Во время одного из своих известных выступлений индийский философ Джидду Кришнамурти спросил аудиторию, хотят ли они узнать его секрет. Присутствовавшие в зале затихли и подались вперед. «Вы знаете, — сказал он, — я просто не парюсь». Предлагаем перевод статьи автора блога Raptitude о том, почему муха должна оставаться мухой, а слон — слоном.

Конечно, он сказал не так. По мнению большинства, он сказал: «Знаете, я просто не обращаю внимания на то, что происходит», но он мог сказать и так, и эдак. Мне кажется, что наплевательская концепция более близка большинству. Я заранее прошу прощения за грубость этой фразы — а использовать ее я буду здесь часто, — но ничто не передает эту истину так хорошо. Когда вы скажете кому-то «не обращай внимания», этот кто-то скорее всего на вас странно посмотрит — но только не тот, кто пришел на лекцию Кришнамурти. При этом все понимают, что в жизни иногда случаются такие неприятные моменты, на которые лучше всего просто забить/наплевать. Не забивать — значит думать о случившемся. Например, кто-то нагрубил вам по телефону, и вы прокручиваете случившееся в голове, вы не можете так легко наплевать. А если вы просто повесили трубку, пожали плечами и спокойно поехали кататься на велосипеде, значит, у вас отлично получается забивать.

Если ты переживаешь, то это еще не значит, что ты делаешь что-то полезное, хотя может казаться, что это так. Кажется вполне закономерным, что каждый раз, запариваясь над чем-то, мы тем самым приближаемся к какому-то ответу. Но это не так, потому что постоянное прокручивание в голове — это мыслительный процесс, а мыслительный процесс, не направленный на поиск решения, бесполезен.

Это проливает свет на одно из наших самых неискоренимых и недалеких представлений о человеческом мышлении: мы уверены, что большинство мыслей ценны сами по себе, что они к чему-то приведут. Но большинство наших мыслей просто заполняют нашу голову и ограждают от реальной жизни. Они не приводят ни к каким важным решениям или аналитическим выводам, они просто поглощают нас и, возможно, еще и делают нашу жизнь короче.

Нам обычно кажется, что наши размышления выполняют какую-то функцию просто потому, что они вызваны сильной эмоцией или потому, что они направлены на предмет, который важен для нас: это могут быть справедливость, уважение или современное состояние общества.

Нет. Размышления имеют смысл только в том случае, если они заставляют ваше тело двигаться и делать что-то полезное. Это не значит, что на любое жизненное огорчение, грубость или несправедливость нужно сразу же отвечать действием. Совсем наоборот. Обычно ничего с этим не поделаешь или просто не хочется делать. И это нормально. В большинстве случаев лучше вообще ничего не делать, просто забить.

Такая концепция может показаться апатичной. На самом деле это не так. Это просто отказ от пустой траты своей энергии и времени на мысли, которые ни к чему не приведут. Так что если вы решили над чем-то запариться, убедитесь, что это приведет к какой-то ответной реакции на то, что произошло, и затем переходите к действию. Вот наглядная схема действий.

Не так-то просто научиться забивать. Для этого нужна практика. Способность забивать должна входить в число тех жизненно важных умений и навыков, которым мы учим детей наравне с умением считать, завязывать шнурки и держаться подальше от незнакомцев. Не так давно я вышел на пробежку, и кто-то окрикнул меня из проезжающего грузовика. Кажется, он назвал меня педиком (или, может быть, Эдиком?). Это меня здорово напугало, я даже, кажется, немного подпрыгнул от неожиданности. Они, наверное, засмеялись там в своей кабине и дали друг другу пять или что там такие придурки обычно делают после того, как орут из машины.

В моей жизни были такие времена, когда я потратил бы огромное количество энергии, переживая из-за таких несправедливостей. Но в тот день я не собирался этого делать, и это прошло мимо меня. Я все еще чувствовал первоначальный всплеск ярости и адреналина, но решил просто пропустить это пятисекундное событие, а не рефлексировать над ним еще полдня, а потом рассказывать всем о нем.

Я продолжил бежать и заметил, что всего несколько секунд спустя на улице все снова стало тихо и мирно. Не было ни малейшего следа произошедшего просто потому, что я не оживил его в своей голове, я наплевал на него.

Я знал людей, которые рассказывали целые истории, и не по одному разу, о каком-нибудь не самом приятном двадцатисекундном происшествии, которое случилось с ними много лет назад и которое они никак не могут забыть. Я думаю, вы тоже встречали таких людей. Не впадайте в такое же безумие. Следуйте выбранному курсу: просто забейте.

Умение вовремя забить не означает, что вы всегда на все будете забивать. Это только значит, что вы делаете это осознанно. У вас есть на то причина. Главное — это поймать себя на ответной реакции. Все начинается со злости и слов возмущения в вашей голове, обычно в форме остроумного ответа или внутренней проповеди о порядочности и уважении. Вы можете начать прокручивать несколько возможных сценариев, в которых вы показываете обидчику, кто здесь главный. Также очень легко увлечься мстительной фантазией, в которой (например) вы подобно танку/Терминатору несетесь за грузовиком, отчего он в конце концов врезается в дерево, и вот вы уже стоите и смеетесь, похлопывая себя по бокам.

