебя было!" И я сидел. Вот уже и у моих сестричек запищали котятки. Вот уже и их приходят смотреть, а я сижу. Теперь я не готовлюсь к смотринам. Я знаю, что это не для меня. Я привык, что надо быть невидимым, что я никчёмен, и уродлив. Раньше меня выпускали из клетки и я мог играть с другими котятами. Да, конечно, не очень-то я удачлив был в играх, не ловок и не быстр, но, Боги кошачьи, как мне нравилось хоть немного размять затёкшие от тесноты и слабые от болезни задние лапки и немного повеселиться. Нет, вы не думайте, несмотря на проблемы с ногами, с туалетом у меня нет проблем. Мне ставили в клетку лоток - и я был порядочен (правда лоток прямо рядом с миской - это так очень неприятно для кошек, но я урод, я - недокошка, мне и так сойдёт). Я научился пить из подвешенной к клетке кроличьей поилки, я научился мгновенно съедать из тарелки то, что мне ставили на несколько минут в клетку, молчать. И да, я научился бояться. Иногда, что бы осмотреть других котят и попить чаю с хозяевами приходил пахнущий бедой человек. И вот меня показали ему. Он ощупал меня, потрогал мои лапки, покачал головой: - Ничего путного не получится из него! Тогда впервые я услышал: - Ну, что, усыпляем? Я понял значение этих слов - меня сейчас убьют. Так страшно мне не было никогда. Я вжался в прутья самой дальней стены клетки, я перестал шевелиться, даже, кажется, перестал дышать. - Ну, да, наверное, пора... что ему за жизнь? Выпустить из клетки - так заберётся куда-нибудь, придут покупатели - вылезет, позорище. А вот так в клетке - ну сколько он протянет... Люди ушли в другую комнату, и я не слышал, что происходило дальше, я дрожал и молился, что б вот пусть только не сейчас, не в этот раз, я хочу ещё поиграть лапкой с прутьями клетки, посмотреть как котята катают звенящие мячики и отбирают друг у друга меховых пищащих мышек. А этот восхитительный столбик, который все дерут когтями - у меня прямо лапки чешутся от удовольствия когда я смотрю на это, будто это я сам деру! Только не сейчас, о Боги кошачьи! Пусть я ещё немного поживу. У меня ничего нет, чтобы обменять на хоть несколько дней жизни! Хотя нет, нет есть. Заберите у меня вот - подстилку, она чистая, я её берегу, или мисочку, или вот.... я словил через прутья пёрышко от игрушки - я его берегу... вот, запрятал под подстилку и играю с ним потихонечку, когда никто не видит... нет у меня больше ничего... Нечего мне предложить взамен своей жизни.. Значит, всё... Значит, конец... Меня больше не будет... Совсем никогда... Открывают клетку...прощай, пёрышко.. Кто-то незнакомый, берёт моё пёрышко в руку: - Это надо тоже забрать! Теперь и меня берёт... Ну и ладно, пусть ему достанется пёрышко. Я не жадный. Пусть хоть у пёрышка будет свой человек, раз уж мне человека не досталось!... Меня держат на руке... Приятно даже... -Какой лёгкий, сам-то как пёрышко... Как его зовут? - Да никак. Как назовёте. И охота Вам... Пару тысяч доплатите - да и берите здорового, зачем Вам этот-то? - Неет, этот как раз очень даже хороший... Ну что, Пёрышко, будешь меня любить?! ... И - чмок меня в морду... Я от неожиданности аж обмяк весь: "Я? Любить? Тебе нужна моя любовь? Я такой неказистый тебе нужен? Нет, правда? Ты хочешь меня забрать к себе?... Буду! Буду, конечно же, буду! Я буду заботливым, ласковым и порядочным котом! Я буду есть и играть, я буду тренироваться и разрабатывать ноги и стану сильным и красивым! Неужели ты всё-таки выбрал меня?!!!.... меня... Да... переноска, пахнет кошкой... У меня будут Друзья? Всё, молчу, молчу... Сяду аккуратно. Вот. Да-да, застегни меня в переноске получше. Конечно, поехали!... Да, да, спасибо этому дому, как говорится, но что-то мы тут засиделись... пора и честь знать... Теперь у меня есть имя... Догадались? Да, Пёрышко. Сегодня