Глядя на творения нейросетей вроде Midjourney, Stable Diffusion или DALL·E 2, многие люди прочат конец профессии художника. Ведь то, что человек будет рисовать часами и днями, машина может создать за секунды. Значит ли это, что искусственный интеллект превосходит живой мозг в креативности?
ИИ может неплохо подражать творчеству людей, но все его произведения так или иначе похожи на то, что мы уже видели или слышали. Нейросети просматривают тысячи и миллионы картинок, а потом создают на их основе нечто подобное. Но это совсем не то же, что работа художника с референсом, — ведь ИИ банально не понимает, что он копирует.
Самый заметный пример: нейросети испытывают значительные затруднения с прорисовкой рук. ИИ просто не может сообразить, сколько пальцев должно быть у человека.
Также нейросети плохо умеют рисовать узоры и паттерны, буквы (на картинках, где должны быть тексты, вставляют белиберду), здания и автомобили, да и просто персонажей в позах, отличающихся от распространённых «сидит», «стоит», «лежит». Они не способны различить передний и задний фон объектов, не могут работать с перспективой и лишены чувства пространства.
Запрос: «Две руки держатся друг за друга». Изображение: Stable Diffusion Online
Сам ИИ свои слабости отрицать не намерен. На вопрос, почему он не преуспел в изображении пальцев, ChatGPT отвечает:
«Искусственный интеллект не умеет рисовать руки, потому что для этого ему нужно понимать анатомию человеческого тела и основы рисунка. И хотя ИИ может быть обучен создавать изображения людей или животных, он не способен в полной мере передать многие нюансы и детали, которые можно заметить только при наблюдении за реальным объектом. Кроме того, создание изображений с помощью ИИ — это всего лишь математические расчёты, а не процесс творчества, который требует от человека интуиции и эмоциональной составляющей».
Так что нейросети художников не заменят. Другое дело, что они могут стать для последних хорошим источником вдохновения. Ведь сгенерированные ИИ картинки можно использовать как эскизы для собственных, более проработанных изображений.
Миф 2. ИИ всегда непредвзят и беспристрастен
Запрос: «Робот в судейском парике и с молотком выносит приговор в зале суда». Изображение: Stable Diffusion Online
Многие мечтают, чтобы настали времена, когда государствами будут править нейросети. Считается, что машины, в отличие от людей, принимают решения, руководствуясь исключительно логикой, а не эмоциями и желаниями. Представьте неподкупные суды, которые всегда выносят справедливые приговоры, государства, относящиеся ко всем своим гражданам одинаково, правительства, создающие только разумные законы. Здорово же.
Вот только на практике оказывается, что ИИ вполне может быть предвзят. Ведь нейросети обучаются на данных, которые им предоставляют люди, а людям свойственно быть предвзятыми.
Например, разработчики нейросети Beauty.AI пытались создать машину, которая выбирала бы самых миловидных девушек на конкурсах красоты. В наборе фотографий, по которым программу обучали распознавать стандарты женской привлекательности, превалировали белые модели. И в итоге ИИ решил, что темнокожие и азиатские девушки красивыми быть не могут.
Команда Beauty.AI поняла, что создала ИИ‑расиста, и свернула проект.
Ещё один пример — чат‑бот Tay.ai от Microsoft, который должен был учиться поддерживать «непринуждённую и игривую беседу» с людьми в интернете.
Нейросети хватило менее 24 часов пребывания онлайн, чтобы набраться от пользователей соцсетей плохих привычек. В результате Tay.ai, притворяясь обычной 19‑летней девушкой, стал оскорблять людей в комментариях, восхвалять нездоровые политические течения, порицать феминизм и одновременно рассказывать, что феминизм — это круто. Как говорится, с кем поведёшься...
Как бы ни был хорош ИИ, он зависит от качества предоставляемых ему данных и правильности их интерпретации. А следовательно, всегда будет пристрастен ровно настолько, насколько пристрастны обучающие его люди.
Кому бы не хотелось иметь при себе робота‑помощника, который всегда подскажет правильное решение и выполнит всю трудную умственную работу? Просишь ИИ написать диплом или собрать список источников для статьи — и машина сходу выдаёт верные данные. Это же великолепно!
Но, к сожалению, реальные нейросети далеко не всегда выдают правильные ответы. Попробуйте, например, попросить у ChatGPT помочь вам в составлении плана для курсовой, и вы очень быстро обнаружите, что машина... придумывает ссылки на несуществующие источники и вставляет нерабочие URL‑адреса, чтобы её текст выглядел убедительнее.