Когда вы поймали себя на подобных мыслях, напомните себе, что вам вообще-то наплевать на такие вещи, и переключите все свое внимание обратно на материальный мир. Что у вас было дальше по плану, после того как произошел этот ничтожно маленький инцидент? Прислушайтесь к телу: что ему нужно, чтобы двигаться дальше?

Поэтому повесьте трубку. Наберите следующий номер, пробегите еще один километр, смешайте напитки, прыгайте на велосипед... все, что логически следует дальше в жизни человека, который не обращает внимания на мелочи жизни. А если вам не терпится над чем-то лишний раз задуматься, то лучше задумайтесь над этим.

«Род человеческий имеет только одно действительно эффективное оружие, и это смех». Так говорил известный американский писатель Марк Твен, который, между прочим, писал вовсе не только для детей! Сейчас вы в этом убедитесь.

1. Если вы говорите правду, вам не придется ничего вспоминать.

2. Хорошие друзья, хорошие книги и спящая совесть — вот идеальная жизнь.

3. Всякий раз, когда вы окажетесь на стороне большинства, это время, чтобы остановиться и задуматься.

4. Никогда не откладывай на завтра то, что может быть сделано послезавтра с тем же успехом.

5. Человек, который не читает, не имеет никаких преимуществ по сравнению с человеком, который не умеет читать.

6. Давайте жить так, чтобы даже гробовщик оплакивал нашу кончину!

7. Я никогда не позволял школе вмешиваться в моё образование.

8. Если тебе нужны деньги, иди к чужим; если тебе нужны советы, иди к друзьям; а если тебе ничего не нужно — иди к родственникам.

9. Страх смерти вытекает из страха перед жизнью. Человек, который живет полной жизнью, готов умереть в любой момент.

10. Держитесь подальше от людей, которые пытаются принизить ваши амбиции. Маленькие люди всегда делают это, но по-настоящему великие заставляют вас поверить, что вы тоже можете стать великим.

11. Не ходите кругами, говоря, что мир должен вам жизнь. Мир не должен вам ничего. Он был здесь первым.

12. Никогда не позволяйте кому-либо быть вашим приоритетом, когда вы для него всего лишь один из вариантов.

13. Лояльность к стране — ВСЕГДА. Лояльность к правительству — когда оно этого заслуживает.

14. Когда я и моя жена расходимся во мнениях, мы обычно поступаем так, как хочет она. Жена называет это компромиссом.

15. Через 20 лет вы будете больше разачарованны теми вещами, которые вы не делали, чем теми, которые вы сделали. Так отчальте от тихой пристани, Почувствуйте попутный ветер в вашем парусе. Двигайтесь вперед! Мечтайте! Открывайте!

16. Быть хорошим — это так изнашивает человека!

17. Лучше молчать и показаться дураком, чем заговорить и развеять все сомнения.

18. Бросить курить легко. Я сам бросал раз сто.

19. Если вы не читаете газет — вы не информированы. Если вы читаете газеты — вы дезинформированы.

20. Смелость есть сопротивление страху, овладение страхом — не отсутствие страха.

21. Лучший способ воспрянуть духом — это попытаться подбодрить кого-то еще.

22. Род человеческий имеет только одно действительно эффективное оружие, и это смех.

23. Два самых важных дня в вашей жизни — это день, когда вы родились, и день, когда вы выяснили зачем.

24. Если вы заметили, что вы на стороне большинства, это верный признак того, что пора меняться.

25. Задайтесь целью ежедневно делать то, что не по душе. Это золотое правило поможет вам выполнять свой долг без отвращения.

26. Когда мне было четырнадцать, мой отец был так глуп, что я с трудом переносил его; но когда мне исполнился двадцать один год, я был изумлен, насколько этот старый человек поумнел за последние семь лет.

27. Настоящий друг с тобой, когда ты не прав. Когда ты прав, всякий будет с тобой.

28. Часто самый верный способ ввести человека в заблуждение — сказать ему чистую правду.

29. Всегда признавайте свои ошибки. Это притупит бдительность начальства и даст вам возможность совершить новые.

30. Гнев является кислотой, которая может нанести больше вреда сосуду, в котором она хранится, чем тому, на кого она изливается.

31. Никогда не спорьте с глупыми людьми, они опустят вас до своего уровня, а затем с опытом изобьют.

32. Есть только один способ выяснить, что человек честен: спросите его. Если он ответит «да», вы узнаете, что он плут.

33. Лучше держать рот на замке и выглядеть глупым, чем открыть его и развеять все сомнения.

34. Беспокойство подобно выплате долга, который вы не должны.

35. Каждый человек, подобно луне, имеет свою неосвещенную сторону, которую он никому не показывает.

36. Покупайте землю — ведь её уже больше никто не производит.

