По имеющимся официальным данным, население Китая составляет уже около 1,5 миллиарда человек. При этом население страны, несмотря на многолетнюю политику ограничения рождаемости, продолжает расти. Почему именно китайцы являются самой многочисленной нацией на планете и не займут ли они со временем всю планету?

Нужно сразу же отметить, что китайская цивилизация является наиболее древней на нашей планете. Перестал существовать Древний Египет, могущественные царства Ближнего Востока, города-государства ацтеков, майя и инков. А китайцы успешно живут и развиваются уже более 5 тысяч лет. И, стоит отметить, что их было всегда очень много, если сравнивать с европейцами.

Например, во II-III веке н. э. в восстании «желтых повязок» против династии Хань, участвовало более 2 миллионов человек! При этом уже тогда население Китая составляло около 100 миллионов. В тоже время в Европе, по разным оценкам, проживало в это время от 28 до 40 миллионов человек.

В чем секрет роста населения Китая и почему этого не произошло в Европе, где в Средние века в семьях было по 8-10 детей? Никакого секрета, по большому счету, здесь нет. Дело в том, что для китайской семьи раньше 10 детей было чуть ли не минимумом. В домах простых крестьян иногда подрастали по 15-20 чумазых отпрысков разного пола и возраста.

Богатые жители империи, такие как купцы и чиновники имели по несколько жен и десятки наложниц, которые исправно рожали своему господину малышей. Что касается императорской семьи, то там к улучшению демографической ситуации подходили еще более основательно — у императора династии Хань, уже упомянутой нами выше, было 700-900 наложниц репродуктивного возраста.

В китайской культуре сыновья считались важными для продолжения рода и заботы о родителях в старости.
Браки заключались рано, женщины рожали много детей, так как младенческая смертность была высокой.
Китайцы бережно относились к своим наследникам — любой бедняк смотрел на нового малыша как на еще один дополнительный шанс вырваться из нищеты. Вдруг он вырастет и выбьется в люди? А если нет, то все равно в семье появлялся не просто лишний рот, а ценный помощник в хозяйстве — неприхотливый и бесплатный.

Продолжительность жизни в Китае также была выше, чем в европейских странах. Стоит упомянуть, что даже монархи самых могущественных королевств жили очень немного: король Франции Филипп IV скончался в 46 лет, его сын Людовик X умер в 27, Филипп V — в 29, а Карл IV приказал долго жить в 34 года. Продолжительность жизни рядового подданного, разумеется, была еще ниже.

Даже в очень бедных средневековых китайских семьях встречались пожилые люди в возрасте 60-70 лет. По сегодняшним меркам, учитывая уровень жизни и достижения медицины, это можно представить как 120-140 лет! Причина такого долголетия крылась как раз в крайней нищете большинства китайцев. Многие жители империи годами не видели мяса, питаясь, в основном, простой растительной пищей — сырой или отварной.

Проблема питания всегда была актуальна в Китае, как три тысячи, так и сто лет назад. При огромном количестве населения любые бедствия и просчеты руководства выливались в вымирание миллионов жителей страны. Наиболее известным является «Великий голод» в 1958-1961 годах, который произошел из-за бездарного управления государством коммунистами во главе с Мао Цзэдуном.

Неправильное планирование посевов риса, являвшегося основным продуктом питания китайцев, в середине просвещенного XX века, без войн и природных катаклизмов, убило более 36 миллионов граждан. Голод всегда являлся основным усмиряющим фактором для Китая. Именно традиции питания этого народа и сдерживали тысячелетиями его экспансию на Запад. Китайцы не решались покидать обжитые столетиями места, с полноводными реками, дающими живительную влагу рисовым полям.


Интересно, но существует конспирологическая версия, которая утверждает, что количество китайцев завышено в 2 или даже 3 раза. В подтверждение этого некоторые приводят слова беглого лидера страны Чан Кайши, который в 1962 году в интервью одному тайваньскому изданию сообщил, что коммунисты завышают численность населения, чтобы держать весь мир в страхе перед гигантской по масштабам китайской армией. По его словам, в 60-х годах XX века в стране жило не более 400 тысяч человек.

Российский эксперт по Китаю Кирилл Лотков также ставит под сомнение общепринятую в мире внушительную цифру, утверждая, что назвать можно абсолютно любое число, а вот проверить его будет практически невозможно. С давних времен Поднебесная империя считалась закрытой страной, поэтому независимых подсчетов никогда не было.

Лотков уверен, что миф об огромном населении Китая выгоден как инструмент давления на соседей — цифра 1,5 миллиарда кого угодно заставит с тобой считаться. Его точку зрения поддерживает публицист из Латвии Сергей Васильев, сравнивший общедоступные цифры, касающиеся урожая зерновых.

Васильев обратил внимание на то, что США с населением 300 миллионов человек, собирает ежегодно 485 миллионов тонн зерна и этого количества стране хватает. Китайская Народная Республика отчитывается о сборе 546 миллионов тонн зерна при почти 1,5 миллиардах жителей. Тут, правда, стоит учесть, что основным продуктом в Китае является все-таки рис.

Некоторые указывают и на странное несоответствие в послевоенной численности населения. После войны с Японией (1937-1945) Китай заявил о 30 миллионах погибших, но при этом буквально спустя пару лет радостно рапортовал о 60-миллионном приросте жителей. Можно уверенно сказать лишь одно — если китайские власти и врут, уличить их в этом практически невозможно.

Но в том случае, если китайцев все же столько, сколько они заявляют, как им удается себя прокормить? Судя по всему, Китай уже давно не голодает. Большинство сельскохозяйственных угодий страны расположены вдоль больших рек Хуанхэ и Янцзы. В начале 80-х годов XX века страна, долгое время до этого закупавшая продовольствие за рубежом, смогла себя полностью обеспечить всем необходимым.

В конце 80-х все было уже настолько благополучно, что республика начала экспортировать продовольствие соседям. Многие наши сограждане помнят тушенку «Великая стена», сосиски и паштеты в металлических банках, которые появились на наших прилавках в годы перестройки.

Жизнеспособность огромного аграрного сектора, кормившего страну, поддерживалась простым и эффективным способом, типичным для многих социалистических стран. До начала 2000-х годов жителям сельской местности было запрещено покидать свои деревни и поселки и переезжать в города. Сейчас такое закрепление не практикуется — правительство использует другие методы, чтобы заинтересовать крестьян заниматься сельским хозяйством.

Сегодня для населения, занятого в аграрном секторе, предусмотрены различные льготы. Например, если человек занимается разведением свиней, то его на три года освобождают от уплаты налогов. Кроме этого, он может рассчитывать на беспроцентный кредит для закупки оборудования, если надумает организовать свое производство готовой продукции — колбас или полуфабрикатов.

Достаточно наголодавшийся за свою историю Китай сегодня очень внимательно относится к производству продуктов питания. Коммунистическое правительство страны уверено, что лучше перепроизводство, чем нехватка продовольствия, способная вылиться в бедствие национального масштаба.

В Китае также не скрывают и то, что иногда им проще закупать провизию у менее развитых соседей. Рис в приличных количествах ввозят в страну из Таиланда и Вьетнама, но это говорит уже не о бедственном положении, а о благополучии. С каждым годом в стране повышается качество продуктов питания и народная республика целеустремленно двигается к лидирующим мировым позициям в сфере производства полезной и доступной еды.

