«Маленький пармец» — именно так переводится с итальянского языка прозвище, под которым прославился живописец, получивший при рождении имя Джироламо Франческо Мария Маццола. За 37 лет короткой, но чрезвычайно плодотворной и насыщенной жизни Пармиджанино успел создать уникальный для своей эпохи автопортрет, стать одним из родоначальников маньеризма и променять занятие живописью на исследование летучих секретов алхимии. Последнее решение и стало для него роковым.

Одаренный сирота

Отец будущего художника — Филиппо Маццола — был живописцем из Пармы. Но родителей мальчик совсем не знал: они умерли с разницей в один год и уже в двухлетнем возрасте Франческо остался круглым сиротой. Ему повезло, что его смогли взять на попечение родные братья отца — они, также будучи художниками, не только обучили его основам мастерства, но и вовремя разглядели в мальчике задатки большого таланта. Как, впрочем, и другие жители Пармы, которые при обращении в мастерскую братьев Маццола предпочитали поручать свои заказы именно Франческо.

В 1521 году, когда Пармиджанино исполнилось 18 лет, его родной город стал местом бурной встречи войска папы Льва Х и армии короля Франции Франциска I, поэтому он вместе со своими опекунами предпочел пережидать смуту в Виадане. Там ему впервые представилась возможность испытать свои силы в работе темперой во время написания алтарного образа «Мистическое обручение святой Екатерины». Вазари вспоминал, что мастерство юного живописца настолько поразило его современников, что никто из них не мог даже поверить, что «написал это не старый мастер, а начинающий юноша».

Вернувшись в Парму, Пармиджанино приступает к росписи местной базилики Сан Джованни Эванджелиста. Он стал единственным живописцем из родного города, которого для этой работы пригласили монахи Ордена святого Бенедикта. Он удостоился этой чести наравне с признанными в то время мастерами Микеланджело Ансельми и Антонио Корреджо. Фреска Корреджо «Видение Святого Иоанна на острове Патмос» на своде базилики произвела такое впечатление на юного художника, что он стал пытаться подражать своему кумиру и копировать его стиль в своей работе.

Но, изначально позаимствовав у Корреджо томную грацию поз и стремительную динамичность композиции, Пармиджанино довел воплощение этих черт до максимума. Фигуры на его картинах становятся удлиненными и причудливо извивающимися, позы — плавными и текучими. Он продолжал экспериментировать, все дальше уходя от реалистичных пропорций в сторону индивидуального стиля, который искусствоведы отнесут к маньеризму. Этот специфический почерк начнет прорисовываться уже в следующей большой работе Пармиджанино — фресковой росписи приватных покоев супругов Паолы Гонзага и Галеаццо Санвитале в их замке Фонтанеллато в 1523 году.

Американский историк искусств Бернард Беренсон называл его «последним из действительно ренессансных художников Северной Италии» и отмечал: «Он обладал такой непреодолимой склонностью к элегантности, что его не удовлетворял и Корреджо. Но эту элегантность Пармиджанино выражал с такой искренностью и пылом, что создал свой подлинный, хотя и ограниченный стиль утонченной грации и хрупкой изысканности».

Автопортрет до Рима доведет

В 1524 году юный художник в сопровождении своих дядей отправляется в Рим. У него были большие планы, по словам Вазари: «Обучаясь в Риме, он пожелал увидеть все находившиеся в этом городе древние и новые произведения как скульптуры, так и живописи. Но особенно преклонялся он перед творениями Микеланджело Буонарроти и Рафаэля Урбинского». Однако помимо этого у Пармиджанино были амбиции в отношении получения заказов у высшей церковной знати.

С этой целью он привез лучшие образцы своих работ, среди которых был и новаторский «Автопортрет в выпуклом зеркале».

Для создания этой картины он заказал деревянную полусферу по размеру зеркала, свое отражение в котором он задумал в точности передать — вместе со всеми искажениями и бликами. И результат получился ошеломительным: как только один из приближенных ко двору папы Климента VII увидел искусный автопортрет, то тут же велел представить юное дарование понтифику. По городу стали стремительно распространяться слухи о появлении живописца, в которого вселился дух самого Рафаэля.

Даже спустя века этот автопортрет Пармиджанино не потерял эффектности: обычно скупой на похвалу Александр Бенуа называл его «одной из самых совершенных имитаций видимости» и отмечал, что он «мог бы, вероятно, соперничать с виноградом Зевксиса и занавеской Парразия И даже для нашего „выдрессированного“ фотографией глаза этот кунштюк не потерял своей силы иллюзии».

А в 80-х годах прошлого века американский поэт-авангардист Джон Эшбери посвящает «Автопортрету в выпуклом зеркале» целую одноименную поэму, где есть такие строчки:
Франческо,
Рука твоя достаточно велика, чтоб сокрушить сферу,
И даже, кажется, слишком — для затейливых хитросплетений, —
Что лишь противоречит ее последующему плененью. (Она велика,
Но все ж не груба — просто в другом измерении, словно
Кит, спящий на дне морском, в сравнении с крохотным кораблем
На поверхности, представляющим ценность лишь для себя самого.)
Однако твои глаза утверждают, что все есть поверхность.
Поверхность есть то, что изображено,
И нет ничего, кроме того, что есть.
(перевод Яна Пробштейна)

Во время пребывания в Риме Пармиджанино много занимался изучением и копированием работ Рафаэля и Микеланджело, что немало отразилось на его собственных картинах. Последняя из них, написанная перед отъездом, — «Видение святого Иеронима» — стала переосмыслением скульптурной композиции Микеланджело «Мадонна Брюгге»: на картине Пармиджанино младенец Иисус также стоит у ног святой Марии. А поза Иоанна Крестителя с поднятым вверх пальцем в нижней части панели напоминает об изображении этого святого на картине Леонардо да Винчи.

По свидетельству Вазари, именно во время работы над «Видением святого Иеронима» в дом ворвались солдаты императора Карла V, но художник даже не заметил этого из-за погруженности в процесс создания картины.

Они были якобы настолько впечатлены мастерством Пармиджанино и его невозмутимостью, что оставили дом, не причинив ему вреда, но при этом захватив с собой несколько работ художника.

Несостоявшийся гравер

Покинув Рим из-за военных действий, художник перебрался в Болонью. И если в столице он был одним среди многих других многообещающих талантов, то здесь умения Пармиджанино приближали его к первым строчкам местного рейтинга живописцев. Окрыленный успехом, он решает открыть мастерскую, где помимо прочего изготавливал офорты по своим эскизам.

Но в этом деле его поджидала неудача, связанная с нечистоплотностью его помощника, который решил испариться вместе со всеми гравюрами и рисунками к ним. И хотя пропажу вскоре обнаружили, художник так и не смог вернуться к офортам, полностью посвятив себя живописи.