37. Доброта — это то, что может услышать глухой и увидеть слепой.

38. Горе можно пережить в одиночестве, но радость — чтоб познать ее в полной мере — нужно разделить с другим человеком.

39. Требуется более трёх недель, чтобы подготовить хорошую речь экспромтом.

40. Если бы все люди думали одинаково, никто тогда не играл бы на скачках.

41. Нам нравятся люди, которые смело говорят нам, что думают, при условии, что они думают так же, как мы.

42. Адам был счастливым человеком: когда ему в голову приходило что-нибудь смешное, он мог быть твердо уверен, что не повторяет чужих острот.

43. Истина — самое ценное, что у нас есть. Давайте её экономить.

44. Худшее одиночество — это когда человеку неуютно с самим собой.

45. Нет ничего более раздражающего, чем хороший пример.

46. Лето — это время года, когда очень жарко, чтобы заниматься вещами, которыми заниматься зимой было очень холодно.

47. Пессимизм — это всего лишь слово, которым слабонервные называют мудрость.

48. «Дети и дураки всегда говорят правду», — гласит старинная мудрость. Вывод ясен: взрослые и мудрые люди правду никогда не говорят.

49. Единственный способ сохранить здоровье — это есть то, чего не хочешь, пить то, чего не любишь, и делать то, что не нравится.

50. Путешествия гибельны для предрассудков, фанатизма и ограниченности, поэтому многим людям они так остро необходимы. Нельзя прийти к широким, здравым и терпимым взглядам на людей и на вещи, прозябая всю жизнь в одном маленьком уголке Земли.

Эти стихи — не просто слова, а краткий путеводитель для тех, кто учится ждать, верить и идти своим путём, несмотря на трудности.

Жизнь всё расставит по местам:
Вернутся те, кого не ждали,
Воздастся то, что мы отдали,
И что когда-то дали нам.

Жизнь всё расставит по местам:
Придёт любовь, придёт богатство,
О чем мечтали — всё удастся
И будет сниться по ночам.

Жизнь все расставит по местам,
Ты только верь и жди — всё будет.
Печаль и боль про нас забудут
И обойдут по сторонам.

Жизнь всё расставит по местам,
Пройдут болезнь и непогода,
Лишь пусть нам не считают годы,
Ведь время неподвластно нам.

Жизнь всё расставит по местам:
Подарит то, что так хотелось,
Согреет тех, кто не согрелись,
И отпущение даст грехам.

Жизнь всё расставит по местам,
Но, Боже мой, какая радость,
И наслаждение, и сладость —
Знать, что ты это сделал сам!

Владимир Высоцкий

Борис Рыжий — поэт, у которого боль и нежность идут рука об руку. В его стихах слышны звон трамваев и шорох уральских дворов, и в то же время — тоска по утраченной чистоте, по той любви, что всегда чуть дальше вытянутой руки. Он писал о дружбе, о первых поцелуях, о случайных встречах в дымных подъездах — и умел превращать всё это в строки, от которых щемит сердце.

Рыжий не украшал действительность, но умел находить в ней ту тонкую искру красоты, которая делает жизнь значимой, даже если завтра всё рушится. Его лирика — это исповедь поколения, но и откровенный разговор с каждым, кто когда-либо чувствовал, что счастье живёт рядом с потерей.

Над домами, домами, домами

Над домами, домами, домами
Голубые висят облака —
Вот они и останутся с нами
На века, на века, на века.

Только пар, только белое в синем
Над громадами каменных плит...
Никогда никуда мы не сгинем,
Мы прочней и нежней, чем гранит.

Пусть разрушатся наши скорлупы,
Геометрия жизни земной —
Оглянись, поцелуй меня в губы,
Дай мне руку, останься со мной.

А когда мы друг друга покинем,
Ты на крыльях своих унеси
Только пар, только белое в синем,
Голубое и белое в си...

1995 г

* * *

Мне не хватает нежности в стихах

Мне не хватает нежности в стихах,
а я хочу, чтоб получалась нежность —
как неизбежность или как небрежность.
И я тебя целую впопыхах.
О муза бестолковая моя!
Ты, отворачиваясь, прячешь слезы.
а я реву от этой жалкой прозы,
лица не пряча, сердца не тая.
Пацанка, я к щеке твоей прилип.
Как старики, как ангелы, как дети,
мы будем жить одни на целом свете.
Ты всхлипываешь, я рифмую «всхлип».
1999 г.

* * *

Осыпаются алые клёны

Осыпаются алые клёны,
полыхают вдали небеса,
солнцем розовым залиты склоны —
это я открываю глаза.
Где и с кем, и когда это было,
только это не я сочинил:
ты меня никогда не любила,
это я тебя очень любил.
Парк осенний стоит одиноко,
и к разлуке и к смерти готов.
Это что-то задолго до Блока,
это мог сочинить Огарёв.
Это в той допотопной манере,
когда люди сгорали дотла.
Что написано, по крайней мере
в первых строчках, припомни без зла.
Не гляди на меня виновато,
я сейчас докурю и усну —
полусгнившую изгородь ада
по-мальчишески перемахну.