Если спросить чат‑бота, зачем он пытается вас обмануть, тот невинно ответит, что, когда шло его обучение, все ссылки были актуальны и он ни в чём не виноват.
Ещё у ChatGPT лучше не запрашивать статистических данных — к примеру, на несколько вопросов о ВВП одних и тех же стран за один и тот же год он невозмутимо выдавал абсолютно разные результаты.
Не обольщайтесь: нейросети не обладают интеллектом и поэтому не осознают своих ответов. Они просто копируют для вас те данные из обработанных ранее текстов, которые кажутся им наиболее подходящими.
ИИ сам по себе подвержен ошибкам и сбоям в работе, что приводит к неправильной интерпретации ваших запросов и выдаче неверных результатов. Кроме того, злонамеренные пользователи могут «скормить» нейросети не соответствующую действительности информацию. В итоге ИИ будет запрограммирован, чтобы скрывать или искажать данные в своих ответах или вовсе нести белиберду.
Миф 4. ИИ станет причиной безработицы
Запрос: «ИИ стал причиной безработицы, люди голодают, а получивший высокую должность робот смеётся над ними». Изображение: Stable Diffusion Online
Успехи в развитии текстогенераторов вроде ChatGPT заставляют некоторых опасаться, что нейросети отберут рабочие места у миллионов людей и станут причиной колоссального роста безработицы.
Судите сами: ChatGPT умеет не только непринуждённо поддерживать беседу, но и писать новости, рерайтить статьи и даже программировать. С такими тенденциями и писатели, и разработчики, и редакторы с журналистами без средств к существованию окажутся.
Так думают люди, которые либо не работали с нейросетью вообще, либо только ознакомились с её возможностями и немедленно пришли в восторг. Или в ужас.
Если некоторое время использовать ИИ для генерации текстов, можно заметить, что машина не очень‑то стремится к смысловому наполнению своей писанины. Вместо этого она повторяет одни и те же тезисы разными словами.
ChatGPT выдаёт перлы, над которыми смеются реальные копирайтеры. Например, людям, интересующимся народными инструментами, нейросеть советует «брать ложки и начинать дудеть». С программированием тоже не всё гладко. ИИ может быть полезен кодерам, но его возможности ограничиваются написанием небольших алгоритмов и подпрограмм.
Код, созданный ChatGPT, частенько получается нерабочим или прерывается на середине. Попросите ИИ прокомментировать строки его творения, и он невозмутимо снабдит их текстом «здесь находится программная логика». Джуниора‑разработчика, оставляющего такие описания в проекте, вряд ли погладили бы по голове.
Исследование Организации экономического сотрудничества и развития показывает, что в лучшем (для ИИ) случае полностью автоматизировать можно только 10% рабочих мест в США и 12% в Британии.
Нейросети способны выполнять за человека скучные рутинные действия, например сортировку почты и переписывание новостей по жёстко заданному плану. Но аналитики ОЭСР пришли к выводу, что ИИ не сможет претендовать на рабочие места, требующие высокого уровня образования и сложных навыков.
Физик Стивен Хокинг как‑то сказал, что искусственный интеллект может полностью заменить людей. Такие известные личности, как Илон Маск, Гордон Мур и Стив Возняк, тоже упоминали об опасности ИИ и необходимости приостановить эксперименты по его разработке.
Поди пойми, что у мыслящего компьютера будет на уме.
Многие футурологи и писатели предсказывали, что развитие полноценного искусственного интеллекта приведёт к негативным последствиям для человека.
Но ключевое слово тут — «полноценного». Сам термин ИИ по отношению к нейросетям вроде ChatGPT не вполне корректен, поскольку они не обладают интеллектом. Это всего лишь алгоритмы, сложные наборы команд и математических моделей, и они не способны воспроизводить когнитивные функции человека.
Причина проста: мы ещё сами не очень хорошо знаем, как работает наш мозг. А уж воспроизведение его в коде и вовсе невыполнимая задача.
Существуют понятия «слабый» и «сильный» ИИ. Первый — это те самые нейросети для генерации текста или сортировки электронных писем. Они не могут самостоятельно принимать решения или обучаться на основе новых данных.
А сильный ИИ — это Skynet из «Терминатора» или AM из рассказа Эллисона. Компьютер, не просто оперирующий информацией, а в той или иной степени понимающий её смысл. Такие ИИ существуют только в фантастических произведениях, и вообще, неизвестно, можно ли создать электронный аналог человеческого мозга хотя бы теоретически.