А что, если количество китайцев не завышено, а, наоборот, занижено? Существует и такая конспирологическая теория. Всем известно, что в 1979-2015 годы в Китае действовала особая государственная политика ограничения рождаемости. «Одна семья — один ребенок», а если хотите второго или, упаси Бог, третьего, то будьте готовы к внушительному штрафу, который составлял, в зависимости от места проживания, от 4 до 8 среднегодовых зарплат!

Таким образом, многодетность стала привилегией очень обеспеченных семей, а все остальные вынуждены довольствоваться одним отпрыском или… тщательно скрывать пополнение. Не исключено, что сегодня в стране проживает от 100 до 300 миллионов китайцев, рождение которых было скрыто их бедными родителями от официальных властей.

Эти несчастные люди никогда не ходили в детский сад или школу и вынуждены были пополнить огромную армию низкоквалифицированных работников в таких мегаполисах как Шанхай, Гуанчжоу, Пекин и Шэнчжэнь. Эти люди нигде не учитываются, но скидывать их со счетов нельзя, так как у многих из них уже есть свои дети, которые также живут нелегалами в родной стране.

Но если весь мир трепещет от мысли о том, что китайцы скоро заполонят всю планету, то правительство Поднебесной считает, что не все так однозначно. По их мнению население страны катастрофически стареет и, если эта тенденция сохранится, то уже через 20-30 лет работать будет некому и Китай утратит с таким трудом завоеванный статус «всемирной фабрики».

Именно тревога за будущее послужила причиной ослабления ограничения рождаемости в 2015 году. Китайцам разрешили иметь не одного, а двух детей. Опять же — сложно сказать, насколько правдива информация об убыли населения, так как все данные получены исключительно из китайских источников, без их оценки независимыми экспертами.

В январе 2019 года издание South China Morning Post сообщило, что впервые за многие десятилетия, население страны не увеличилось, а сократилось. Журналисты утверждают, что за 2018 год население страны уменьшилось на 1 миллион 27 тысяч человек. Они считают, что причина убыли заключается в том, что молодое поколение отходит от традиционных ценностей и не только не хочет заводить нескольких детей, но и отказывается даже от одного.

Вместо этого современная молодежь Китая отдает приоритет учебе, карьере, бизнесу и развлечениям. Женщин в стране гораздо меньше чем мужчин, образование и медицина платные, а одеть и накормить ребенка с каждым годом становится все сложнее.

Многие считают, что Китай, долгие столетия угрожавший всему миру своим неконтролируемым приростом населения, вскоре начнет вымирать. Такая точка зрения может и является чересчур панической, но сами китайцы видят ситуацию в своей стране именно так.

Китай стал столь многочисленным благодаря благоприятному климату, сильному государству, многодетным традициям и эффективному сельскому хозяйству. Несмотря на современную урбанизацию и снижение рождаемости, огромное население Китая — это результат тысячелетнего естественного роста.

Рассказывают, что писатель Владимир Набоков, годами читая лекции в Корнельском университете юным американским славистам, бился в попытках объяснить им «своими словами» суть непереводимых русских понятий — «интеллигенция», «пошлость», «мещанство» и «хамство». Говорят, с «интеллигенцией», «пошлостью» и «мещанством» он в конце концов справился, а вот растолковать, что означает слово «хамство», так и не смог.
Обращение к синонимам ему не помогло, потому что синонимы — это слова с одинаковым значением, а слова «наглость», «грубость» и «нахальство», которыми пытался воспользоваться Набоков, решительным образом от «хамства» по своему значению отличаются.

Наглость — это в общем-то способ действия, то есть напор без моральных и законных на то оснований, нахальство — это та же наглость плюс отсутствие стыда, что же касается грубости, то это скорее — форма поведения, нечто внешнее, не затрагивающее основ, грубо можно даже в любви объясняться, и вообще действовать с самыми лучшими намерениями, но грубо, грубо по форме — резко, крикливо и претенциозно.
Как легко заметить, грубость, наглость и нахальство, не украшая никого и даже заслуживая всяческого осуждения, при этом все-таки не убивают наповал, не опрокидывают навзничь и не побуждают лишний раз задуматься о безнадежно плачевном состоянии человечества в целом. Грубость, наглость и нахальство травмируют окружающих, но все же оставляют им какой-то шанс, какую-то надежду справиться с этим злом и что-то ему противопоставить.

Помню, еду я в трамвае, и напротив меня сидит пожилой человек, и заходит какая-то шпана на остановке, и начинают они этого старика грубо, нагло и нахально задевать, и тот им что-то возражает, и кто-то из этих наглецов говорит: «Тебе, дед, в могилу давно пора!» А старик отвечает: «Боюсь, что ты с твоей наглостью и туда раньше меня успеешь!» Тут раздался общий смех, и хулиганы как-то стушевались. То есть — имела место грубость, наглость, но старик оказался острый на язык и что-то противопоставил этой наглости.

С хамством же все иначе. Хамство тем и отличается от грубости, наглости и нахальства, что оно непобедимо, что с ним невозможно бороться, что перед ним можно только отступить. И вот я долго думал над всем этим и, в отличие от Набокова, сформулировал, что такое хамство, а именно: хамство есть не что иное, как грубость, наглость, нахальство, вместе взятые, но при этом — умноженные на безнаказанность. Именно в безнаказанности все дело, в заведомом ощущении ненаказуемости, неподсудности деяний, в том чувстве полнейшей беспомощности, которое охватывает жертву. Именно безнаказанностью своей хамство и убивает вас наповал, вам нечего ему противопоставить, кроме собственного унижения, потому что хамство — это всегда «сверху вниз», это всегда «от сильного — слабому», потому что хамство — это беспомощность одного и безнаказанность другого, потому что хамство — это неравенство.

Сергей Довлатов

Чтение книг, даже если вы его не практикуете, кажется вполне понятным занятием, не особо поменявшимся со времен глубокой древности. Но это только на первый взгляд. В Античности и раннем Средневековье читали обычно вслух, а писали сплошной длинной строкой, без пробелов и знаков препинания. Различались от эпохи к эпохе и формы книг — глиняные таблички, папирусные свитки, рукописи на пергаменте, первопечатные инкунабулы. Людям под силу считывать буквы, пиктограммы, символы, составляя из них уникальные истории. Что вообще можно назвать чтением и почему мы не до конца понимаем, что это такое? Предлагаем рекурсивное занятие — почитать об истории чтения.

Как читали: вслух и про себя

В сегодняшних библиотеках стоит тишина, прерываемая редким покашливанием и стуком компьютерных клавиш. В общественном транспорте люди молча скользят глазами по разворотам книг и экранам смартфонов. Однако чтение про себя вошло в обиход не сразу. На протяжении долгого времени, в древности и в Средние века, оно было сравнительно редким навыком. Похоже, в древних ассирийских залах для занятий, в Александрийском мусеоне и раннесредневековых скрипториях со всех сторон доносилось мерное бормотание. Например, римский стоик Сенека сетовал, что постоянный шум в библиотечном помещении отвлекает от работы.

На рубеже IV и V веков Августин Блаженный отметил в своей «‎Исповеди», что крестивший его миланский епископ, богослов и поэт Амвросий Медиоланский был склонен к «‎тихому чтению» в своей келье. Когда святой Амвросий сидел за книгой, «его глаза бегали по страницам, сердце доискивалось до смысла, а голос молчал». То, что Августин описал эту практику так подробно, подчеркивает — в его времена она была непривычной.

На протяжении всего Средневековья слух оставался авторитетным чувством. Именно через слух, а не зрение, люди расширяли свой горизонт.