Не покидай меня

Не покидай меня, когда
горит полночная звезда,
когда на улице и в доме
всё хорошо, как никогда.
Ни для чего и низачем,
а просто так и между тем
оставь меня, когда мне больно,
уйди, оставь меня совсем.
Пусть опустеют небеса.
Пусть станут чёрными леса.
пусть перед сном предельно страшно
мне будет закрывать глаза.
Пусть ангел смерти, как в кино,
то яду подольёт в вино,
то жизнь мою перетасует
и крести бросит на сукно.
А ты останься в стороне —
белей черёмухой в окне
и, не дотягиваясь, смейся,
протягивая руку мне.
2000 г.

* * *

Начинается снег

Начинается снег, и навстречу движению снега
поднимается вверх — допотопное слово — душа.
Всё, — о жизни поэзии, о судьбе человека
больше думать не надо, присядь, закури не спеша.
Закурю, да на корточках, эдаким уркой отпетым,
я покуда живой, не нужна мне твоя болтовня.
А когда после смерти я стану прекрасным поэтом,
для эпиграфа вот тебе строчки к статье про меня:
Снег идет и пройдет. И наполнится небо огнями.
Пусть на горы Урала опустятся эти огни.
Я прошел по касательной, но не вразрез с небесами.
Принимай без снобизма — и песни и слезы мои.

* * *

Я зеркало протру рукой

Я зеркало протру рукой
и за спиной увижу осень.
И беспокоен мой покой,
и счастье счастья не приносит.
На землю падает листва,
но долго кружится вначале.
И без толку искать слова
для торжества такой печали.
Для пьяницы-говоруна
на флейте отзвучало лето,
теперь играет тишина
для протрезвевшего поэта.
Я ближе к зеркалу шагну
и всю печаль собой закрою.
Но в эту самую мину-
ту грянет ветер за спиною.
Все зеркало заполнит сад,
лицо поэта растворится.
И листья заново взлетят,
и станут падать и кружиться.

Я так хочу прекрасное создать,
печальное, за это жизнь свою
готов потом хоть дьяволу отдать.
Хоть дьявола я вовсе не люблю.

Поверь, читатель, не сочти за ложь –
что проку мне потом в моей душе?
Что жизнь моя, дружок? – цена ей грош,
а я хочу остаться в барыше.

1995

* * *

Ах, что за люди, что у них внутри?
Нет, вдумайся, нет, только посмотри,
как крепко на земле они стоят,
как хорошо они ночами спят,
как ты на фоне этом слаб и сир.
…А мы с тобой, мой ангел, в этот мир
случайно заглянули по пути,
и видим — дальше некуда идти.
Ни хлеба нам не надо, ни вина,
на нас лежит великая вина,
которую нам бог простит, любя.
Когда б душа могла простить себя…

* * *

Прошла гроза, пятьсот тонов заката
разлиты в небе: желтый, темно-синий.
Конечно, ты ни в чем не виновата,
в судьбе, как в небе, нету четких линий.

Так вот на этом темно-синем фоне,
до смерти желтом, розовом, багровом,
дай хоть последний раз твои ладони
возьму в свои и не обмолвлюсь словом.

Дай хоть последний раз коснусь губами
щек, глаз, какие глупости, прости же
и помни: за домами-облаками
живет поэт и критик Борька Рыжий.

Живет худой, обросший, одинокий,
изрядно пьющий водку, неустанно
твердящий: друг мой нежный, друг жестокий
(заламывая руки), где ты, Анна?

1997

Когда цивилизация начинает казаться тесной клеткой, одни смиряются, а другие ищут выход. Поль Гоген выбрал путь беглеца — из Европы он отправился на край света, чтобы найти там собственную утопию свободы и дикости.

Чтобы понять колониальное умонастроение конца XIX века можно обратиться к знаменитому стихотворению Киплинга, название которого «Бремя белого человека» стало нарицательным. Оно было написано в 1899 по случаю американо-филиппинской войны. Если суммировать его содержание, то получается, что белый человек должен взять на себя задачу по окультуриванию остального небелого мира. Киплинг, будучи верным подданным Британской империи не сомневался в том, что это необходимо. При этом, сразу после выхода стихотворение подверглось критике как уничижительное по отношению к неевропейским народам, которая кажется справедливой и сегодня.

На фоне навязчивой идеи привнесения цивилизации в отдаленные уголки планеты Гоген обосновавшийся на Таити в 1891 году выглядит одним из немногих сознательно занявших противоположную позицию, или, по крайней мере, пытающихся снять с себя бремя белого человека. Так ли все просто?