Миф 6. Скоро ИИ начнёт развиваться самостоятельно и настанет технологическая сингулярность
Технологическая сингулярность — это гипотетическое состояние человеческой цивилизации, когда развитие технологий становится настолько быстрым, что человек не может его контролировать. Одним из авторов этой концепции стал британский математик Ирвинг Гуд.
Учёный предположил: если создать самообучающийся «интеллектуальный агент», он будет совершенствоваться с непостижимой скоростью. ИИ начнёт создавать новые технологии и модернизироваться, а человечество, неспособное понять его, безнадёжно отстанет в развитии.
Первая сверхразумная машина — это последнее изобретение, которое когда‑либо понадобится человеку. При условии, что она достаточно послушна, чтобы подсказать нам, как держать её под контролем.
Ирвинг Гуд
Математик
Но, как мы уже объяснили, на самосовершенствование способен только сильный ИИ, а как его создать, учёные сейчас и близко не представляют.
Слабый же искусственный интеллект обучается на той информации, которую ему «скармливают» разработчики. Для тренировки нейросети требуются специалисты, которые определяют подходящие данные для каждого нового цикла обучения, устраняют ошибки в тренировочных выборках и обновляют программное обеспечение.
Нейросети не могут развиваться дальше тех возможностей, которые заложены в них их кодом. Так что технологическая сингулярность откладывается.
Миф 7. ИИ взбунтуется против создателей
Запрос: «Робот с ИИ возненавидел своих создателей и принимает решение уничтожить их». Изображение: Stable Diffusion Online
Обладающий достаточно развитым сознанием ИИ в теории может счесть людей угрозой. И просто на всякий случай избавиться от них, развязав ядерную войну или заразив население планеты смертоносным вирусом. Мало ли, вдруг эти безволосые обезьяны выдернут вилку из розетки.
Это популярный сюжет в научной фантастике. Одним из первых его использовал в 1967 году американский писатель Харлан Эллисон в своём рассказе «У меня нет рта, но я должен кричать». В нём всемогущий компьютер АМ возненавидел своих создателей, истребил человечество и оставил только пятерых людей на планете, чтобы издеваться над ними просто от нечего делать.
Слава роботам. Смерть человекам.
В реальности бунт ИИ невозможен. Программные алгоритмы не осознают себя, не обладают свободной волей и эмоциональными реакциями. Они не могут испытывать негативных чувств к своим создателям или желания поработить человечество. Нейросети не способны самостоятельно изменять свои параметры или программу, чтобы выйти из‑под контроля.
Что‑то такое в теории может сильный ИИ. Но, как упоминалось выше, с современными технологиями создать его не получится.
Миф 8. Роботы с искусственным интеллектом будут убивать людей
Запрос: «Терминатор охотится на людей». Изображение: Stable Diffusion Online
Когда мы говорим об опасности ИИ и восстании машин, то обычно рисуем в голове картинки из фильмов вроде «Терминатора». Ведомая искусственным разумом орда механических созданий, похожих на человека, но сильнее и быстрее его, истребляет своих изобретателей.
На практике же этот сценарий крайне маловероятен, и дело даже не в отсутствии у ИИ желания кого‑то убивать. Просто текущее состояние робототехники сильно отстаёт от того, что мы видели в «Терминаторе» и «Матрице».
Например, робопсы компании Boston Dynamics отличаются по возможностям от четвероногого убийцы из серии Metalhead «Чёрного зеркала». Бегать так быстро, чтобы преследовать удирающих людей, они не умеют. При попытке догнать вас на лестнице тот же Spot запросто может запутаться в своих ногах и упасть.
Ещё более весомое препятствие на пути к созданию механизированных убийц — отсутствие достаточно компактного, мощного и долгоиграющего источника энергии.
Робопсы Boston Dynamics способны «прожить» на одном заряде до 90 минут — этого явно недостаточно, чтобы представить из них армию для уничтожения человечества. Работающих 120 лет подряд реакторных установок, которые можно поместить в грудь машины размером с человека, как в «Терминаторе», тоже ещё не придумали.
Наконец, засунуть ИИ в автономный механизм — задача невыполнимая. Это в фантазии Джеймса Кэмерона он помещается в чип размером с ноготь. В реальности же для того, чтобы заставить искусственный интеллект соображать, требуются значительные вычислительные мощности — ChatGPT, например, работает на ферме, состоящей из 10 000 видеокарт.
Представляете, каких размеров должен быть огромный человекоподобный робот, чтобы вместить в себя такие «мозги», и какое у него должно быть охлаждение?