Что происходило в соседних деревнях, в древности, в дальних землях, о чем рассказывалось в Библии и житиях святых, люди узнавали из чужих рассказов и публичных чтений, которые были очень популярны. На память об этих вечерах при свечах нам остались выражения «‎звучит плохо» или «‎там сказано», которые до сих пор употребляют в отношении написанного. Как правило, средневековые книги писались с расчетом на то, что их будут зачитывать вслух. Например, авторы призывали свою аудиторию внимательно слушать. По той же причине между словами сперва не оставляли пробелов и не ставили знаков препинания. Предполагалось, что чтец сам поделит строку на слова и предложения.

Привычное для латиницы и кириллицы движение взгляда слева направо — далеко не единственное в мире. В разных письменностях строки идут в разных направлениях. Для ближневосточных стран характерно направление справа налево. Старинные китайские и японские тексты писались вертикальными столбиками, сверху вниз. Майя писали парными колонками, а ацтеки — закручивали строчку в спирали. В ряде древних систем письменности применялся способ с чередованием направления, бустрофедон (так по-гречески называлось движение запряженного в плуг быка от одного края поля к другому).

Египетские иероглифы или шумерская клинопись отлично обходились без пробелов. В латинской и кириллической системах удобство пробелов тоже заметили не сразу. Даже когда их придумали, пробелы все равно приживались медленно, на протяжении столетий. Считается, что промежутками между словами западная культура во многом обязана ирландским монахам-переписчикам. Они не всегда хорошо знали латынь, зато славились своим художественным мастерством, поэтому для удобства чтения и для красоты разделяли слова и украшали начало абзаца цветными буквицами. Только с XIV века пробел сделался в Западной Европе общим правилом.

Примерно так же дела обстояли с пунктуацией, которая утверждалась в течение долгих столетий.

Говорят, что знаки препинания появились во II веке до нашей эры благодаря Аристофану Византийскому, а затем их оценили мудрецы из Александрийской библиотеки.

Однако они далеко не сразу стали такими, как в современных книгах. Например, в VII веке вместо сегодняшней запятой ставили приподнятую точку, а особым набором точек и тире обозначали завершение фразы.

Чем популярнее становилось чтение про себя, тем актуальнее были эти новшества. И наоборот — нововведения облегчали молчаливое общение с книгой, которое подарило каждому читателю индивидуальное интеллектуальное пространство.

Что читали: физические формы книг

В путешествие мы скорее возьмем покетбук, а для чтения в кресле дома — увесистый том, который обещает долгое удовольствие. Точно также в древности по соображениям удобства тяжелые глиняные таблички — древнейшие из сохранившихся носителей книжной письменности — со временем сменились свитками и сшитыми листами. Длинные свитки из папируса (высушенного тростника), которые склеивались в длинную «дорожку», были чуть удобнее месопотамских табличек, однако и у них имелись определенные ограничения. Чтецу нужно было держать свиток двумя руками и постоянно его подкручивать, а чтобы отыскать конкретное место сочинения, крутить требовалось долго.

Согласно древнеримскому историку Светонию, рукописные книги, отдаленно похожие на современные — стопки папируса, переплетенные вместе — раздавал своим солдатам Юлий Цезарь. Новый формат подхватили христиане, которым приходилось скрывать запрещенные тексты. В книгах из отдельных страниц было легче перемещаться, а номера страниц и строк помогали найти нужный фрагмент. На полях можно было делать комментарии и выписывать слова. Удобство постраничных книг для поездок пришлось по нраву священникам, чиновникам и учащимся.

В Средние века в ходу был пергамент, который делался из сыромятной кожи — материал более прочный по сравнению с папирусом. И, к тому же, более дешевый, ведь его можно было легко сделать из местного сырья. К XII столетию в Италии научились делать бумагу, и необходимость в привозном писчем материале совсем отпала, а со временем бумага вытеснила пергамент. Рукописные книги изготавливались в разных форматах: от маленьких карманных, как дорожные молитвенники, до огромных, как прикованные к кафедре Библии и антифонарии, которые располагались перед хором, чтобы певцы видели текст издалека.

Новая эпоха началась с изобретения книгопечатания, которое философ Маршалл Маклюэн назвал открытием «‎галактики Гутенберга». Печатный станок быстро распространился по Европе, и типографский шум зазвучал в разных городах. Появились сравнительно дешевые в производстве, единообразные и быстро изготовляемые книги.

Но не успели печатные издания прочно войти в жизнь людей, как вскоре (по историческим меркам несколько столетий — срок небольшой) подоспела новая технологическая революция, и об их судьбе начали беспокоиться в связи с цифровизацией. Впрочем, исследователи утверждают, что распространение компьютеров в целом не повлияло на продажи бумажных книг. Многие электронные ридеры стремятся так или иначе создать иллюзию аналоговой книги, имитируя матовую бумагу или «перелистывание» страницы пальцем. Смогут ли они вовсе вытеснить бумажные книги?

Итальянский писатель и семиотик Умберто Эко и французский писатель Жан-Клод Карьер, оба видные библиофилы, превратили свою беседу о судьбе бумажных изданий в еще одну книгу под названием «‎Не надейтесь избавиться от книг».

Они пришли к выводу, что книга относится к таким же фундаментальным изобретениям человечества как молоток, ложка или колесо, и потому уже никуда не денется даже под напором интернета и электронных книг.
Во многом она даже превосходит и устройства для чтения, которые нужно постоянно заряжать, и новые носители информации, которые быстро устаревают. Некоторые книги дошли до нас через века, а где теперь библиотеки на CD-дисках родом из нулевых?

Жан-Клод Карьер писал: «Одно из двух: либо книга останется носителем информации, предназначенным для чтения, либо возникнет что-то другое, похожее на то, чем всегда была книга, даже до изобретения печатного станка. Всевозможные разновидности книги как объекта не изменили ни ее назначения, ни ее синтаксиса за более чем пять веков. Книга уже зарекомендовала себя, и непонятно, что может быть лучше нее для выполнения тех же функций. Возможно, будут как-то развиваться ее составляющие: скажем, страницы будут делаться не из бумаги. Но книга останется книгой».

Беседа-манифест двух интеллектуалов вышла в свет более десяти лет назад, и пока что их интуиции вполне оправдываются. Исследования показывают, что текст на бумажных страницах запоминается лучше — неслучайно многие предпочитают распечатывать документы для чтения и ведут конспекты от руки.

Судя по всему, конкретная физическая книга, материальный носитель, существенно влияет на впечатления и восприятие содержания. Тот самый экземпляр любимого романа, с которым мы проводили время в детстве на даче — пожелтевшие страницы, потрепанный корешок, памятные травинки между страниц — содержит особый, уникальный опыт чтения, который не получится воспроизвести с любой другой версией.

«Мир, открывавшийся в книге, и сама она были абсолютно едины — не отделимы друг от друга никакой ценой. Потому содер­жание каждой книги, ее мир были всегда под рукой. Но по той же причине содержание книги и ее мир преображали каждую часть ее самой. Они горели в ней, сияли из нее, гнездились не только в пе­реплете или картинках, но и в заголовках, буквицах, абзацах и ко­лонках. Едва найдя на рождественском столе послед­ний том „Нового друга немецкой молодежи“, я полностью уединял­ся за бастионом его разукрашенной гербами обложки и нащупы­вал дорогу в рассказах про шпионов или охотников, ожидавших меня в первую ночь». Вальтер Беньямин. Берлинская хроника

Так что же такое чтение

Даже разобравшись в исторических практиках чтения, трудно ответить на вопрос о том, что оно собой представляет как процесс и феномен интеллектуально-духовной деятельности. Читатели нашего времени скользят глазами по строчкам так же, как это делали наши предки тысячи лет назад, разбирая клинышки на глине или готический шрифт манускриптов. Однако когда речь идет о чтении, глазами дело не ограничивается.