я ещё сижу в отдельном месте, туда, говорят, всех сажают в начале, что бы здоровье проверить. Тут тоже стоит клетка, но я в неё не иду. Хватит, насиделся. Мне теперь надо ходить. Вот так, прямо взад вперёд, от стенки к стенке. Когти мне подстригли, но, положили коврик, об который можно немного коготки подрать ... Ух, хорошо-то как... Туалет у меня тут вот стоит... А там миска с ... Уже всё съел я ... Как-то некультурно получилось... Положили аж с горкой, а я сожрал... А мячики-то, мячики - прям вот бери и пользуйся - один с бубенчиком, другой с хвостом... Тут вот меня на руках носили посмотреть кто ещё у меня в друзьях будет - ух ты... Кого ж только нет... И такие как я, ну, вы понимаете, с особенностями, тоже есть, а лазают, чуть не до потолка... Я тоже научусь так. Обязательно. Ведь Жизнь такая штука интересная - многому можно успеть научиться. Ну, я пошёл тренироваться. Человека моего радовать успехами. Заболтался я. Ну, это я от радости... От радости. Вы там не болейте, люди, да будьте счастливы. Да и мы тут тоже постараемся." Источник: Марина Михайлова
Притча о том, зачем на самом деле Смерти коса— Вы — кузнец? Голос за спиной раздался так неожиданно, что Василий даже вздрогнул. К тому же он не слышал, чтобы дверь в мастерскую открывалась и кто-то заходил вовнутрь. — А стучаться не пробовали? — грубо ответил он, слегка разозлившись и на себя, и на проворного клиента. — Стучаться? Хм… Не пробовала, — ответил голос. Василий схватил со стола ветошь и, вытирая натруженные руки, медленно обернулся, прокручивая в голове отповедь, которую он сейчас собирался выдать в лицо этого незнакомца. Но слова так и остались где-то в его голове, потому что перед ним стоял весьма необычный клиент. — Вы не могли бы выправить мне косу? — женским, но слегка хрипловатым голосом спросила гостья. — Всё, да? Конец? — отбросив тряпку куда-то в угол, вздохнул кузнец. — Еще не всё, но гораздо хуже, чем раньше, — ответила Смерть. — Логично, — согласился Василий, — не поспоришь. Что мне теперь нужно делать? — Выправить косу, — терпеливо повторила Смерть. — А потом? — А потом наточить, если это возможно. Василий бросил взгляд на косу. И действительно, на лезвии были заметны несколько выщербин, да и само лезвие уже пошло волной. — Это понятно, — кивнул он, — а мне-то что делать? Молиться или вещи собирать? Я просто в первый раз, так сказать… — А-а-а… Вы об этом, — плечи Смерти затряслись в беззвучном смехе, — нет, я не за вами. Мне просто косу нужно подправить. Сможете? — Так я не умер? — незаметно ощупывая себя, спросил кузнец. — Вам виднее. Как вы себя чувствуете? — Да вроде нормально. — Нет тошноты, головокружения, болей? — Н-н-нет, — прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, неуверенно произнес кузнец. — В таком случае, вам не о чем беспокоиться, — ответила Смерть и протянула ему косу. Взяв ее в, моментально одеревеневшие руки, Василий принялся осматривать ее с разных сторон. Дел там было на полчаса, но осознание того, кто будет сидеть за спиной и ждать окончания работы, автоматически продляло срок, как минимум, на пару часов. Переступая ватными ногами, кузнец подошел к наковальне и взял в руки молоток. — Вы это… Присаживайтесь. Не будете же вы стоять?! — вложив в свой голос все свое гостеприимство и доброжелательность, предложил Василий. Смерть кивнула и уселась на скамейку, оперевшись спиной на стену. *** Работа подходила к концу. Выпрямив лезвие, насколько это было возможно, кузнец, взяв в руку точило, посмотрел на свою гостью. — Вы меня простите за откровенность, но я просто не могу поверить в то, что держу в руках предмет, с помощью которого было угроблено столько жизней! Ни одно оружие в мире не сможет сравниться с ним. Это поистине невероятно. Смерть, сидевшая