Четыре года, проведенные в Болонье, становятся решающим периодом в формировании авторского почерка Пармиджанино. Среди его отличительных черт — гипертрофированная передача эмоций персонажей в религиозных сценах и мистическая атмосфера, которую усиливают своеобразные позы персонажей и алхимические символы. Например, на одной из известнейших картин этого периода, «Мадонне с розой», цветок может выступать и как символ непорочного зачатия, так и обозначение финальной стадии превращения материи в алхимии.

Здесь же Пармиджанино создал одно из наиболее впечатляющих своих полотен — религиозную сцену «Обращение Савла». Эпизод из книги Нового Завета «Деяния святых апостолов» посвящен чудесному преображению кровожадного фарисея в верного христианина после того, как глас с небес застиг его по пути в Дамаск и переубедил его продолжать свои гонения верующих. Пармиджанино отказался от традиционной многофигурной сцены и изображения Христа на облаке, сделав центральной фигурой композиции коня Савла, символизирующего преображающую Божественную силу.

Печальный финал

В 1531 году художник возвращается в Парму. Здесь он получает заказ на роспись церкви Санта-Мария-делла-Стекката и поначалу с большим энтузиазмом берется за дело: создает множество подготовительных эскизов и даже лепит глиняные фигуры для последующего отливания бронзовых скульптур. Он планировал окончить масштабный проект в течение полутора лет и нанял для этого дополнительный персонал, но работа не задалась. Начались перебои с поставкой необходимых материалов, да и представители духовенства противились воплощению амбициозных и новаторских идей Пармиджанино.

Но хуже всего было то, что увлечение художника алхимией, поначалу не представляющее особой угрозы, начало приобретать масштаб одержимости. Он начал спускать весь заработок на дорогостоящее оборудование для экспериментов с ртутью: Пармиджанино тратил на уголь, дрова, стеклянные колбы и другие расходники за один день больше, чем зарабатывал в Стеккате за неделю. В итоге он окончательно забросил работу над росписью, сорвал все сроки, и община церкви обратилась в суд для взыскания убытков с нерадивого художника, получившего солидный аванс за невыполненный заказ.

Пармиджанино удалось выйти из-под стражи благодаря обещанию закончить фрески в капелле в кратчайший срок, но вместо возобновления работ над заказом он бежал в городок Казальмаджоре. Здесь художнику удается написать еще несколько картин, последней из которых считается лаконичная во всех отношениях «Лукреция». Но рассудок мастера все больше помрачался, и, по словам Вазари, он стремительно превратился «из человека изящного и приятного в бородатого, с волосами длинными и всклокоченными, опустился и стал нелюдимым и мрачным».

Автопортрет Пармиджанино этого периода запечатлел эту разительную перемену без прикрас: трудно поверить, что потухший и погруженный в нелегкие думы взгляд на нем принадлежит тому самому обольстительному красавцу с «Автопортрета в выпуклом зеркале».

В 1540 году, в возрасте всего 37 лет, Пармиджанино умирает от «тяжкой горячки». Вазари сокрушался по поводу скоропостижной кончины некогда многообещающего художника и обвинял в ней увлечение алхимическими опытами: «О, если бы только Господь пожелал, чтобы он продолжал заниматься живописью, а не увлекался мечтой заморозить ртуть, ради приобретения богатств, больших, чем какими наделили его природа и небо! Ведь в таком случае он стал бы в живописи поистине единственным и несравненным. Он же в поисках того, чего найти никогда не мог, потерял время, опозорил свое искусство и погубил жизнь свою и славу».

В соответствии с эксцентричным волеизъявлением Пармиджанино, он был погребен обнаженным с архипастырским крестом на груди в базилике Ла Фонтана близ Казальмаджоре.

Чтобы стать успешным автором подделок, которые трудно будет отличить от настоящих шедевров живописи даже опытному эксперту, одного лишь криминального таланта бывает недостаточно. Триумф в этой специфической сфере деятельности складывается из разных факторов, среди которых — аналитический склад ума, авантюрный дух, изобретательность и также способность влезть в шкуру настоящего мастера живописи. А в эпоху постмодерна авторы подделок иногда и сами становятся знаменитостями: их картины выставляют в музеях уже под собственными именами — правда, не всегда за их художественную ценность.

Микеланджело Буонаротти

Прежде чем самому стать заслуженным мастером, итальянский живописец и скульптор начинал с изготовления копий. Тогда очень ценились древнеримские скульптуры из мрамора, и, по свидетельству историка Паоло Джовио, Микеланджело был замешан в истории с фальсификацией такой скульптуры.

В 1496 году он создал мраморную статую «Спящий купидон» и постарался придать ей состаренный вид, закопав в землю. Продавец антиквариата по имени Бальдассарре дель Миланезе представил «древнеримскую» скульптуру авторства Микеланджело вниманию кардинала Рафаэле Риарио, большого почитателя подобных произведений искусства. Тот с радостью приобрел ее, но спустя какое-то время вернул скульптуру, узнав о ее истинном происхождении.

«Спящий купидон» в исполнении Микеланджело мог быть похож на младенца Христа со статуи «Мадонна Брюгге».

Казалось бы, дело должно было окончиться скандалом — в лучшем случае, и наказанием для Микеланджело — в худшем. Но талант выручил его из передряги, ведь пока шло разбирательство с «древнеримской» скульптурой, его авторская работа «Пьета», украсившая базилику Святого Петра в Риме, стала настолько популярной, что кардинал захотел вернуть себе злополучного «Купидона». Правда, вскоре он перепродал его, но уже не как римский антик, а как произведение самого востребованного на тот момент скульптора в итальянской столице.

Авторы различных биографий Микеланджело расходятся во мнении, сознательно ли он пошел на обман. Некоторые из них предпочитают считать, что авторство преступного замысла принадлежит торговцу римскими древностями, а другие предполагают, что скульптором руководил азарт: он желал проверить, хватит ли его мастерства, чтобы ввести в заблуждение опытного коллекционера. Как бы там ни было, обманутый кардинал Риарио не только не держал зла на Микеланджело, но даже заказал ему еще два произведения уже после всех событий.

А тем, кому хочется верить в искренность и праведность живописца, придутся не по нраву слова Вазари, который писал о неоднократных махинациях Микеланджело с работами других авторов:

«Он воспроизводил также рисунки различных старых мастеров так схоже, что можно было ошибиться, ибо дымом и разными другими вещами он подкрашивал их, придавая старый вид, и пачкал так, что они действительно казались старыми и, при сравнении их с подлинными, один от другого отличить было невозможно. И делал он это только для того, чтобы, возвратив воспроизведенные, заполучить подлинные рисунки, которые его восхищали совершенством искусства и которые он пытался превзойти своей работой, чем и приобрел широчайшую известность».

Но кто теперь станет обвинять Микеланджело в его отчаянном желании завладеть произведениями своих кумиров? Ведь, как водится, победителей не судят.