Философы и физиологи разных эпох создавали свои концепции того, как информация, полученная с помощью зрения, становится воспринятым опытом. Опираясь на трактаты Аристотеля, многие средневековые мыслители предполагали, что данные органов чувств устремляются в общее хранилище в мозгу, соединенное с сердцем, которое является центром переживаний. Леонардо да Винчи называл эту инстанцию, оценивающую данные чувств, senso commune («здравый смысл»): информация попадает туда через центр воображения, взвешивается и затем откладывается в центре памяти в согласии с велением сердца. Во все эпохи ученые осознавали, что пониманием букв дело не ограничивается: чтение вовлекает не только непосредственное восприятие, но и мышление, практические привычки, память.

Исследования офтальмологов свидетельствуют, что считывание текста представляет собой не мерное линейное «прокручивание» строки слева направо (если речь о кириллице или латинице), а скачкообразные схватывающие движения глаз.

Мы читаем зигзагами, даже когда не стремимся специально применять техники скорочтения, и все равно улавливаем смысл.

Современный врач и исследователь нейропсихологической структуры языка Андре Рош Лекур полагает, что информация, полученная из текста, обрабатывается несколькими особыми группами нейронов, каждая из которых влияет на определенную функцию. При функциональных нарушениях мозга пациенты могут потерять способность читать на каком-то определенном языке, читать вслух, читать слова с определенным написанием или выдуманные слова. Количество таких патологий бесконечно, а значит, и само чтение определяется очень сложной системой, включающей множество процессов.

Изучая неврологические расстройства, психиатр Оливер Сакс (автор знаменитой книги «Человек, который принял жену за шляпу») пришел к выводу, что естественная речь состоит не из слов, а из высказываний, изъявляющих смысл. К схожим выводам пришел в поздних работах Людвиг Витгенштейн: естественный язык включает приказы, просьбы, восклицания и отдельные слова, которые не содержат обязательного именования вещей, но отлично считываются в контексте.

Таким образом, понимание — нечто куда более серьезное, чем распознавание лингвистических единиц. Ясно только, что мы не просто считываем условные знаки в заданном порядке. Как отмечает исследователь истории чтения Альберто Мангель, этот процесс нельзя представить в качестве механической модели: по сути, мы читаем, не понимая точно, как именно это делаем. Исследователи чтения как когнитивного процесса не могут сказать наверняка, как оно работает, поскольку для этого требовалось бы выяснить, как устроено сознание, которое также противится механизации и счислению.

Читая, мы видим смутные образы, визуализируем локации, воображаем наружность героев текста — или вовсе не мыслим визуально. Мы способны проживать прочитанное телесно, чувствуя мурашки от восторга или непроизвольно содрогаясь от неприятных сцен — или размышлять о литературном стиле, о биографии автора и его мотивах. В конечном счете, все способы индивидуальны, поскольку нет двух одинаковых читателей. Способности к логике и визуализации, склонность к тому или иному типу мышления, интуиция, жизненный опыт — все это влияет на восприятие текста.

Интерпретация литературного произведения остается на откуп читателя, который генерирует образы и смыслы (порой те, которых автор не вкладывал вовсе). Это творчество, запускающее работу воображения, ассоциаций, рефлексии. Текст говорит: «Мой дядя самых честных правил», и мы уже представляем себе чопорного старика в старомодном сюртуке, который сделал молодому повесе одолжение своей кончиной. Или даже замечаем, как некоторые литературоведы, обидную для покойного дядюшки аллюзию на басню Крылова («осел был самых честных правил»). Или просто недоумеваем, что это за «честные правила».

По мнению Умберто Эко, значение прочитанного всегда зависит от читающего, и его интерпретация преобразует сам текст. Точнее, для того, чтобы произведение состоялось в полной мере, необходимы образцовый авторский стиль (своего рода письмо «образцовому читателю») и, собственно, такой читатель, способный не только эмпирически увлекаться событиями, но и считывать оставленные для него подсказки, вычленять и распознавать скрытые механики текста, вызывающие тот или иной эффект.

Не только буквы

Для западного человека привычен алфавитный тип письма, он же фонетический, когда каждый знак (буква) передает один звук. У этого правила есть исключения, например, сочетания букв в английском и французском или непроизносимый мягкий знак в русском языке. Однако мировые культуры знают и другие виды письма.

В пиктографической письменности знаки буквально обозначают изображаемый ими предмет. Например, пиктограмма охотников-эскимосов «человек» обозначает человека, а «морж» — как можно догадаться, моржа. В древности люди высекали петроглифы на скалах, рассказывая через них истории.

Идеографическое письмо, существовавшее, в частности, в Древнем Египте и Шумере, в большей степени ориентировано на передачу абстрактных понятий и учитывает порядок слов. Идеограммы, которые также называют логограммами или иероглифами, предполагают определенные начертания знаков и их устоявшийся набор, понятный всем носителям письменности. Круг их значений довольно широк, но не заходит на смысловую территорию других элементов (например, знак «лук» может означать и само оружие, и стрельбу, но не охоту в целом).

В некоторых странах идеографическое письмо сосуществует с другими системами, как в Японии и Корее, где наряду с китайскими иероглифами используются слоговая азбука (точнее, две, катакана и хирагана) и буквенно-слоговая письменность (хангыль). Такую слоговую систему, где каждый знак изображает не целое слово, а последовательность звуков, называют силлабическим письмом. Разновидности слогового письма используются в индийских и эфиопских языках.

Чтобы прочесть буквенный или слоговый текст, требуется навык декодировки. Однако пиктограммы и некоторые идеограммы (грань между этими понятиями довольно размыта) можно расшифровать интуитивно — если, конечно, мы погружены в соответствующую культуру. На протяжении долгого времени мир людей был наполнен аллегориями — религиозными, алхимическими.

На символах и их толковании основаны геральдические системы, цеховые обозначения, денежные знаки и униформа, а также многие системы современных условных обозначений, от маркировок продуктов до символов опасности.

Передавать информацию и создавать нарративы могут картины, скульптурные группы, последовательности гравюр, памятники и визуальные системы ориентирования.

В архаических культурах информацию иногда передавали с помощью так называемого предметного письма — определенных комбинаций камней или последовательностей раковин, нанизанных на нить. А если вождю присылали топор войны, это была своего рода записка с прозрачным содержанием: иду на вы. Так что же такое предметное письмо, уже письменность или еще нет? Можно ли сказать, что бесписьменная культура вовсе лишена текстов? А может ли быть текстом природа, которую Шарль Бодлер называл «лесом символов»?

Желание превращать весь мир в текст критиковал уже Сократ. Он полагал, что «письмена» сделают людей забывчивыми и мнимо мудрыми. Он проповедовал устное слово, объединяющее людей в живом общении, и работу памяти, а письменность связывал не с развитием культуры, но с утратой того высокого уровня, который был достигнут бесписьменным обществом.