Гоген родился в семье Алины Марии Шазаль и Кловиса Гогена в 1848 году и уже через год был вывезен родителями из Франции в Перу, где у Алины Марии были влиятельные и богатые родственники. Первые семь лет жизни он провел окруженный достатком и экзотической природой. Французский философ Ален Бадью имевший схожий опыт определяет это как «колониальную нирвану». В 1855 году Гоген возвращается вместе с матерью в Париж, где получив начальное образование пытается поступить в Мореходное училище. Не пройдя отбор, он нанимается в качестве ученика лоцмана на торговое судно. С 1865 по 1871 год Гоген непрерывно путешествует вместе с судном, видя места, куда буквально еще не ступала нога белого человека.

Вернувшись после смерти матери в Париж Гоген устраивается на биржу в качестве брокера, часто покупает работы приобретающих в то время популярность импрессионистов. Пробует рисовать и сам. Когда Гоген окончательно решает посвятить себя искусству он переезжает в коммуну художников-клуазонистов и синтетистов в Понт-Авене в Бретани и работает там с перерывами до своего отъезда на Таити. Один из таких перерывов был связан с предпринятым путешествием на Мартинику и Панаму — первой попыткой сознательного бегства из цивилизованного мира.

Наблюдая строительство Панамского канала Гоген воочию мог видеть те преобразования, которые несла миру индустриализация. Чем беззащитнее было местное население, тем быстрее исчезал первобытный рай.

Коммуна в Бретани была для Гогена попыткой уйти не только от общества индустриальной эпохи, но и необходимости постоянно потакать вкусам этого общества ради продажи своих работ, ради денег. Эскапизм — довольно характерное умонастроение в условиях политической стагнации и реакции. Во Франции она наступила после поражения Парижской коммуны в 1871 году. Фактически взрослая и сознательная жизнь Гогена в Франции началась, когда ни о каких глобальных переменах в жизни общества мечтать уже не приходилось. В то же время Гоген всю жизнь боготворил свою бабушку — Флору Тристан, писательницу-революционерку, внесшую значительный вклад в республиканское и суфражистское движение во Франции начала XIX века.

Невозможность больших изменений компенсировалась желанием изменить жизнь хотя бы в малом, если не во Франции, то в своей коммуне, если не в коммуне, то хотя бы в своей жизни или в искусстве. Если общество не желает свободы, то остается хотя бы освободить себя от общества. В таких условиях вызревает индивидуализм Гогена.

Об умонастроении художника красноречиво говорит его автопортрет, написанный в 1889 году на дверце от серванта в столовой одной из бретонских гостиниц. Сам выбор материала был уже своеобразным вызовом устоявшимся живописным традициям. Произведение запечатлевает противоречивый образ творческого человека, познавшего и добро, на что указывает нимб, и зло, которое символизирует змея. Используя яркие цвета и декоративные мотивы, нехарактерные для искусства его современников художник утверждает свою индивидуальную творческую свободу и эстетическое превосходство.

Представления Гогена о Таити были идеалистические, разницу между ними и реальностью художник осознал едва ступив на берег в Папаэте — самом крупном городе на острове. На острове всем управляла французская колониальная администрация, а удивительные ритуалы о которых читал художник остались в прошлом. О них Гогену оставалось только мечтать. Впрочем, мечты белого человека вооруженного либо наукой и техникой, либо культурой имеют свойство сбываться. Именно поэтому оказывается интересным проанализировать но только содержание конкретных работ, но и их общий утопический горизонт.

Живя во Франции в XIX века Гоген постоянно сталкивался с комплексом представлений, который Саид и другие исследователи называют ориентализм.

Ориентализм — это не просто миф или текст, это еще и определенный способ действия власти. Ориентализм участвует в производстве идентичности «восточного» человека на всех уровнях, включая материальный. Колониальная власть поощряет в «восточном» человеке только те качества, которые хочет видеть (и которые ей не угрожают): праздность, чувственность, невежество, женственность и пр. Всех, кто не соответствует этой установке (и бросает тем самым колониальной власти вызов) власть преследует или старается устранить.

Праздность, чувственность, женственность, невежество — это мы видим и в работах Гогена, пусть и чаще с положительным знаком. В картине «Дух мертвых не дремлет» девушка изображена боящейся духов мертвых, которые появляются ночью. Она напугана, наивна, беззащитна, обнажена — одним словом, максимально удобна для мужского взгляда. Бремя белого человека в такой ситуации превращается в обязанность спасти туземца от его собственной темноты. При этом белый человек не может перестать конструировать дикость или неполноценность туземца, иначе будет разрушен весь миф о спасении.

У Гогена есть свое видение таитянской действительности, но это видение на самом деле не сильно отличается от того что думает Киплинг и другие убежденные в своем превосходстве белые люди.