Хан ван Меегерен

Говоря о фальсификаторах старых мастеров, невозможно не упомянуть о соотечественнике Вермеера, осмелившимся пойти на отважную авантюру — явить миру целых семь неизвестных до того момента шедевра «авторства» живописца из Делфта.

Хенрикус ван Меегерен был не особо одаренным художником, который в начале прошлого века пытался построить карьеру на создании полотен в стиле старых мастеров вроде Рембрандта. И хотя у него были некоторые поклонники среди голландской знати, арт-критики были настроены весьма скептически по отношению к творчеству неудачливого подражателя. Меегерен даже задумал коварный план мести отвергнувшему его искусствоведу Абрахаму Бредиусу.

Он задумал разыграть своего заклятого врага, создав блестящую подделку под признанного мастера Вермеера. А когда тот не сможет отличить его творчество от оригинала, Меегерен опозорит его, сообщив о своем авторстве живописного шедевра. Он раздобыл холст и краски 17-го века и отважился написать картину на религиозную тему — подобных сюжетов практически не было среди известных работ Вермеера.

Затея удалась: «Христос в Эммаусе» был признан подлинником Вермеера и произвел настоящий фурор в арт-мире. Тот самый Бредиус настолько поспешил стать первооткрывателем неизвестных шедевров Вермеера, что не стал обращать внимания ни на сомнительный провенанс картины, ни на малое соответствие художественных навыков Меегерена мастерству прославленного живописца.

И когда фальсификатору удалось выручить за свое произведение огромные по тем временам деньги, он не смог следовать своему первоначальному замыслу и поддался соблазну продолжать творить новые неизвестные доселе работы Вермеера.

Он успел написать еще шесть таких полотен, пока его не подвела связь с нацистами. Одним из покупателей подделки Меегерена — картины «Христос и грешница» — стал Герман Геринг. В 1945 году расследование о происхождении полотна из тайников обергруппенфюрера СС привело к аресту художника, которому грозила смертная казнь за сотрудничество с нацистами. Чтобы ее избежать, Меегерен признался, что сам написал все «вновь обнаруженные» картины Вермеера. В итоге его признали виновным в мошенничестве и приговорили к одному году тюрьмы, но всего месяц спустя он скончался от сердечного приступа.

Примечательно, что благодаря своей афере нерадивому художнику все-таки удалось войти в историю мировой живописи. А его первое и самое известное произведение «под Вермеера» до сир пор выставляется в одной из крупнейших художественных галерей Нидерландов — музее Бойманса — ван Бёнингена.

Во всей этой истории остается непонятным лишь одно: насколько сильно нужно хотеть обрести новые шедевры Вермеера, чтобы поверить в его авторство - холсты Меегерена, сколь их не состарь, откровенно грубые, топорные. Видимо, тщеславие и алчность были главными сообщниками самого известного фальсификатора ХХ века.

Эрик Хебборн

Имя британского художника и арт-дилера не так известно, как его нидерландского коллеги, хотя он был куда более плодовитым и талантливым, чем Меегерен.

В своей автобиографии Хебборн признался в создании более тысячи подделок, лишь немногие из которых были разоблачены, а остальные могут до сих пор храниться в лучших музеях мира под видом оригиналов.

Выпускник Королевской академии художеств в Лондоне и Британской школы в Риме приобрел много полезных навыков во время работы реставратором. Как и Меегерен, он был разочарован и обозлен тем, что в 1960-х годах его собственные картины в реалистичном стиле пользовались не таким спросом, как авангардные работы его более удачливых современников. И он начал мстить ценителям живописи, создавая безупречные подделки старых мастеров.

Хебборн действовал чрезвычайно осторожно и даже элегантно. Он никогда не продавал свои фальшивки тем, кто не разбирался в искусстве и не мог определить подлинность картины. Таким образом, он давал возможность экспертам самим решить, приобретают они подделку или оригинал, и назвать цену, которую они готовы заплатить.
Он утверждал: «Нет ничего преступного в том, чтобы нарисовать рисунок в любом избранном стиле, и нет ничего преступного в том, чтобы спросить эксперта, что он думает о нем». По этой причине после разоблачения никто из пострадавших от обмана так и не подал на него в суд.

Кроме того, разбирательство с Хэбборном могло привести к катастрофическим последствиям для крупнейших аукционных домов, которые перепродавали его работы в качестве оригинальных, а некоторые музеи до сих пор отказываются признавать, что у них хранятся подделки его авторства, несмотря на прямые заявления мошенника. Он взял на себя ответственность за фальсификацию работ Питера Брейгеля Старшего, Питера Рубенса, Джованни Пиранези, Антониса ван Дейка, Камиля Коро и других старых мастеров.

Хэбборн использовал для своих фальшивок настоящую бумагу и пигменты соответствующей эпохи, а его навыки рисования были настолько хороши, что его очень долго не могли раскрыть. Но в 1978 году куратор Национальной галереи искусств в Вашингтоне Конрад Оберхубер обратил внимание, что два рисунка разных живописцев были выполнены в одинаковом художественном стиле и на одном и том же типе бумаги. По утверждению Хэбборна, в течении 10 лет после разоблачения он изготовил и успешно продал еще 500 подделок рисунков старых мастеров. Причем некоторые арт-дилеры даже просили его «найти» определенные рисунки старых мастеров, которые он подделывал, а затем продавал им. «Я просто не думаю, что вы найдете честного человека, который при этом будет дилером», — говорил Хебборн в документальном фильме канала BBC 1991 года «Портрет мастера-фальсификатора».

8 января 1996 года Хебборн был найден лежащим без сознания на одной из улиц Рима, где он жил последние 30 лет. Он умер в результате тяжелой травмы черепа, но расследование его смерти проводилось формально и причины травмы не были установлены. Многие считали, что его убрала итальянская мафия, с которой он, возможно, сотрудничал. По предположению газеты The Daily Mail, смерть Хэбборна стала местью какого-то обманутого им коллекционера.

По некоторым сведениям, он даже получал угрозы от одного арт-дилера и опасался его. За несколько недель до смерти была опубликована последняя книга «Справочник фальсификатора произведений искусства», в которой подробно описываются инструкции для создания произведений в стиле европейских классиков. Хэбборн считал, что он применял те же приемы, что и живописцы прошлого, поэтому это издание годится также и для изучения искусства старых мастеров.

Шон Гринхал

Британский мошенник, осужденный в 2007 году на 4 года и 8 месяцев за попытку продать «древний» ассирийский артефакт, работал на семейном подряде. Аферу с продажей поддельных предметов искусства Гринхал проворачивал совместно со своими пожилыми родителями. Как и предыдущие герои, он таким образом стал мстить арт-сообществу за непризнание его талантов художника.