По мнению антрополога и этнолога Клода Леви-Стросса, большим заблуждением было бы считать, будто существующие в одно и то же время человеческие общества находятся на разных стадиях некоего общего процесса развития, ведущего к единой цели. В этом смысле и сравнение письменных и бесписьменных культур представляется некорректным, ведь «примитивные» племена были ориентированы не на увеличение количества инноваций, а на поддержание связи с природным миром. Трактовка истории письменности как прогресса не учитывает, что некоторые знаковые системы успешно сосуществуют, не говоря уже о самостоятельной значимости устной традиции и древних первознаков. Если для горожанина природа — молчащее неразмеченное пространство хаоса (не зря эту тему так любят авторы современных фолк-хорроров), то с человеком, погруженным в ее язык, разговаривают следы зверей, мох на деревьях, лесные духи.

Культуролог и семиотик Ю. М. Лотман обратил внимание на то, что культуры, которые не стремятся к умножению количества текстов, а воспроизводят имеющиеся, являются носителями иного типа коллективной памяти. В представлении, характерном для западного человека, фиксации подлежат исключительные события — удивительные происшествия и эксцессы. В разделяющих такую установку обществах количество текстов растет как снежный ком: хроники, новости, прецеденты в праве, новые ракурсы и приемы в художественной литературе.

Тогда как для коллективной памяти, которая ориентирована на сохранение сведений о раз и навсегда заданном порядке, письменность не является необходимой.

Ее успешно заменяют «мнемонические символы» — священные горы и деревья, небесные светила, идолы божеств, захоронения предков, священные постройки, а также все ритуалы, в которые они включены. Таким образом, текстом бесписьменной культуры является весь отраженный в мифопоэтике космос.

«Иероглиф, написанные слово или буква и идол, курган, урочище — явления, в определенном смысле, полярные и взаимоисключающие. Первые обозначают смысл, вторые напоминают о нем. Первые являются текстом или частью текста, причем текста, имеющего однородно-семиотическую природу. Вторые включены в синкретический текст ритуала или мнемонически связаны с устными текстами, приуроченными к данному месту и времени».
Ю. М. Лотман. Культура и взрыв

Расширительное определение чтения как получения информации из любых символьных систем, как считывания символов культуры и интерпретируемых природных объектов, позволяет сделать вывод: чтобы прочесть текст, в общем-то, не обязательно знать грамоту. Достаточно уметь читать мир.

Жители Древнего Египта относились с большим уважением ко многим животным, но особенно важными для них всегда были кошки. Для ухода за ними египтяне даже назначали отдельных слуг, а если кошка умирала, ее останки бальзамировали и хоронили в священных покоях наравне с людьми. Каким образом кошки смогли покорить древний мир и что сейчас стало с кошачьим культом в Египте?

Как кошки спасали египтян

Когда-то кошки еще не были такими ленивыми и беззаботными, как сегодня. Наоборот, они больше походили на ловких и умных хищников, которыми являлись их предки. В Египте же в тот период остро стояла проблема с грызунами — они массово уничтожали посевы и разносили опасные болезни. Поэтому, когда фермеры однажды заметили, что кошки ловко охотятся на мышей, отношение к этим животным резко поменялось.

Египтяне начали приманивать кошек на свои фермы с помощью рыбы и прочих вкусняшек. И кошки были не против, ведь рядом с людьми им был гарантирован стабильный источник воды и пищи. Вот и получилось, что кошки отлавливали надоедливых мышей, а люди в знак благодарности кормили и заботились о них.

Особое отношение

Кошки в Древнем Египте считались полноправными членами семьи и общества в целом. Причем, иногда их жизнь ценилась даже выше человеческой. Например, во время пожара люди первым делом не бежали из дома и не тушили огонь, а окружали кошек и спасали их от пламени. За преднамеренное убийство кошки полагалась смертная казнь, за неумышленное — в лучшем случае уплата большого штрафа.

Для ухода за этими животными египтяне назначали отдельных людей, причем такая должность считалась престижной и потом переходила по наследству. Домашние кошки жили в роскоши, питались лучшими продуктами и купались в заботе, о которой современные кошачьи могут только мечтать.

Был у египтян и странный ритуал выражения своего глубочайшего почтения этим животным. Геродот описывал его так: «После молитвы богу… они стригут своим детям всю голову, половину или только треть головы, и затем взвешивают волосы на серебро. Сколько веса серебра потянут волосы, столько они отдают служительнице, а та за это нарезает рыбы в пищу животным».

Богиня Бастет и культ кошек

Впечатляет и то, как египтяне относились к мершим кошкам. Их бальзамировали и погребали в священных покоях наравне с людьми, а фараон Шешонк I в свое время даже возвел целый город, который стал местом поклонения богини Бастет. Именно благодаря ей в Древнем Египте и зародился культ кошек.

Бастет или Баст (другой вариант произношения ее имени) считалась дочерью бога Ра и богини Хатор. Они же, в свою очень, были одними из главных божеств Древнего Египта. Бастет связывали с солнцем, плодородием, женской красотой, радостью и весельем. Она имела два воплощения — женщина с львиной головой (агрессивная) и кошачьей (более мягкая и покладистая).

Египтяне возвели Бастет в ранг общенационального божества. А вместе с этим стали почитать и кошек, с которыми отождествлялась богиня плодородия. Например, люди сбривали себе брови в память об умерших животных и устраивали траур длительностью 70 дней.

Кошки в культуре

В египетской культуре можно встретить множество упоминаний кошек. Их изображали на папирусах, остраконах — глиняных черепках для записей, на стенах гробниц, а еще делали статуэтки в форме кошек, фрески и так далее. Для египтян это животное поистине было особенным.

Долгое время считалось, что именно Египет стал местом одомашнивания кошек, однако позднее археологи нашли свидетельства, что это произошло на Кипре. Тем не менее, в Египте до сих пор иногда обнаруживают древние гробницы с этими, как считали египтяне, священными животными.

Однажды египетский крестьянин наткнулся на гробницу, в которой было более 80 тысяч мумифицированных кошек!

Упадок культа

Согласно легенде, однажды персы решили воспользоваться особым отношением египтян к кошкам. Во время нападения на город Пелузий они привязали к своим щитам этих животных, и в результате никто из воинов противника не смог нанести по ним удар. Город сдался без боя, а персидский царь Камбиз II, придумавший этот хитрый план, основал 27-ю династию и, в конечном итоге, завоевал Египет.

Когда древнее государство стало одной из многочисленных провинций империи и утратило свое былое могущество, отошли в прошлое и египетские божества. Со временем культ богини Баст, наряду с другими проявлениями язычества, запретили на официальном уровне. И хотя кошки так и остались домашними животными, вера в их божественность угасла.

Стимпанк — один из самых ярких представителей ретрофутуристической ветви научной фантастики. Изначально появившийся как поджанр литературы, стимпанк быстро распространился за ее пределы, превратился в отдельную субкультуру, и сейчас этот термин по большей части используется в дизайне.

Как появился стимпанк?

Представьте, что в определенный момент истории человечество сделало маленький поворот в непривычном нам направлении, из-за чего современный мир выглядит совершенно по-другому. Электричество так и не заменило паровую энергию. Пластика не существует. Люди по-прежнему одеты в причудливые наряды — повсюду жилеты, из карманов которых свисают цепочки часов. Именно такой мир представляют себе любители стимпанка.