Одной из фантазий западного белого мужчины в XIX веке и не только была свободная любовь без обязательств и последствий. Со времен де Сада географическая область этой фантазии расширилась, включив в себя Глобальный Юг и Восток, а на островах в Тихом океане даже обрела некоторую реальную историческую основу. До появления миссионеров на Таити и в части других островов Французской Полинезии был распространен культ Ареои. Участники культа поклонялись богу войны Оро, учили и читали во время ритуалов религиозные тексты, сохраняя их тех самым для будущих поколений, предавались непристойным с точки зрения европейцев танцам, и имели некоторую свободную форму сексуальных отношений. Согласно Британской энциклопедии 1911 года последователи культа стремились к тому, чтобы все вещи были общими включая женщин. Культ Ареои представлял альтернативу жесткой социальной стратификации, поскольку в рамках ритуалов смешивались представители самых разных слоев населения. Это делало участие в культе желанным для женщин и мужчин из низов, которые через сексуальные контакты могли добиться привилегий не положенных им по статусу в обычной жизни. К прискорбию Гогена этот культ был уничтожен французскими властями и христианскими миссионерами в 1830-е. Время до прихода цивилизации художник ощущал как утерянный рай, следы которого еще можно найти в современной ему таитянской жизни.

С другой стороны, появление белых людей создало новую альтернативу социальному разделению на Таити, в которой уже близость с белым человеком становилась источником привилегий, недоступных в традиционном укладе жизни. Нередки были браки по расчету между белым и местным населением. Мечта о возвращении в Рай реализуется в колониальной практике использования французами местного населения для удовлетворения своих нужд.

Складывавшийся на Таити новый культ белого человека поначалу играл Гогену на руку — для местного населения он был желанным мужем и зятем, несмотря на свою финансовую несостоятельность.

Самое главное событие в жизни Гогена относящееся к т. н. первому таитянскому периоду — это женитьба на девушке по имени Техаамана, которую художник изображал на многочисленных полотнах. Техаамана, или, как ее называл художник, Техура изображена на картине «Женщина с манго». Девушка с картины одета в платье западного фасона, которые, как правило носили замужние таитянские женщины. Сочный фрукт в руке и слегка выступающий сквозь платье живот, напоминающий о картинах эпохи Возрождения, символизируют плодородие. Для Гогена Техура — желанная добыча, в ней, по его мнению, еще тлел огонь прежней таитянской культуры, его родственники помогали ему прокормиться на острове, где нельзя было ничего купить кроме дорогих консервов, и, наконец, она была молода — на момент их встречи с Гогеном ей было около 13 лет.

Чем больше становилось участников нового культа, тем больше жизнь Таити походила на европейскую, а служение белому человеку и его культуре — на проституцию или брак по расчету. В мире рыночных отношений Гоген рисковал снова стать нищим аутсайдером, причем теперь не только для своих соотечественников, но еще и для таитян. Картины его практически не продавались, и долгие месяцы он жил питаясь подачками от местного населения.

Пожалуй, идеальным сюжетом жизни художника был бы сюжет из «Робинзона Крузо», где главный герой — единственный белый человек на острове.

Можно также вспомнить сюжет «Бури» Шекспира, где главный герой волшебник Просперо подчинил себе весь остров и его единственного коренного обитателя Калибана благодаря своим магическим способностям. Конкуренция со стороны других просперо и робинзонов эту колониальную идиллию только портит. Не имея ни смекалки ни магии Гоген может рассчитывать лишь на собственное искусство и культуру. Культура, тем не менее, все же позволяет получить немного власти над окружающими — через создание личного культа. Главное, чтобы другая культура не мешала. Так в творчестве Гогена появляется критика экспансии «официальной» западной культуры.

Одним из самых известных произведений Гогена, в которых художник размышляет на тему культурной экспансии является картина под названием «Когда свадьба?»

Девушка на переднем плане одета в традиционную для островов одежду, в то время как женщина позади нее в платье европейского фасона (на Гавайских островах такое платье называется муу-муу). Из этого можно сделать вывод, что женщина замужем за европейцем. Вопрос, который звучит в названии картины, очевидно, исходит от нее и адресован девушке на переднем плане. Для Гогена очевидна негативная сторона подобной практики — через браки с европейцами теряется местная народная культура, и ее место занимает бюрократия, мораль и рыночные отношения. Понимает ли все это девушка? Этот вопрос художник оставляет зрителю. Картина впоследствии стала одним из самых дорогих когда-либо проданных произведений искусства. Ее приобрела шейха Катара Аль-Маясса для государственной коллекции за 210 млн. долларов. Вопрос о принятии чужих ценностей по-прежнему актуален в контексте диалога арабских стран и стран Запада.

Оставив Техуру с ребенком на острове в 1893 году Гоген отправляется в Париж делать выставку своих работ. Он хочет поправить финансовое положение, продавая каждому свою мечту о персональном рае на земле. Парадокс в том, что чем больше людей будут стремиться к подобной мечте, тем меньше ее достанется какому-то конкретному человеку, придется учитывать интересы и других туристов-робинзонов. Возможно поэтому фовизм во многом появившийся из творчества Гогена так и не стал массовым, оставшись скорее эстетикой узкого круга столичной богемы. Что если желание вернуться в дикие времена — это всего лишь желание поделить мир заново так, чтобы испытывающему это желание больше досталось? В таком случае в прошлое возьмут не всех, иначе снова всем достанется по чуть-чуть. Как бы то ни было, образ Гогена был настолько индивидуальным, настолько экзотичным, что людей, которые понимали его искусство оказалось немного. Еще меньше было покупателей его работ.