Семейство придумало хитроумную схему с использованием слабых мест в аукционных каталогах. Так, они приобрели каталог с описанием лотов аукциона 1892 года в Сильвертон-Парке, графство Девон. Среди них были «восемь египетских фигур из потрясающего полупрозрачного алебастра». Такое неконкретное описание позволило Шону Гринхалу создать статую «Принцесса Амарны». В 2003 году ее приобрел музей Болтона за почти 440 тысяч фунтов стерлингов, причем после предварительной консультации с экспертами Британского музея и аукционного дома Christie’s.

Успех семейного предприятия по изготовлению и сбыту подделок во многом обеспечивал Джордж, отец Шона. Пожилой джентльмен в инвалидом кресле производил благонадежное впечатление на покупателей. Когда он сообщил, что «Принцесса Амарны» была куплена его дедом на аукционе в Сильвертон-Парке сто лет назад, эксперты с готовностью поверили, что эта статуя — одна из тех восьми египетских фигур возрастом более трех тысяч лет из описания в старом каталоге.

По такой схеме семейству Гринхалов за 17 лет удалось заработать более 800 тысяч фунтов стерлингов на продаже не менее 120 подделок. И по оценкам следствия еще более сотни фальшивок могут до сих пор храниться в собраниях музеев и частных коллекциях по всему миру в качестве оригинальных произведений искусства. Среди тех, что были раскрыты, числятся подделки скульптур Константина Бранкузи и Поля Гогена, картины и рисунки художников Отто Дикса, Лоуренса Лоури, Томаса Морана и других.

Погорели Гринхалы на клинописи. Представители аукционного дома Bonhams обратились к экспертам Британского музея, чтобы те проверили подлинность изготовленных Шоном барельефов «из дворца древнего ассирийского царя». Но знатоки обнаружили ошибки в написании клинописного текста и обратились в отдел искусства и древностей Скотланд-Ярда. Через полтора года семья мошенников была арестована. Пожилые родители Шона получили условные сроки, а он отсидел почти пять лет и вышел на свободу в 2011 году.


По выходу из тюрьмы Гринхал не только написал автобиографию, но и получил за нее премию критиков «Лучшая книга об искусстве» в 2018 году. А в октябре 2019 года он появился в «Сделано в Болтоне» — короткометражном документальном сериале, в котором продемонстрировал процесс создания четырех «древних» произведений искусства, используя традиционные материалы и методы.

В книге «История фальсификатора» Гринхал утверждает, что он написал «Прекрасную принцессу», аттрибутированную Леонардо да Винчи, в 1978 году, а прообразом для этой картины якобы была кассирша Салли из супермаркета Болтона.

Лино Фронджиа

Автор подделок, вызвавших самый громкий скандал на рынке старых мастеров за последние 70 лет (с тех пор как Меегерен замахнулся имитировать наследие Вермеера), достоверно не установлен. Но в центре следствия о нескольких картинах сомнительного происхождения фигурирует имя итальянца Лино Фронжиа.
Охота на «Мориарти фальсификаторов», как успела прозвать пресса автора искусных подделок картин Пармиджанино, Хальса, Эль Греко и других, началась еще в 2015 году. Тогда французская полиция изъяла с выставки во французском Экс-ан-Провансе картину «Венера», якобы написанную Лукасом Кранахом Старшим. В 2013 году князь Лихтенштейна заплатил за нее около 7 млн евро. Позже экспертиза показала, что эта работа — современная подделка.

Похожая ситуация возникла с портретом мужчины якобы авторства Франца Хальса, который был продан с аукциона «Сотбис» за 11 миллионов долларов. После того как эксперты признали его фальшивкой, аукционный дом вернул покупателю всю уплаченную за него сумму. Аналогичная судьба ожидала проданную в 2012 году на нью-йоркских торгах «Сотбис» картину с изображением святого Иеронима, приписываемую Франческо Пармиджанино. Спустя шесть лет лабораторные исследования обнаружили современные пигменты в красочном слое и аукционному дому вновь пришлось компенсировать покупателю полную стоимость картины.

В сентябре 2019 года французский суд выдал ордер на арест итальянского художника Лино Фронджиа. Он был арестован, но выпущен под залог и до сих пор остается на свободе. О нем известно совсем немного: родился в 1958 году в Монтеккьо и окончил Академию изящных искусств в Болонье. Его собственное творчество — жутковатые модернистские картины — не особо пользуются успехом у коллекционеров: самая дорогая из них ушла с молотка всего за 15 тысяч евро. Зато он достиг большого мастерства в имитации работ старых мастеров.

Еще задолго до разразившегося скандала куратор Витторио Згарби, бывший заместитель секретаря Министерства культуры Италии, восхищался тем, что его друг Фронджиа настолько искусно написал Христа, что некоему Джулиано Руффини удалось продать эту картину Фонду Корреджо под видом оригинальной работы Антонио Корреджо. Но художник опровергает эту информацию, хотя и признает, что среди его работ есть копии произведений старых мастеров и картина с Христом в стиле Корреджо в их числе. Он заявлял, что никогда не продавал свои копии под видом настоящих работ.

Однако в его биографии есть нехороший момент с подозрительным полотном, хотя и не связанный с его продажей. В 2018 году Фронджиа одолжил картину Эль Греко из своей коллекции для выставки в Тревизо. Но полиция арестовала изображение святого Франциска из-за подозрения в подделке. Несмотря на то, что французский суд отказывается вернуть картину (в процессе расследования она была перевезена в Париж), Фронджиа продолжает утверждать, что это — настоящий шедевр Эль Греко. Так же считает и Витторио Згарби, что, впрочем, не мешает ему называть своего товарища «величайшим из ныне живущих старых мастеров».

Второй подозреваемый в этом громком деле — коллекционер Джулиано Руффини, через которого на рынок попали все скандальные фальшивки — также до сих пор остается на свободе, несмотря на ордер, выданный верховным судом Рима. Якобы это происходит из-за неоконченного расследования, но выглядит так, что процесс тормозится какими-то влиятельными силами извне. Учитывая место действия, на ум приходит итальянская мафия, но даже без ее участия на кону слишком большие суммы и репутация многих людей: дилеров, представителей аукционных домов, участвовавших в масштабном финансовом мошенничестве.

Для того чтобы хоть как-то компенсировать репутационные потери вследствие серии «возвратов» проданных фальшивок, «Сотбис» пришлось купить американскую лабораторию Orion Analytical — ту самую, установившую нечестное происхождение картин, проданных под видом работ Пармиджанино и Хальса.

Только за один год эксперты лаборатории провели анализ произведений на сумму более ста миллионов долларов.

Кроме того, они отвечают за сохранение и поддержание лотов аукционного дома в надлежащем состоянии. Но вряд ли этот шаг сможет радикально изменить ситуацию с поддельными произведениями искусства на современном арт-рынке, которые, по оценкам некоторых экспертов, составляют до половины от общего числа продаваемых и покупаемых работ старых мастеров.

