Есть художники, которые просто изображают животных, а есть те, кто умеет «вдыхать» в них жизнь и душу. Британский акварелист Питер Уильямс (Peter Williams) именно такой художник-анималист. Его волки смотрят прямо в глаза, лисы будто вот-вот шевельнут ушами, а жирафы и птицы вступают в нежный диалог на белом листе бумаги. Это не просто рисунки — это истории, написанные акварелью.

Питер Уильямс родился в 1952 году в небольшом английском городе Welwyn Garden City. С детства он увлекался рисованием, но путь к искусству был долгим. За свою жизнь он успел попробовать себя в армии, поработать аналитиком и даже преподавателем. И лишь в зрелом возрасте решился полностью посвятить себя тому, что по-настоящему вдохновляло с детства — живописи.

С 2002 года Уильямс работает только как художник. Он обосновался в Саффолке, где его мастерская стала своеобразным островом тишины и сосредоточенности. Каждый день он садится за работу, включая любимую рок-музыку и полностью погружаясь в процесс.

Тема дикой природы — его главное вдохновение. В каждом взгляде хищника или трепете птицы он видит целый мир — сильный, уязвимый, настоящий. Его животные не «модели», а полноправные герои. Они словно приходят к зрителю со своей историей, характером, настроением.

Уильямс работает в технике реалистической акварели и карандаша, иногда смешивает их, создавая впечатление живой текстуры. В его акварелях можно рассмотреть каждую шерстинку или перо, но главное — это ощущение присутствия. Глаза животных у него никогда не «пустые», они живут.

Работы Питера Уильямса выставлялись на восточном побережье Англии и завоевали коллекционеров по всему миру. Он дважды был номинирован на престижную премию David Shepherd Wildlife Artist of the Year (2010, 2011), а его акварели публиковались в учебниках и альбомах.

Особенность его стиля — сочетание реализма и поэтичности. С одной стороны, мы видим точность и тщательную проработку деталей, с другой — лёгкость акварели, прозрачность и игра света, которая превращает работы в почти музыкальные картины.

Глядя на его акварели, складывается ощущение, что Питер Уильямс — не просто художник-анималист, а рассказчик, который ведёт диалог между человеком и природой. Его работы напоминают: мир животных — это не «декорации», а полноценные личности, у которых есть голос, только звучит он тише человеческого.

Shin Jong Sik известен своими уникальными работами с чистыми и прозрачными акварельными тонами. Его натюрморты пронизаны невероятной живостью и эмоциональной глубиной, а фоны картин подчёркивают главный объект композиции. В его картинах часто присутствуют цветы, посуда и фактурная ткань, но интерпретирует он их совершенно по-новому, создавая уникальные визуальные метафоры и сочетания.

Его талант заключается в умении освещать объекты на холсте. Он подчёркивает центральные элементы за счёт оттенков и света, создавая баланс между деликатностью и экспрессивностью. Результат — сияющий, но одновременно мягкий мир акварелей, где цвет и форма очищают восприятие зрителя.

Родился мастер-акварелист в Сеуле, Южная Корея. В настоящее время является профессором отделения живописи одного из Художественных училищ, а также директором Ассоциации искусств Сеула и Ассоциации искусств Чангвона.

Также Shin Jong Sik является автором двух книг. Одна книга является учебником по основам работы с акварелью, а также специальным художественным техникам. С помощью книг читатели могут опробовать в акварели полиэтиленовую пленку, соль, спрей, зубные щетки, клейкую ленту, разные поверхности.

Вторая книга Shin Jong Sik является вдохновляющим сборником его натюрмортов, пейзажей, марин и цветочных акварелей.

Сказочно-мистический мир Врубеля, его чувственная эстетика завораживали, притягивали и отталкивали современников. Его творчество, его дух остаются загадкой — болезненное или гениальное сознание вело этого художника?