Эксцентричный образ художника усиливала его новая компаньонка — Анна с острова Ява или Анна Яванская. По свидетельствам современников она была насильно вывезена из Юго-Восточной Азии в качестве прислуги и на момент встречи с Гогеном ей также как и Техуре было немногим больше 13 лет. Возможно именно влечение художника к несовершеннолетним показывает, почему он искал личную свободу во всем диком и не цивилизованном. В отношении юных девушек его страсть носит не только эстетический, но и эксплуататорский характер. Их бесправие и беззащитность — результат того, что они не являются полноправными членами цивилизованного общества — позволяли Гогену свободно их использовать и для рисования и для удовлетворения собственных желаний.

Не найдя покупателей на свои работы, Гоген вновь возвращается в Полинезию в 1895 году, на этот раз, чтобы остаться там навсегда.

За второй период пребывания на Таити Гоген сменил несколько профессий, помогавших ему финансировать собственную жизнедеятельность — был сначала чиновником, потом журналистом. И та и другая профессия тяготили его, поскольку мешали полноценно вернуться к творчеству. Это привело к неудачной попытке самоубийства. В то же время Гоген заводит новых друзей, и женится второй раз на девушке по имени Паура, которой также было 13 лет. Всецело посвятить себя живописи Гоген смог только в 1899 году, когда заключил контракт с известным в Париже торговцем искусством Амбруазом Волларом. По договору Воллар оставлял за собор право приобретать работы Гогена по невысокой цене, а взамен выплачивал ему ежемесячное пособие.

В творчестве Гогена становится чуть меньше мифологических тем и больше бытовых. Утопия или истина продолжает существовать в красках на холсте, но уже нет надежды что символы или боги могут указать к ней путь в реальности.

В реальности есть лишь не слишком выразительная с точки зрения сюжетов и форм повседневность, которая просачивается в картины художника, вместе с различными общественными и политическими коллизиями.
В картине «Брод» Гоген исследует мотив бегства, с чем, вероятно, связано ее второе название «Побег». Те же колониальные силы, заставляющие местное население покидать свои жилища и деревни, истребляют природу и привычный образ жизни, уничтожают и народную культуру в которой Гогену виделись последние остатки дикости и свободы. Постепенно портятся отношения Гогена с колониальной администрацией, что подталкивает его искать новое место для жизни.

В 1901 году художник перебирается на остров Хиваоа Маркизского архипелага.

Его новое пристанище на острове называется «Дом удовольствий». Поначалу Гоген имитировал добропорядочного человека и христианина, чтобы получить официальное разрешение поселиться на острове. Как только оно было получено, он начал выступать против церкви, морали, правительства и отказался платить налоги. Более того, он подговаривал местное население делать то же самое. Художнику даже был назначен тюремный срок за клевету на островную жандармерию.

В картине «Варварские сказки» Гоген изображает похожего на себя белолицего дьявола нависающего над невинностью местных жительниц. Можно уехать из Франции, но как перестать быть белым, перестать пользоваться невинностью местных людей? Осознает ли Гоген парадоксальность своего положения? Ощущая себя борцом за права местного населения, понимает ли он, что белый цвет кожи и деньги позволяют ему пользоваться теми, у кого этого нет, точно так же как и местным жандармам и миссионерам? Вопрос сложный, на который до сих пор нет однозначного ответа — слишком много противоречий в его письмах и сочинениях. В них сменяют друг друга теперь уже разные представления о свободе. Прежде всего, он по-прежнему пишет о личной и творческой свободе, но появляется и негодование по поводу угнетения местного населения.

Что-то мешает Гогену присоединиться к управляющим островом соотечественникам, несмотря на то, что их абсолютная власть дает им абсолютную свободу.

В своем письме приехавшим из метрополии инспекторам, он указывает на массовые превышения должностных полномочий жандармами, коррупцию и сексуальное насилие с их стороны в отношении местного населения. Кроме того, он требует отменить штрафы, в частности, за употребление местным населением алкоголя, сумма которых за год достигает размера ВВП всего острова. Поскольку и жандармерия и инспекторы оказываются в сговоре, единственным результатом этого письма и публикации тех же требований в прессе становится уголовное преследование Гогена и крупный штраф. Об этом он пишет в одном из своих последних писем другу и художнику Жоржу Даниэлю де Монфреду, где просит его помочь собрать денег на адвоката.

Гоген использовал «мягкую силу» общаясь с местными жителями не через насилие, а при помощи культуры и харизмы. «Мягкая сила» в лице Гогена конкурировала с «грубой силой» в лице колониальной администрации.