За многие века кошка стала полноценным соратником человека: исторически она была призвана охранять продовольствие от вредителей, развлекать хозяев и их детей и приносить удовольствие от проведенного вместе времени. Конечно, судьбы и повадки этих пушистых животных оказались запечатлены на полотнах великих художников. В этой публикации читайте о картинах, где кошки предстают в разных, но неизменно приятных взору ипостасях.

Гордая кошка

«Обед кошки» (конец XVIII — начало XIX веков) Маргерит Жерар

Французская художница изображала домашнюю жизнь богачей прошлых столетий. Ее картины гармоничны и оптимистичны. Большое влияние на Жерар оказал муж ее сестры, художник Жан-Оноре Фрагонар. Он и посоветовал ей добавлять в произведения кошек — на его собственных картинах они встречались часто.

На «Обеде кошки» гордое животное получает еду из рук склонившейся девушки. Интересным персонажем становится собака, которая с завистью смотрит на довольного кота.

Довольный котенок

«Жюли Мане с кошкой» (1887) Пьер Огюст Ренуар

На картине изображена племянница Эдуарда Мане. Брат художника и его супруга близко общались с Ренуаром и заказали у него портрет дочери. Звездой картины, однако, стал расслабленный кот в руках девочки.

В будущем Ренуар еще не раз добавлял кошек на свои картины: животные оказывались на полотнах с мальчиками, девушками и кормящими матерями. Он называл их «единственными женщинами, о которых стоит говорить».

Порочный кот

«Черный кот» (1896) Теофиль-Александр Стейнлен

Рекламный плакат зазывает гостей в одно из первых кабаре в мире. Заведение «Черный кот» функционировало как модный ночной клуб: там можно было выпить, послушать музыку и встретить главных людей Парижа. Создатель плаката был завсегдатаем кабаре — и художником, как и основатель «Черного кота» Родольф Салис. Выразительный кошачий взгляд был очень эффективен в привлечении клиентов. Это хороший пример для тех, кто создает современные рекламные плакаты.

Коты на любой вкус

«Коты 53 станций Токайдо» (1850) Утагава Куниеси

Известно, что японский мастер гравюры был любителем мурчащих созданий, а студенты отмечали, что студия мастера была заполнена кошками — поэтому животные часто появлялись и в его работах. Это произведение было создано как пародия на знаменитую серию гравюр «Виды 53 станций Токайдо» Утагавы Хиросигэ. Только здесь каждой станции соответствует кот, а некоторым — даже два.

Кот, выгибающий спину

«Белый кот» (1894) Пьер Боннар

Французский художник был известным почитателем кошек и животных в целом, поэтому их можно встретить на трети его работ — а их у него 2300. Иногда нужно постараться найти пушистых героев на картинах Боннара, как на «Столовой», где кот спрятался под рукой женщины.

Однако на полотне «Белый кот» животное играет ведущую роль. Судя по наброскам, Боннар долго выбирал подходящую форму и остановился на ироничной и вдохновленной японскими художниками позе.

Жуткая кошка

«Кошка, пожирающая птицу» (1939) Пабло Пикассо

В год начала Второй мировой войны испанский художник нарисовал несколько версий картины. «Не знаю почему, но я был одержим этим сюжетом», — признавался Пикассо. В отличие от многих работ, где кошки предстают гармоничными и умиротворенными, здесь животное демонстрирует природную агрессивность и жестокость. Кошка медленно наслаждается мучениями жертвы — такое знакомо многим хозяевам.

Важная кошка

«Мастерская художника» (1855) Гюстав Курбе

Полное название картины — «Мастерская художника. Истинная аллегория семи лет моей творческой и нравственной жизни», и содержание полотна полностью ему соответствует. В центре — художник за работой, вокруг — герои его картин: писательница Жорж Санд, поэт Шарль Бодлер, певица Каролина Унгер и другие.

Среди вымышленных и исторических персонажей произведений Курбе нашлось место и коту, который игриво разлегся в ногах сосредоточенного творца.

Кот с человеческим лицом

«Париж из окна» (1913) Марк Шагал

Умиротворенные кошки часто сопровождали героев картин Марка Шагала — например, в «Поэте» гигантский синий кот составил компанию меланхоличной девушке.

На этом полотне рыжий пушистый зверь с человеческим лицом становится главным героем и с изумлением смотрит на Эйфелеву башню. Шагал был поражен технологичностью монумента, но в картине разбавил ее почти сказочной алогичностью, свойственной всем своим работам.

Любопытная кошка

«Кошка и бабочка» (XIX век) Сюй Гу

В Китае кошки стали домашними любимцами тысячи лет назад, поэтому их изображения в искусстве — не редкость. Это оригинальное творение принадлежит мастеру-самоучке. Сюй Гу был военным, но дезертировал по идеологическим причинам и стал монахом. Академического образования он не получил, но поражает современных любителей живописи легкостью, креативностью и необычным светом. Его картина с точностью передает классическое кошачье любопытство.

Хитрый кот

«Повар и кошка» (1860) Огюстен Теодюль Рибо

Французский живописец посвятил карьеру необычной теме — кухне и всем событиям, которые на ней происходят. Его реалистичные произведения позволяют современным ценителям искусства изучить быт людей XIX века.

На этой картине повар разделывается с рыбой и не видит или сознательно игнорирует проворного кота, который собирается украсть еду прямо из-под его ног. Кот Рибо хитер и даже коварен, но его образ не отталкивает, как, например, животное на картине Пикассо.

Любовь всегда была предметом искусства, многие художники изображали портреты своих возлюбленных или другие сюжеты, связанные с отношениями. В этой подборке мы хотим познакомить вас с известными картинами о несчастной любви и их историями.

В 1862 году Василий Пукирев написал, пожалуй, самое известное в истории российского искусства полотно о несчастливой семейной жизни. Вернее, ее преддверии: перед нами венчают молодую девушку и угрюмого мужчину преклонных лет. Афоризм «любви все возрасты покорны» не про них: бледное, будто заплаканное лицо невесты явно не выражает особого энтузиазма по поводу происходящего. И в XIX веке, и сейчас зрителям ясно: брак заключается по расчету.

Пожалуй, самый интересный персонаж полотна – шафер, с недовольным видом стоящий за спиной девушки. Возможно, ее настоящий возлюбленный.

Сходство героя с самим художником породило версию об автобиографичности полотна: мол, шафер — это сам Пукирев, а девушка — его несостоявшаяся невеста Прасковья Варенцова. Согласно другому предположению, художник изобразил любовную драму своего приятеля купца Сергея Варенцова, который в последний момент не захотел появляться на полотне из-за скорой женитьбы на другой даме. Поэтому Пукиреву пришлось придать шаферу собственные черты.

«Венера и Адонис», Тициан

Венера и Адонис — одна из классических несчастных пар в изобразительном искусстве. Обычно художники показывают момент, когда бессмертная богиня обнаруживает своего возлюбленного мертвым. Одним из исключений является полотно Тициана, авторство которого несколько лет назад установили сотрудники Пушкинского Музея.