Этот стиль возник в 1970-е годы в литературе как поджанр научной фантастики. Авторы стимпанк-романов описывали своего рода альтернативную реальность, в которой мода и технологии Викторианской эпохи продолжают доминировать в современном мире. К примеру, персонаж подобной книги может одеваться в наряды второй половины XIX века, но при этом жить в нынешнее время (или даже в будущем) и пользоваться автомобилями и компьютерами. Правда, приводиться в движение они будут шестеренками, зубцами и паром.

Стимпанк: источник вдохновения, жанры, философия

Главными вдохновителями авторов стимпанк-романов были Жюль Верн и Герберт Уэллс. Знаковыми для всего стимпанк-движения стали, кроме прочих, знаменитые романы «Дракула» Брэма Стокера и «Франкенштейн, или Современный Прометей» Мэри Шелли. Впрочем, не менее важным источником вдохновения для писателей послужили так называемые «грошовые романы» XIX века, в основном — любовные и приключенческие.

Со временем стимпанк вышел далеко за рамки одной лишь литературы — сейчас это по большей части стиль в изобразительных искусствах и дизайне. Многие поклонники стимпанка считают его скорее стилем жизни, даже мировоззрением. Философия стимпанка сочетает в себе оптимизм Викторианской эпохи и современное творчество и самоуверенность. Во всем мире существуют десятки художников, которые модифицируют или создают объекты в эстетике стимпанка. Некоторые из них имеют практическое применение, другие представляют собой произведения искусства или создаются как часть костюма.

Японский стимпанк

В Стране восходящего Солнца стимпанк не менее популярен, чем в Европе и США, причем в Японии развитие и расцвет этого стиля происходили параллельно с другими странами. Стимпанк-манга и аниме так же, как и в Европе, возникли под влиянием литературы XIX века, и здесь решающую роль сыграло японское увлечение воображаемой фантастической версией старой индустриальной Европы, связанное с так называемым «Парижским синдромом». Приблизительно так же, как Европа в свое время была увлечена «экзотическим» Востоком.

Элементы стимпанка постоянно появляются в мейнстримной манге с 1940-х годов, начиная с научно-фантастической трилогии Осаму Тедзуки — «Lost World», «Metropolis» и «Next World». Вполне закономерно этот стиль со временем проник и в аниме. Пожалуй, самым влиятельным аниматором, работающим в этом стиле, стал знаменитый Хаяо Миядзаки, который создавал стимпанк-аниме с 1970-х годов. Его манга «Навсикая из Долины ветров» и ее аниме-экранизация 1984 года уже содержали элементы этого стиля, однако самым важным произведением Миядзаки фанаты стимпанка считают аниме-фильм «Небесный замок Лапута». Здесь можно найти такие архетипические элементы стиля как дирижабли, воздушные пираты, паровые роботы и представление о паровой энергии как о безграничном, но опасном источнике.

Работа Хаяо Миядзаки вдохновила режиссера Хидэаки Анно и студию Gainax на создание одного из самых знаменитых и знаковых стимпанк-аниме — «Надя с загадочного моря». Этот сериал стал вольной адаптацией книги Жюля Верна «Двадцать тысяч лье под водой» и образа самого Капитана Немо. «Надя» оказала влияние на множество более поздних аниме и мультфильмов, в том числе и на работу студии Disney «Атлантида: Затерянный мир». Не переставал обращаться к стимпанку и Хаяо Миядзаки, который использовал элементы этого стиля еще в двух своих знаковых работах — «Порко Россо» (1992) и «Ходячий замок» (2004).

Изобразительное искусство и дизайн

Среди пионеров стимпанка в изобразительном искусстве — испано-мексиканская художница Ремедиос Варо, хотя она ушла из жизни за десять лет до появления самого термина «стимпанк». В своих сюрреалистических работах художница сочетала элементы Викторианских нарядов, фэнтези и технофэнтези.

Многие современные визуализации стимпанка берут свое начало, среди прочего, в фильме Уолта Диснея «20000 лье под водой» 1954 года и в кинокартине Джорджа Пала «Машина времени» (1960), основанной на книге Герберта Уэллса. Один из самых ярких примеров стимпанка в массовой культуре — серия комиксов «Лига выдающихся джентльменов» (и не слишком удачная, хоть и зрелищная, одноименная экранизация 2003 года). В каждом выпуске можно найти десятки отсылок к литературным произведениям Викторианской эпохи. К примеру, среди главных героев «Лиги» — Капитан Немо, Мина Харкер из «Дракулы» Брэма Стокера, Доктор Джекил, Аллан Куотермейн из «Копей царя Соломона» и Человек-невидимка.

Стимпанк в кино

Как визуальный стиль стимпанк в принципе очень кинематографичен. Существует большое количество фильмов, авторы которых вдохновлялись эстетикой этого стиля, в том числе и экранизации книг Жюля Верна и Герберта Уэллса. Отдельно здесь можно назвать фильм «Дикий, дикий Запад» (1999) с Уиллом Смитом и Кеннетом Брана, в котором стимпанк неожиданно, но довольно органично вписался в жанр вестерна. Кинолента почти провалилась в прокате и была разгромлена критиками, но вдохновила поклонников стиля на новые модификации. А гигантский механический паук позже появился в одной из серий «Симпсонов», что можно считать некой формой признания его значимости.

Питер Джексон, режиссер кинотрилогий «Властелин колец», «Хоббит» по книгам Толкиена, также отдал дань эстетике стимпанка, представив «Хроники хищных городов». Именно визуальная часть оказалась главным достоинством фильма, основанного на романе Филипа Рива.

Стимпанк в дизайне

В дизайне главный аспект стимпанка — баланс между формой и функциональностью, что в некотором смысле роднит его с художественным движением конца XIX века Искусство и ремесла. Однако если Джон Рёскин, Уильям Моррис и другие адепты этого движения отвергали промышленное производство в целом, поклонники стимпанка скорее выступают за «нелуддистскую критику технологий». Помимо создания оригинальных предметов искусства и дизайна, энтузиасты стимпанка модифицируют современные утилитарные объекты вроде компьютерных клавиатур и электрогитар в псевдовикторианском стиле. Отвергая эстетику промышленного дизайна, такие мастера создают уникальные предметы (при этом без потери их функциональности), используя латунь, железо, дерево и кожу.

В последние десятилетия стимпанк по большей части используется в дизайне «малых форм» — от предметов домашнего обихода до ювелирных украшений. Тем не менее, существует несколько объектов в этом стиле, поражающих своими размерами. К примеру, станция парижского метрополитена Arts et Métiers, которая в 1994 году была оформлена бельгийским художником Франсуа Шуитеном в стиле стимпанк в честь культовых работ Жюля Верна и стала похожа на огромную подводную лодку, обшитую медью, с гигантскими шестернями и иллюминаторами.

Объекты в этом стиле (в том числе и с паровыми двигателями) часто появляются на знаменитом фестивале Burning Man. А в новозеландском городе Оамару существует галерея Steampunk HQ (она располагается в историческом викторианском районе города), в которой можно найти огромное множество хитроумных приспособлений и скульптур, дополненных аудиовизуальными инсталляциями. Снаружи здания установлен гигантский локомотив, который производит звуки паровоза, выпускает пар и огонь из трубы.

Особо отметим проект художника Франсуа Деларозьера, художественного руководителя и ведущей творческой силы La Machine, театральной компании, специализирующейся на уличных шоу с участием гигантских механизированных «артистов» — движущихся и зачастую огнедышащих героев от слона и паука до Минотавра, выполненных в стимпанк-ключе. Технические специалисты и дизайнеры — важная часть проекта.