на скамейке в непринужденной позе, и разглядывавшая интерьер мастерской, как-то заметно напряглась. Темный овал капюшона медленно повернулся в сторону кузнеца. — Что вы сказали? — тихо произнесла она. — Я сказал, что мне не верится в то, что держу в руках оружие, которое… — Оружие? Вы сказали оружие? — Может я не так выразился, просто… Василий не успел договорить. Смерть, молниеносным движением вскочив с места, через мгновение оказалась прямо перед лицом кузнеца. Края капюшона слегка подрагивали. — Как ты думаешь, сколько человек я убила? — прошипела она сквозь зубы. — Я… Я не знаю, — опустив глаза в пол, выдавил из себя Василий. — Отвечай! — Смерть схватила его за подбородок и подняла голову вверх, — сколько? — Н-не знаю… — Сколько? — выкрикнула она прямо в лицо кузнецу. — Да откуда я знаю сколько их было? — пытаясь отвести взгляд, не своим голосом пропищал кузнец. Смерть отпустила подбородок и на несколько секунд замолчала. Затем, сгорбившись, она вернулась к скамейке и, тяжело вздохнув, села. — Значит ты не знаешь, сколько их было? — тихо произнесла она и, не дождавшись ответа, продолжила, — а что, если я скажу тебе, что я никогда, слышишь? Никогда не убила ни одного человека. Что ты на это скажешь? — Но… А как же?… — Я никогда не убивала людей. Зачем мне это, если вы сами прекрасно справляетесь с этой миссией? Вы сами убиваете друг друга. Вы! Вы можете убить ради бумажек, ради вашей злости и ненависти, вы даже можете убить просто так, ради развлечения. А когда вам становится этого мало, вы устраиваете войны и убиваете друг друга сотнями и тысячами. Вам просто это нравится. Вы зависимы от чужой крови. И знаешь, что самое противное во всем этом? Вы не можете себе в этом признаться! Вам проще обвинить во всем меня, — она ненадолго замолчала, — ты знаешь, какой я была раньше? Я была красивой девушкой, я встречала души людей с цветами и провожала их до того места, где им суждено быть. Я улыбалась им и помогала забыть о том, что с ними произошло. Это было очень давно… Посмотри, что со мной стало! Последние слова она выкрикнула и, вскочив со скамейки, сбросила с головы капюшон. Перед глазами Василия предстало, испещренное морщинами, лицо глубокой старухи. Редкие седые волосы висели спутанными прядями, уголки потрескавшихся губ были неестественно опущены вниз, обнажая нижние зубы, кривыми осколками выглядывающие из-под губы. Но самыми страшными были глаза. Абсолютно выцветшие, ничего не выражающие глаза, уставились на кузнеца. — Посмотри в кого я превратилась! А знаешь почему? — она сделала шаг в сторону Василия. — Нет, — сжавшись под ее пристальным взглядом, мотнул он головой. — Конечно не знаешь, — ухмыльнулась она, — это вы сделали меня такой! Я видела как мать убивает своих детей, я видела как брат убивает брата, я видела как человек за один день может убить сто, двести, триста других человек!.. Я рыдала, смотря на это, я выла от непонимания, от невозможности происходящего, я кричала от ужаса… Глаза Смерти заблестели. — Я поменяла свое прекрасное платье на эти черные одежды, чтобы на нем не было видно крови людей, которых я провожала. Я надела капюшон, чтобы люди не видели моих слез. Я больше не дарю им цветы. Вы превратили меня в монстра. А потом обвинили меня во всех грехах. Конечно, это же так просто… — она уставилась на кузнеца немигающим взглядом, — я провожаю вас, я показываю дорогу, я не убиваю людей… Отдай мне мою косу, дурак! Вырвав из рук кузнеца свое орудие, Смерть развернулась и направилась к выходу из мастерской. — Можно один вопрос? — послышалось сзади. — Ты хочешь спросить, зачем мне тогда нужна коса? — остановившись у открытой двери, но не оборачиваясь, спросила она. — Да. — Дорога в рай… Она уже давно заросла травой. Источник: неизвестен
|
|