Однажды искусствоведу ГМИИ Виктории Марковой позвонил бизнесмен и коллекционер Владимир Логвиненко с просьбой провести атрибуцию одного полотна. Скептически настроенная Маркова с удивлением обнаружила, что картина — работа самого Тициана. Более того, выяснилось, что эта картина старше той «Венеры и Адониса», что находится в коллекции Музея Прадо в Мадриде.

В 2017-м году поразительную находку впервые публично показали в России на выставке ГМИИ «Венеция Ренессанса. Тициан, Тинторетто, Веронезе».

«Тристан и Изольда», Джон Уотерхаус

В середине XIX века художники-прерафаэлиты бросили вызов чопорной викторианской эпохе и вернули человеческие страсти в британскую живопись. Не удивительно, что мимо запретной любви они пройти не смогли. Так, Джон Уотерхаус посвятил одно из своих полотен легенде о Тристане и Изольде.

Согласно преданию, корнуэльский король Марк послал племянника Тристана в плавание за своей невестой Изольдой. На корабле герои по случайности выпивают любовный напиток, и между ними вспыхивает страсть. Ни к чему хорошему это не приводит: хотя любовникам несколько раз удается вместо Изольды положить в королевскую постель служанку, их разоблачают, и Тристан покидает королевство. На смертном одре Тристан посылает за Изольдой, та плывет к нему на всех парусах, но не поспевает — ей остается лишь самой умереть от горя подле остывшего тела возлюбленного. В общем, Ромео и Джульетта, возможно, еще легко отделались.

«Расставание», Эдвард Мунк

Естественно, в репертуаре автора «Крика» нашлось и полотно о несчастной любви — «Расставание» 1896 года.

Перед нами пара на излюбленном Мунком морском берегу. Девушка — видимо, виновница разрыва — уходит вдаль. Ее черты размыты, а силуэт сливается с береговой линией. Брошенный молодой человек держится за буквально кровоточащее сердце. Его облаченная в черное фигура контрастирует с сияющим, невесомым силуэтом бывшей возлюбленной. Мунк красноречиво показывает: если для одного расставание — это боль, то для другого — облегчение.

«Всего лишь несколько царапин», Фрида Кало

Это полотно Фриды Кало рассказывает историю сразу двух несчастных пар. Сюжет мексиканка позаимствовала из газетной заметки: мужчина в пьяном угаре заколол изменившую ему любовницу, а на суде заявил: «Я ведь только немного ее поцарапал!».

Пара из новостей символизирует саму Кало и ее мужа Диего Риверу. Как часто бывает в ее творчестве, физическая боль становится метафорой душевных страданий художницы: незадолго до написания картины Фрида узнала, что Диего изменил ей с ее сестрой Кристиной.

«Триптих, май—июнь 1973», Фрэнсис Бэкон

Фрэнсису Бэкону принадлежит одно из самых пронзительных современных полотен об утрате любимого. С 1963 по 1971 год британец состоял в отношениях с Джорджем Дайером. Склонному к алкоголизму и депрессии бойфренду не удавалось прижиться в тени знаменитого художника, он не раз закатывал Бэкону сцены в попытке перетянуть внимание на себя. В 1971 году Дайер покончил с собой накануне открытия ретроспективы Бэкона в парижском Гран-Пале. Художнику сообщили о смерти партнера в разгар подготовки экспозиции — по словам очевидцев, отреагировал он сдержанно и вернулся к работе. Но на самом деле, самоубийство Дайера стало главной трагедией его жизни. С которой он справлялся в том числе с помощью живописи.

«Триптих, май—июнь 1973» изображает последние моменты жизни Дайера в их номере в парижском отеле. Изломанная фигура, символизирующая сломленную душу героя, виднеется в просвете дверного косяка. Дайер корчится в судорогах, его тошнит от принятых препаратов — возможно, неприглядно изображая боль любовника, Бекон постепенно избавлялся от своей собственной.

«Береги себя», Софи Калль

В 2007 году Софи Калль превратила расставание с возлюбленным в инсталляцию для французского павильона на Венецианской биеннале. Бросили художницу в лучших традициях XXI века, по интернету — бойфренд просто отправил ей электронное письмо. Заканчивалось оно избитой фразой «Береги себя».

Для одноименной инсталляции Калль попросила 107 женщин отреагировать на это письмо в соответствии с их профессией. Например, спеть или станцевать. В итоге неприятная личная история превратилась в монументальное размышление о человеческой боли в целом. Кстати, автор письма знал о том, что Калль готовит проект для биеннале по мотивам его творения, и попросил ее не упоминать его имени. Художница любезно согласилась.

Сюрреализм — это жанр живописи, который дано понять далеко не каждому. Но почти все любят рассматривать картины с фантастическими и даже абсурдными сюжетами. Особенно если они яркие, отлично детализированы и обыгрывают знакомые всем сюжеты из истории или литературы. Художник-сюрреалист Михаил Хохлачев создает именно такие захватывающие полотна, от которых трудно оторваться.

Михаил Хохлачев, которого также знают под псевдонимом Майкл Шеваль (Michael Cheval), родился в 1966 году в городе Котельниково в Волгоградской области СССР. Отец художника был военным, но при этом имел необычное для людей своей профессии хобби — писал картины. Дед Михаила по отцу был профессиональным художником-оформителем, так что можно говорить о настоящей династии.

Михаил рисовал с раннего детства, но в большое искусство он пришел не сразу. Сначала он выучился на инженера-конструктора и лишь потом окончил Государственную Академию художеств Туркменистана.

Жизнь в Средней Азии наложила серьезный отпечаток на творчество Хохлачева. У художника много картин, в которых чувствуется философия Востока и его характер.

Первая персональная выставка Михаила Хохлачева прошла, когда ему было 24 года. К этому времени художник уже имел серьезный авторитет и сотрудничал со многими издательствами. Также он с удовольствием работал с театрами, оформляя сцену и создавая эскизы декораций и костюмов.

В 1997 году Хохлачев эмигрировал в США, где начал новую творческую карьеру. Запад прекрасно принял сюрреалиста с неповторимым стилем и невероятной работоспособностью.

Картины Михаила Хохлачева фантастические и даже абсурдные. Но при этом художник активно использует приемы реализма, делая своих необычных героев максимально живыми и эмоциональными.

Современный художник Сергей Маршенников (Serge Marshennikov), вдохновленный красотой женского тела, создает образы, полные нежности и очарования. И совсем неудивительно, что эти реалистичные картины, наполненные невероятной привлекательностью, легкой сексуальностью и завораживающей мягкостью, завоевали широкое признание во всем мире. Девушки на них настолько хороши собой, что смотреть без замирания сердца просто невозможно.

Используя художественные приемы XIX века и играя со светотенью, цветами и оттенками, Сергей создает поистине воодушевленные женские образы, будто подсвеченные изнутри. Его картины — поэзия женского тела, в которой нет пошлости и разврата. Все девушки в работах автора выглядят целомудренно и благоговейно, но при этом весьма сексуально.