Древнее шумерское государство процветало много тысяч лет назад в долине между реками Тигр и Евфрат. Позже греки назовут его Месопотамией. Там было изобретено множество новых технологий и доведено до совершенства использование уже существующих. Учёные до сих пор не знают откуда пришёл этот загадочный народ, шумеры, и на каком языке они говорили. Эта таинственная древняя цивилизация внесла весьма весомый вклад в развитие всех сфер человеческой жизни. Их можно назвать Кремниевой долиной древности. Именно благодаря шумерам современный мир стал столь технологически продвинутым.

Древний эквивалент Кремниевой долины находился на территории современного южного Ирака. Как писал покойный историк Самуэль Ноа Крамер: «Люди Шумера обладали просто необыкновенным чутьём на технологические изобретения». Эксперты утверждают, что творчество шумеров в определённой степени было обусловлено тем, что на их территории была острая нехватка природных ресурсов. «Там росло очень мало деревьев, почти не было камня или металла», - объясняет Крамер. Это заставило Шмер весьма изобретательно использовать такие имеющиеся в их распоряжении материалы как глина. Глину называют пластиком древнего мира. Шумеры использовали её для изготовления всего на свете. От кирпичей до посуды и табличек для письма.

Гениальность шумеров проявлялась в их потрясающем умении организовывать работу. Когда они брали чужие изобретения, то не просто доводили их до совершенства, но применяли их в просто грандиозных масштабах. Шумер первым начал массовое производство многих товаров народного потребления. Ими они весьма успешно торговали с другими народами.

В шумерской национальной идентичности было нечто абсолютно уникальное, делавшее их столь отличными от других. Нечто, что заставляло их мечтать о большем и гениально мыслить. Эти люди придавали огромное значение амбициям и успеху, превосходству и престижу, чести и общественному признанию.

В процессе своего развития, шумеры в корне изменили подход ко всем сферам человеческой жизни. Люди научились по-новому добывать себе пищу, строить дома и храмы, общаться друг с другом, распространять информацию, отслеживать время. Инновационные технологии шумеров постепенно распространялись по лицу Земли. Они и привели к развитию современного технологически продвинутого мира. Вот несколько важных сфер, в развитие которых древние новаторы внесли свой неоценимый вклад.

1. Керамика массового производства

2. Письмо

Учёные считают, что шумеры изобрели письменность. Их система письма была первой из известных науке. В любом случае доподлинно известно, что этот народ использовал письменное общение уже в третьем тысячелетии до нашей эры. Шумеры не оставили после себя великих литературных произведений и исторических документов. Сохранившиеся записи касаются в основном учёта товарооборота этой цивилизации с другими народами.

Первыми текстами Шумера была торговая отчётность. Набор цифр и списки товаров. В написании этих текстов шумеры использовали пиктограммы. Это были рисунки, изображающие различные предметы. Со временем эти рисунки шумеры начали разным образом комбинировать. Таким образом обозначая некие действия и выражая идеи. Со временем пиктограммы трансформировались в символы, которыми обозначали звуки.

Писцы выцарапывали символы на влажной глине с помощью заострённого тростника. Эти глиняные таблички и дошли до нас. Такая система письма стала известна как клинопись. Её позаимствовали последующие цивилизации. Такое письмо широко использовалось на всём Ближнем Востоке в течение последующих двух тысячелетий.

3. Гидротехника

Шумеры придумали, как собирать и направлять потоки рек Тигр и Евфрат, а также ил, который они содержат, для орошения. Всё это они использовали для полива и удобрения своих сельскохозяйственных угодий. Этой цивилизацией были спроектированы невероятно сложные системы каналов с дамбами. Построены они были из тростника, стволов пальм и глины. Дамбы можно было открывать или закрывать, чтобы регулировать поток воды.

4. Колесница

5. Плуг

Шумеры изобрели такую жизненно важную в сельском хозяйстве технологию как плуг. Они даже написали специальное руководство, в котором фермерам давались очень подробные инструкции по использованию различных типов этих, инновационных для того времени, устройств. Инструкция содержала даже молитву. Её следовало читать, чтобы ублажить Нинкилим, богиню полевых грызунов. Нужно ведь было защитить своё зерно от этих маленьких прожорливых вредителей.

6. Текстильные фабрики

Многие народности Ближнего Востока умели ткать, используя шерсть для производства одежды. Шумеры же пошли гораздо дальше. Они стали первыми делать это в реальных промышленных масштабах. Шумер построил огромные фабрики по производству текстиля. Этот народ сформировал не просто рабочую артель из ближайших родственников. Эти организации можно считать предшественниками современных производственных корпораций.

7. Кирпич массового производства

Шумер испытывал острую нехватку строительных материалов, таких как камень и древесина. Цивилизация бурно развивалась, нужно было возводить всё больше городов. Шумерский народ изобрёл форму для изготовления глиняных кирпичей. Конечно, они не были первопроходцами среди тех, кто использовал глину в качестве строительного материала. Главное было то, что они стали производить кирпичи в невероятно огромных масштабах. Это позволило им строить больше домов и храмов, а также делать это быстрее.

8. Металлургия

Шумеры не стали и в этой области пасти задних. Они были в первых рядах тех, кто стал использовать медь для изготовления различных нужных предметов. Они делали из этого материала всё: от наконечников копий до резцов и бритв. Шумеры также производили украшения и произведения искусства из меди. Шумерские первопроходцы металлургического дела использовали специальные печи, которые топили тростником. Температуру в них они контролировали с помощью сильфона. Им можно было управлять руками или ногами.

9. Математика

Математический счёт в первобытном мире производился при помощи весьма простых методов, таких, к примеру, как насечки на костях. Но именно шумеры разработали формальную систему счисления. Их шестидесятиричная система стала той основой, на которой разрабатывались математические расчёты всех последующих цивилизаций.

Психолог Питер Грей приводит неопровержимые доказательства того, что играть в детстве гораздо важнее, чем ходить в школу.

Я рос в пятидесятые. В те времена дети получали образование двух видов: во‑первых, школьное, а во-вторых, как я говорю, охотничье-собирательское. Каждый день после школы мы выходили на улицу поиграть с соседскими детьми и возвращались обычно затемно. Мы играли все выходные и лето напролет. Мы успевали что-нибудь поисследовать, поскучать, самостоятельно найти себе занятие, попасть в истории и из них выпутаться, повитать в облаках, найти новые увлечения, а также прочитать комиксы и прочие книги, которые нам хотелось, а не только те, что нам задали.

Вот уже больше 50 лет взрослые шаг за шагом лишают детей возможности играть. В своей книге «Дети за игрой: американская история» Говард Чудакофф назвал первую половину XX века золотым веком детских игр: к 1900 году исчезла острая необходимость в детском труде, и у детей появилось много свободного времени. Но начиная с 1960-х взрослые принялись урезать эту свободу, постепенно увеличивая время, которое дети вынуждены проводить за школьными занятиями, и, что еще важнее, все меньше и меньше позволяя им играть самим по себе, даже когда они не в школе и не делают уроки. Место дворовых игр стали занимать спортивные занятия, место хобби — внешкольные кружки, которые ведут взрослые. Страх заставляет родителей все реже и реже выпускать детей на улицу одних.