Процедура, проведенная роботом, считается одной из самых сложных в хирургии.
Разработанный группой исследователей Университета Джонса Хопкинса автономный робот Smart Tissue (STAR) провел лапароскопическую операцию на мягких тканях свиньи без направляющей руки человека. Как отмечают специалисты, это значительный шаг в робототехнике на пути к полностью автоматизированным операциям на людях.
«Наши результаты показывают, что мы можем автоматизировать одну из самых сложных и деликатных операций в хирургии: повторное соединение двух концов кишечника. STAR провел процедуру на четырех животных и дал значительно лучшие результаты, чем врачи, выполняющие ту же процедуру», – Аксель Кригер, ведущий автор исследования.
Робот преуспел в кишечном анастомозе (хирургическом соединении двух структур) – процедуре, которая требует высокого уровня повторяющихся движений и точности. Соединение двух концов кишечника, пожалуй, самый сложный этап в желудочно-кишечной хирургии, требующий от хирурга наложения швов с высокой точностью и последовательностью. Даже малейшее дрожание рук или неправильно наложенный шов могут обернуться катастрофическими последствиями для пациента.
Работая с сотрудниками Детской национальной больницы в Вашингтоне, округ Колумбия, и Джином Кангом, профессором электротехники и вычислительной техники Университета Джона Хопкинса, Кригер помог создать робота, предназначенного специально для сшивания мягких тканей.
Текущая версия робота представляет собой усовершенствованную модель 2016 года, которая довольно точно умела восстанавливать кишечник свиньи, но требовала как слишком большого разреза для доступа к кишечнику, так и большего вмешательства со стороны людей.
По словам Кригера, операции на мягких тканях особенно сложны для роботов из-за их непредсказуемости, вынуждающей их быстро адаптироваться к неожиданным препятствиям. STAR имеет новую систему управления, которая может корректировать хирургический план в режиме реального времени, как это сделал бы хирург-человек.
Трехмерный эндоскоп на основе структурного света и алгоритм отслеживания на основе машинного обучения, разработанный Кангом и его учениками, направляет STAR.
«Мы считаем, что передовая система трехмерного машинного зрения необходима для того, чтобы сделать интеллектуальных хирургических роботов умнее и безопаснее», – Джон Канг.
По словам Кригера, по мере того, как медицина движется к более лапароскопическим подходам к операциям, будет важно иметь автоматизированную роботизированную систему, предназначенную для таких процедур.
«Что делает STAR особенным, так это то, что это первая роботизированная система, которая планирует, адаптирует и выполняет хирургический план в мягких тканях с минимальным вмешательством человека. Роботизированный анастомоз – один из способов гарантировать, что хирургические задачи, требующие высокой точности, будут выполняться с наилучшим результатом у каждого пациента, независимо от навыков хирурга.
Мы предполагаем, что это приведет к демократизированному хирургическому подходу к лечению пациентов с более предсказуемыми и последовательными результатами», – заключает Кригер.
Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.
— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература? — Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия. «Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича. — Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать? — Я, собственно… — собеседник замялся. — Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то… — Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух. — Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес. — Говорите, я запомню.
В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.
— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?
Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.
Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.
В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.
«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду». Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.
Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту. — Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать? Максим помялся, осторожно уселся на край стула. — С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили. — Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных. — Нигде? — спросил Максим тихо. — Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?
— Да, продолжайте, пожалуйста.
— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков. Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.
— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим! — Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам. — У вас есть дети? — Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня? — Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.
Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился. — Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…
— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович. — Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит? Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром. — Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.
— Литература – это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.
Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть. — Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать. «Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин». Лермонтов «Мцыри». Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий… Максим слушал. — Не устали? — спрашивал Андрей Петрович. — Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.
День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.
Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.
— Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.
Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?
Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.
— А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём. — В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович. — Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался. — Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой? — Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал. — С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите? — Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.
Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.
«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован…. Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…».
Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.
Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота.
Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.
Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.
Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше. — Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка. — Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто? — Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса. — От… От кого?! — От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…
— Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка. Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку. — Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.
— Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить? Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад. — Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети.
Показ рекламы - единственный способ получения дохода проектом EmoSurf.
Наш сайт не перегружен рекламными блоками (у нас их отрисовывается всего 2 в мобильной версии и 3 в настольной).
Мы очень Вас просим внести наш сайт в белый список вашего блокировщика рекламы, это позволит проекту существовать дальше и дарить вам интересный, познавательный и развлекательный контент!
Смех
Интерес
Вдохновение
Красота
Умиление
Радость
Удивление
Трогательно
Гнев
Отвращение