Сюрреалистическим по духу было не только искусство Леонор Фини, но и способ ее жизни и восприятия мира. Там, где появлялась Леонор, в воздухе веяло серой и ладаном. «Голова львицы, разум мужчины, бюст женщины, туловище ребенка, ангельская грация, дьявольский дискурс», — описывал Фини американский арт-дилер Джулиан Леви. В средние века ее, пожалуй, отправили бы на костер: слишком много красоты, таланта, ума и неистовства! В прошлом столетии она «правила бал» в сюрреализме — в живописи, дизайне, литературе, моде… И создала костюмы к фильму Феллини «81/2».

— Меня интересует только неизбежная театральность моей жизни.
…Я всегда любила и жила в своем собственном театре
Леонор Фини

Детство Леонор, урожденной Элеоноры, могло послужить сюжетной канвой зажигательного сериала. Девочка родилась в Буэнос-Айресе в семействе Эрминио Фини, состоятельного и фанатично религиозного аргентинца (по другим сведениям — итальянца) с русскими корнями, и Мальвины Браун-Дубич, уроженки Триеста, в которой текла немецкая и славянская кровь.

Брак был недолгим: измученная деспотизмом мужа Мальвина бежала с полуторагодовалой малышкой на руках в свой родной город, где остались родители и брат Эрнесто. Кипящий от негодования Эрминио пускается по следу беглянок, пересекает океан, находит дочь — и похищает ее. В свою очередь, Мальвина, не обращаясь за помощью к полиции, ухитряется разыскать и отобрать девочку.

Борьба между родителями за право опеки над ребенком продолжается шесть лет, и все это время Леонор тщательно скрывают, одевают и растят как мальчика, чтобы сбить с толку ее осатаневшего отца. В конце концов, испытав все средства, Эрминио отступается от мысли вернуть себе дочь. Все эти события — латинские страсти, маскарад, гендерный хаос, — наложат фатальный отпечаток на весь уклад жизни Леонор.

Девочка, обладая врожденным интеллектом, рано проявила способности настоящего вундеркинда и творческие задатки. На одном из первых своих рисунков пятилетняя Лолó, как называли ее домашние, трогательно и правдоподобно изобразила курочку, снесшую в горшочек яичко. Родные были потрясены — ведь рисовать ее никто не учил, — но возводить детские способности в культ не стали.

Леонор росла настоящей маленькой разбойницей: на пляже, например, ей больше всего нравилось рыться в песке в надежде найти вымытый морем скелетик или череп какого-нибудь животного. Из-за вольномыслия и нелюбви к подчинению ей пришлось сменить не одну школу. Впоследствии, вспоминая отрочество, художница утверждала, что рано осознала необходимость бунтовать — ради права жить так, как ей хочется, и необходимость зарабатывать — чтобы ни от кого не зависеть.

В пятнадцатилетнем возрасте Леонор перенесла конъюнктивит, из-за которого ей пришлось два месяца провести с плотной повязкой на глазах. В вынужденной темноте ее внутреннему взору являлись сонмы странных существ и невероятных сюжетов, порожденных воображением в отсутствие визуальной информации.

После болезни девочка столь исступленно запечатлевала увиденное в бесчисленных живописных работах, рисунках, скульптурах, куклах-марионетках, что ее призвание заниматься искусством стало очевидным. По совпадению, в то же время ее выгнали из очередной школы, и дальнейшее становление Леонор происходило ценой собственных усилий при содействии и поддержке семьи.

К счастью, с родными и местом жительства юной барышне повезло. Триест, крупный порт на семи ветрах между Балканами и Альпами на стыке латинской, германской и славянской цивилизаций, считался жемчужиной Австрийской Ривьеры. В начале XX века этот город обладал высоким культурным статусом и был пропитан духом космополитизма. В гостеприимном доме Мальвины, слывущей женщиной широких взглядов, царила богемная атмосфера.

В круг общения семьи входили такие блестящие личности, как Райнер Мария Рильке, Итало Свево, Умберто Саба и Джеймс Джойс, который в то время проживал в Триесте, дописывая знаменитый роман «Улисс».

Специальное художественное образование Леонор также не стремилась получать в рамках системы. Вместо этого, будучи девчонкой неробкого десятка, она самостоятельно изучала анатомию, с 13 лет зарисовывая трупы в анатомическом театре местного морга, куда ее по знакомству пускал охранник. По мере пробуждения серьезного интереса к искусству юная Леонор подружилась с известными местными живописцами — Артуро Натаном (Арти), Карло Сбиса, Эдмондо Пассауро, — и брала у них уроки.

Начинающая художница приобщалась к искусству в европейских музеях и выставочных залах. А когда дядюшка Эрнесто поручил ее заботам свою обширную библиотеку, Фини с головой ушла в освоение композиционных и технических приемов, с энтузиазмом изучая альбомы с графикой Бердслея, работами британских прерафаэлитов и немецких романтиков.

Леонор страстно и на всю жизнь полюбила чтение. С трудами Фрейда она познакомилась еще до своего 16-летия, и ее захватила трактовка символики мифов и снов, созвучная собственному опыту и ощущениям. В будущем эта увлеченность сблизит Фини с сюрреалистами, почитавшими Фрейда и полагавшими, что сновидение, освобожденное от цензуры сознания, служит источником незамутненного, первичного искусства. В зрелые годы Леонор будет исследовать в своих работах темы женской идентичности, матриархата, транслируя их через хтонические образы темных богинь, наполненные эротической и гипнотической энергией.

Рано созревшая чувственность, провокативное поведение, необузданный темперамент Леонор давали массу поводов к досужим сплетням. Нескладный подросток превратился в femme fatale — высокую, статную, кудрявую красотку с кошачьим разрезом глаз.

Как утверждала сама Фини, с 18 лет она имела обыкновение жить в подобии коммуны и редко ограничивала себя союзом с единственным партнером, предпочитая, как она выражалась в письмах, «караваны соучастий», в которых у каждого были параллельные романы. К армии ее любовников причисляют едва ли не весь золотой список художников, литераторов, мыслителей ХХ века.

Фини открыто признавалась в своих эротических приключениях с женщинами. Культивируя в творческих работах доминанту женской силы, феминисткой себя, однако, не считала, хотя этот ярлык ей пытались навесить неоднократно. Судя по тому, что дружеские и любовные связи Леонор длились десятилетиями, она умела не только влюблять в себя, но и по-настоящему дорожить отношениями, которые могли быть и вполне платоническими.