По времени закат детских игр совпадает с началом роста числа детских психических расстройств. И это нельзя объяснить тем, что мы стали диагностировать больше заболеваний. Скажем, на протяжении всего этого времени американским школьникам регулярно раздают клинические опросники, выявляющие тревожные состояния и депрессию, и они не меняются. Из этих опросников следует, что доля детей, страдающих тем, что теперь называют тревожным расстройством и глубокой депрессией, сегодня в 5−8 раз выше, чем в 1950-е. За тот же период процент самоубийств среди молодых людей от 15 до 24 лет увеличился больше чем в два раза, а среди детей до 15 лет — учетверился. Нормативные опросники, которые студентам колледжей раздают с конца 1970-х, показывают, что молодежь становится все меньше склонна к эмпатии и все больше — к нарциссизму.

Дети всех млекопитающих играют. Почему? Зачем они тратят энергию, рискуют жизнью и здоровьем, вместо того чтобы набираться сил, спрятавшись в какой-нибудь норе? Впервые с эволюционной точки зрения на этот вопрос попытался ответить немецкий философ и натуралист Карл Гроос. В 1898 году в книге «Игра животных» он предположил, что игра возникла в результате естественного отбора — как способ научиться навыкам, необходимым для выживания и размножения.

Теория игры Грооса объясняет, почему молодые животные играют больше, чем взрослые (им еще надо многому научиться), и почему чем меньше выживание животного зависит от инстинктов и чем больше — от навыков, тем чаще оно играет. В значительной степени предсказать, во что животное будет играть в детстве, можно исходя из того, какие умения ему понадобятся для выживания и размножения: львята бегают друг за другом или крадутся за партнером, чтобы потом неожиданно на него наброситься, а жеребята зебры учатся убегать и обманывать ожидания противника.

Следующей книгой Грооса стала «Игра человека» (1901 год), в которой его гипотеза распространялась на людей. Люди играют больше всех остальных животных. Человеческие дети, в отличие от детенышей других видов, должны выучиться множеству вещей, связанных с культурой, в которой им предстоит жить. Поэтому, благодаря естественному отбору, дети играют не только в то, что нужно уметь вообще всем людям (скажем, ходить на двух ногах или бегать), но и навыкам, необходимым представителям именно их культуры (например, стрелять, пускать стрелы или пасти скот).

Основываясь на работах Грооса, я опросил десять антропологов, которые в общей сложности изучили семь различных охотничье-собирательских культур на трех континентах. Выяснилось, что у охотников и собирателей нет ничего похожего на школу — они считают, что дети учатся, наблюдая, исследуя и играя. Отвечая на мой вопрос «Сколько времени в изученном вами обществе дети проводят за игрой?», антропологи в один голос ответили: практически все время, когда не спят, начиная примерно с четырех лет (с этого возраста их считают достаточно ответственными, чтобы оставаться без взрослых) и заканчивая 15−19 годами (когда они по собственной воле начинают брать на себя какие-то взрослые обязанности).

Мальчики играют в выслеживание и охоту. Вместе с девочками они играют в поиск и выкапывание съедобных корешков, в лазанье по деревьям, приготовление еды, строительство хижин, долбленных каноэ и прочих вещей, значимых для их культур. Играя, они спорят и обсуждают проблемы — в том числе те, о которых услышали от взрослых. Они делают музыкальные инструменты и играют на них, танцуют традиционные танцы и поют традиционные песни — а иногда, отталкиваясь от традиции, придумывают что-то свое. Маленькие дети играют с опасными вещами, например с ножом или огнем, потому что «как же они иначе научатся ими пользоваться?». Все это и многое другое они делают не потому, что кто-то из взрослых их к этому подталкивает, им просто весело в это играть.

Игра является лучшим способом приобретения социальных навыков. Причина — в ее добровольности. Игроки всегда могут выйти из игры — и делают это, если им не нравится играть. Поэтому целью каждого, кто хочет продолжить игру, является удовлетворение не только своих, но и чужих потребностей и желаний. Чтобы получать от социальной игры удовольствие, человек должен быть настойчивым, но не слишком авторитарным. И надо сказать, это касается и социальной жизни в целом.

Понаблюдайте за любой группой играющих детей. Вы увидите, что они постоянно договариваются и ищут компромиссы. Дошкольники, играющие в «семью», большую часть времени решают, кто будет мамой, кто ребенком, кто что может взять и каким образом будет строиться драматургия. Или возьмите разновозрастную компанию, играющую во дворе в бейсбол. Правила устанавливают дети, а не внешняя власть — тренеры или арбитры. Игроки должны сами разбиться на команды, решить, что честно, а что нет, и взаимодействовать с командой противника. Всем важнее продолжить игру и получить от нее удовольствие, чем выиграть.

Я не хочу чрезмерно идеализировать детей. Среди них встречаются хулиганы. Но антропологи говорят о практически полном отсутствии хулиганства и доминирующего поведения среди охотников и собирателей. У них нет вождей, нет иерархии власти. Они вынуждены всем делиться и постоянно взаимодействовать друг с другом, потому что это необходимо для выживания.

Ученые, которые занимаются играми животных, утверждают, что одна из главных целей игры — научиться эмоционально и физически справляться с опасностями. Молодые млекопитающие во время игры снова и снова ставят себя в умеренно опасные и не слишком страшные ситуации. Детеныши одних видов неуклюже подпрыгивают, усложняя себе приземление, детеныши других бегают по краю обрыва, на опасной высоте перескакивают с ветки на ветку или борются друг с другом, по очереди оказываясь в уязвимой позиции.

Человеческие дети, предоставленные сами себе, делают то же самое. Они постепенно, шаг за шагом, подходят к самому сильному страху, который могут выдержать. Делать это ребенок может только сам, его ни в коем случае нельзя заставлять или подстрекать — вынуждать человека переживать страх, к которому он не готов, жестоко. Но именно так поступают учителя физкультуры, когда требуют, чтобы все дети в классе забирались по канату к потолку или прыгали через козла. При такой постановке задачи единственным результатом может быть паника или чувство стыда, которые лишь уменьшают способность справляться со страхом.

Кроме того, играя, дети испытывают злость. Вызвать ее может случайный или намеренный толчок, дразнилка или собственная неспособность настоять на своем. Но дети, которые хотят продолжить игру, знают, что злость можно контролировать, что ее нужно не выпускать наружу, а конструктивно использовать для защиты своих интересов. По некоторым свидетельствам, молодые животные других видов тоже учатся регулировать злость и агрессию с помощью социальной игры.

В школе взрослые несут за детей ответственность, принимают за них решения и разбираются с их проблемами. В игре дети делают это сами. Для ребенка игра — это опыт взрослости: так они учатся контролировать свое поведение и нести за себя ответственность. Лишая детей игр, мы формируем зависимых людей и людей с комплексом жертвы, живущих с ощущением, что кто-то облеченный властью должен говорить им, что делать.

В одном из экспериментов детенышам обезьян позволяли участвовать в любых социальных взаимодействиях, кроме игр. В результате они превращались в эмоционально искалеченных взрослых. Оказавшись в не очень опасной, но незнакомой среде, они в ужасе замирали, не в силах преодолеть страх, чтобы осмотреться. Столкнувшись с незнакомым животным своего вида, они либо сжимались от страха, либо нападали, либо делали и то, и другое — даже если в этом не было никакого практического смысла.

В отличие от подопытных обезьян, современные дети пока что играют друг с другом, но уже меньше, чем люди, которые росли 60 лет назад, и несопоставимо меньше, чем дети в обществах охотников и собирателей. Думаю, мы уже можем видеть результаты. И они говорят нам о том, что может быть пора что-то изменить?

Перевод Ирины Калитеевской