При этом «мягкая сила» — это, все же, сила. Бегство Гогена от общества в джунгли становится лишь бегством от невыгодного места в обществе, обремененного обязанностями. Нецивилизованный мир становится источником свободы, поскольку первый, кто его цивилизует сможет по своему усмотрению эти обязанности распределять, или просто снять их с себя полностью, переложив на других (став пророком, лидером культа и т. п.). Так, беглецы распространяют вирус цивилизации в погоне за личной свободой. Гоген в какой-то степени осознавал, что стремился создать искусственный рай и в жизни и в работах, подчиняя окружающих его людей своим интересам. Чем больше иссякали силы художника, тем меньше это удавалось. Трудно подчинить действительность своему замыслу, если тебе не подчиняется собственное тело.

Финал жизни Гогена неясен. Наряду с траекторией движения жизни и творчества к созданию собственного культа среди одичавших людей (как это делает герой Марлона Брандо в фильме «Апокалипсис сегодня») появляется и другая, которую отчасти можно назвать антиколониальной. Создание культа хорошо рифмуется с современными художнику проектами синтеза искусств и жизни, тем же синтетизмом, приверженцем которого был Гоген, или тотальным произведением искусства Рихарда Вагнера. В то же время критика художником колониализма вызывает гораздо больше сложностей, многие из которых кажутся труднопреодолимыми и сегодня. Например, возникает тот самый вопрос, может ли белый интеллектуал говорить от лица угнетенных.

Поэтому не удивительно, что лишь минимальное количество работ Гогена выбиваются из общей колониальной логики, скорее удивительно, что что-то вообще из нее выбивается.


К тому же, стоит учитывать, что прецеденты антиколониального искусства в мире на тот момент еще не были широко известны. Прошедшие сразу после смерти Гогена выставки его работ в Париже принесли ему оглушительный успех и породили целое поколение последователей в искусстве — фовистов. Молодые художники, в подавляющем большинстве — мужчины, с энтузиазмом восприняли мечту о первобытном рае и принялись воспроизводить ее на свой лад, не подвергая ее сомнению.

Моё человечество
входит бочком в магазин,
сначала идёт
к вяловатой проросшей картошке,
потом выбирает
большой-пребольшой апельсин,
но так, чтобы кожа
была бы как можно потоньше.
Моё человечество
крутит баранку такси
с возвышенным видом
всезнающего снисхожденья,
и, булькнув свистулькой,
как долго его ни проси,
само у себя
отбирает права на вожденье.
Моё человечество —
это прохожий любой.
Моё человечество —
строит,
слесарит,
рыбачит,
и в тёмном углу
с оттопыренной нижней губой
моё человечество,
кем-то обижено, плачет.
И я человек,
и ты человек,
и он человек,
а мы обижаем друг друга,
как самонаказываемся,
стараемся взять
друг над другом
отчаянно верх,
но если берём,
то внизу незаметно оказываемся.
Моё человечество,
что мы так часто грубим?
Нам нет извиненья,
когда мы грубим, лишь отругиваясь, —
ведь грубость потом,
как болезнь, переходит к другим,
и снова от них
возвращается к нам
наша грубость.
Грубит продавщица,
и официантка грубит.
Кассирша на жалобной книге
седалищем расположилась,
но эта их грубость —
лишь голос их тайных обид
на грубость чужую,
которая в них отложилась.
Моё человечество,
будем друг к другу нежней.
Давайте-ка вдруг
удивимся по-детски в толчище,
как сыплется солнце
с поющих о жизни ножей,
когда на педаль
нажимает, как Рихтер, точильщик.
Моё человечество,
нет невиновных ни в чём.
Мы все виноваты,
когда мы резки,
торопливы,
и если в толпе
мы толкаем кого-то плечом,
то всё человечество
можем столкнуть, как с обрыва.
Моё человечество —
это любое окно.
Моё человечество —
это собака любая,
и пусть я живу,
сколько будет мне жизнью дано,
но пусть я живу,
за него каждый день погибая.
Моё человечество
спит у меня на руке.
Его голова
у меня на груди улегается,
и я, прижимаясь
к его беззащитной щеке,
щекой понимаю —
оно в темноте улыбается.

Евгений Евтушенко

В этом стихотворении Арсений Тарковский возвращается к самым истокам жизни — к тому первозданному свету и удивлению, с которыми мы впервые открываем глаза на этот мир. Он словно зовёт нас не бояться тьмы и мрака, а беречь свет и тепло, которые окружали его в детстве — в те годы, когда всё только начинало жить и говорить, когда каждый день был маленьким чудом.

Да не коснутся тьма и тлен
Июньской розы на окне,
Да будет улица светла,
Да будет мир благословен
И благосклонна жизнь ко мне,
Как столько лет назад была!

Как столько лет назад, когда
Едва открытые глаза
Не понимали, как им быть,
И в травы падала вода,
И с ними первая гроза
Ещё училась говорить.

Я в этот день увидел свет,
Шумели ветви за окном,
Качаясь в пузырях стекла,
И стала на пороге лет
С корзинами в руках, и в дом,
Смеясь, цветочница вошла.

Отвесный дождь упал в траву,
И снизу ласточка взвилась,
И этот день был первым днём
Из тех, что чудом наяву
Светились, как шары, дробясь
В росе на лепестке любом.

1933
АРСЕНИЙ ТАРКОВСКИЙ