Переезд в августе 1931 в Париж («мой истинный город», как называла его Фини) был авантюрой со множеством пикантных деталей; по тем временам это был очень смелый шаг для молодой одинокой девушки, одержимой творческими амбициями. Но судьба нашей героини и здесь не допустила произвола: одним из первых покровителей Леонор и первых ее парижских любовников стал Макс Эрнст, заметная персона среди авангардной богемы. Эрнст ввел свою пассию в круг сюрреалистов, где ее приняли с восторгом — хотя злые языки судачили, что обыкновение носить розовые шелковые чулки под минимумом одежды впечатляло больше, чем ее живопись.

Да, Леонор любила наряжаться, искусно подавала себя и заставляла о себе говорить — и стоит ли удивляться, что на улице ошеломленные люди расступались, чтобы пропустить эту даму?

На открытие одной из галерей она явилась в манто из меха сибирского волка, которое выменяла на свое полотно, а когда кто-то заметил, что для такой одежды слишком тепло, распахнула одеяние и оказалась под ним совершенно голой. В другой раз Фини пришла на встречу в кафе в алой кардинальской мантии, приобретенной в лавке церковных облачений. Леонор признавалась, что ее волновал кощунственный характер этого маскарада и странное ощущение себя как женщины, носящей одежды мужчины-священника, который никогда не познает женского тела. А на сюрреалистический бал-шабаш, который устроил дадаист Тристан Тцара по случаю летнего солнцестояния 1936 года, блистательная дива надела высокие белые сапоги, короткую накидку из светлых перьев, маску совы — и более ничего! Этот легендарный наряд стал прототипом костюма главной героини в заключительных эпизодах нашумевшего фильма по книге «История О».

«Ах, дорогая Леонор,
моя прекрасная заколдованная сова,
там, где ты пролетаешь,
воздух превращается в золото"

поэтесса Эльза Моранте

Экстравагантная Фини дружила с Эльзой Скьяпарелли — «анфан террибль» мира парижской моды, - и с вечной антагонисткой Коко Шанель. Та одалживала ей свои самые сумасбродные наряды для выходов в свет.

В 1937 Леонор разработала флакон для духов, которые решила выпускать Скьяпарелли. Аромат получил название «Shocking» («шокирующий»), тот же эпитет носил пронзительно-розовый оттенок фуксии, который ввела в моду дерзкая Эльза. Флакон в виде обнаженного женского торса воспроизводил пропорции тела актрисы Мэй Уэст, а пробка была увенчана цветочным букетиком. Спустя многие годы, в 1993-м, Жан-Поль Готье выпустит оммаж этому дизайну — свой парфюм «Classique» в изящном флаконе-торсе. А в 2018 идею подхватит Ким Кардашьян, предложив отформовать собственное тело для моделирования флакона духов «KKW Body».

Вся жизнь обольстительной и эксцентричной Фини была театром в тотальном его понимании. Леонор увлеченно режиссировала каждую из множества собственных фотосессий — она обожала фотографироваться, благо в кругу ее друзей и поклонников вращались именитые фотомастера. Пафосно появлялась на формальных мероприятиях в эпатажных туалетах собственного дизайна.

И этот ее талант оказался востребованным: к ней стали обращаться за разработкой декораций и костюмных сетов для лондонских, миланских, парижских спектаклей. «Хрустальный дворец» Джорджа Баланчина в Парижской опере и постановка с Марией Каллас в миланской Ла Скала — вот только пару примеров. А в 1969 году художница получила Приз критики за скандальные костюмы к одиозной пьесе Оскара Паниццы «Собор любви».

Кстати, одежды героев знаменитого фильма Феллини «81/2» — это тоже Леонор!

Фини нередко проявляла альтруизм в отношении тех, в ком видела талант. Иной раз она дарила свои иллюстрации литераторам, чтобы им было легче добиться публикации своих творений. Леонор проиллюстрировала более полусотни книг, в том числе немало резонансных с точки зрения морали произведений: «Цветы зла» Шарля Бодлера, «Жюльетта» (1944) и «Жюстина» (1950) Маркиза де Сада, «История О» Полин Реаж. Да и сама Леонор пробовала себя на поприще литературы, написав в 70-х несколько романов и сборник «Мохнатые сказки для детей».

Испытывая принципиальную враждебность к институту супружества, в официальном браке Фини пребывала лишь единожды — с неким Федерико Венециани, любителем искусств, сыном состоятельного торговца. Брак, заключенный незадолго до начала второй мировой, был расторгнут в 1945 году, когда фактически от него остались только воспоминания: Леонор уже несколько лет находилась в отношениях со Станислао Лепри, который ради нее оставил дипломатическое поприще, занялся рисованием и стал весьма самобытным художником. Позже к этому любовному союзу присоединился Константий (Кот) Еленьский, польский литератор. Его предполагаемым биологическим отцом был Карло Сфорца, итальянский политик-антифашист. Самолюбие Фини приятно щекотал еще и тот факт, что среди амурных трофеев ее прошлого числился брат Константия по отцу, законный наследник родовитого семейства скульптор Сфорцино Сфорца.

Похоже, они прекрасно ладили и были действительно счастливы в этом нежном «менаж-а-труа» — Константий и Станислао боготворили Леонор и видели в ней источник радости и вдохновения.

Соперничать с мужчинами в сердце Фини могли только обожаемые ею персидские коты, число которых в доме всегда было не менее дюжины, а временами превышало два десятка. Леонор души не чаяла в своих питомцах, позволяя им абсолютно все — гулять по столам во время трапезы, выбирая лучшие куски, спать в постели хозяйки. Иметь собственных детей Леонор отказалась добровольно и твердо, и любовь к кошкам позволяла ей реализовывать потребность в привязанности и заботе.

…Станислао уйдет из жизни в 1980, Кот — в 1987, сама Леонор в 1996, но все трое будут похоронены в одном склепе на кладбище в Сен-Ди-сюр-Луар, где в 60-х Лепри купил небольшую виллу. Она переживет их всех — своих любимых, друзей, единомышленников, — и в некрологе для «Гардиан» Питер Уэбб назовет ее «последней из сюрреалистов».

«Леонор Фини умерла в возрасте 87 лет, но ее невозможно представить старой. Для тех из нас, кто восхищался ею, она всегда будет необузданной черноволосой нескладной красавицей, которая запечатлена на ее полотнах. Смертоносный, подавляющий сопротивление сфинкс, вампир, встречи с которым мы жаждали более всего».
арт-критик, искусствовед Джордж Мелли

В 2018 году мир вновь заговорил о Леонор. Модный дом Christian Dior посвятил Фини весеннюю коллекцию линии от-кутюр. По залам музея Родена шагали модели в причудливых, словно тающих в воздухе масках, созданных по мотивам идей Леонор — ведь, наверное, никто не любил маски так, как она!

В 2018−19 в нью-йоркском Музее состоялась ретроспективная выставка «Леонор Фини: театр желаний», вновь открывающая позабытую Америкой художницу. А в 2020 вышел фундаментальный каталог живописных работ Фини, составленный Нейлом Цукерманом и другом Леонор — фотографом Ричардом Оверстритом.