Даже когда он обращался к темам русского эпоса или библейским образам, даже в пейзажах и натюрмортах сквозила излишняя страстность, буйность — вольность, опровергающая устоявшиеся каноны. Что уж говорить о демонах и духах!

В душе этого невысокого человека с внешностью венецианца «с картины Тинторетто или Тициана» жила постоянная неутоленность миром здешним и тоска по миру иному. Вот, наверное, почему тема Демона стала главной в его творчестве, даже тогда, когда он этого еще не осознавал.

Демон первый. «Оттуда не возвращаются»

Может ли ребенок, потерявший мать, встретиться с ней? Да, Сереже Каренину повезло: однажды, когда он спал, мать прорвалась в детскую и подхватила сына на руки, впиваясь в него взглядом — прощаясь навсегда.

Часто ли представлял себе встречу с матерью Миша Врубель? Мать умерла, когда ему было три года, а через несколько лет покинули этот мир сестра и брат. Осталась только Анна — старшая сестра, самый близкий человек на всю жизнь.

Демон второй. «Мне скучно, бес»

Отец Михаила был военным, семья переезжала с места на место — Омск, Саратов, Астрахань, Петербург, Харьков, Одесса... Все это не способствовало длительным привязанностям.

В Одессе задержались надолго. Здесь из подростка Миша превращается в юношу, вызывающего интерес и восторг окружающих. Он преуспевает в литературе и языках, увлекается историей, читает римских классиков в оригинале и оканчивает одесскую Ришельевскую гимназию с золотой медалью. Семья поощряет Мишино увлечение рисованием, он посещает Одесскую рисовальную школу.

Общительный, с многообразными музыкально-театрально-литературными интересами, молодой человек легко сводит знакомство с людьми искусства и науки. В письмах сестре он подробнейшим образом описывает открывшийся ему взрослый мир.

«...в Одессе была летом Петербургская оперная русская труппа... я слышал: „Жизнь за царя“, „Жидовку“, „Громобоя“ и „Фауста“; познакомился через Красовского с Корсовым и Дервизом»; «Теперь в Одессе «Передвижная художественная выставка, с смотрителем которой Де-Вилье я недавно познакомился; это очень милый человек, жандармский офицер, сам прекрасный пейзажист; он просил меня приходить к нему во всякое время писать и обещался для копировки достать картин в галерее Новосельского».

И вместе с тем:

«Тысячу, тысячу раз завидую тебе, Милая Анюта, что ты в Петербурге: понимаете ли вы, сударыня, что значит для человека, сидящего в этой трепроклятой Одессе, намозолившего глаза, глядя на всех ее дурацких народцев, читать письма петербуржца, от которых так, кажется, и веет свежестью Невы»; «Господи, как посмотришь на жизнь барышень новороссийских трущоб... часы досуга... проходят в пустейших разговорах в самом тесном кружке знакомых, которые только притупляют и опошливают всю мысленную систему человека. Мужчины проводят время не лучше: еда, спанье и карты».

...Возможно, это все юношеский максимализм и жажда жизни, но вспоминается пушкинский Фауст: «Мне скучно, бес».

Демон третий. Безумная техника и странная эстетика

В Петербурге, учась на юрфаке, Михаил бросается в омут столичной богемной жизни и... в поиск истины: штудирует философию и навсегда проникается теорией эстетики Канта. Творчество становится для него единственной возможностью примирить бытие с духом.

В Академии художеств Врубель попадает в мастерскую П. Чистякова, учениками которого были И. Репин, В. Суриков, В. Поленов, В. Васнецов и В. Серов.

Знаменитая врубелевская обрисованность и «кристаллообразность» — от Чистякова. У него художник научился структурному анализу формы и разбивке рисунка на мелкие плоскости, стыки между которыми образовывают грани объема.

«Когда я начал занятия у Чистякова, мне страсть понравились основные его положения, потому что они были не что иное, как формула моего живого отношения к природе, какое мне вложено».

Много лет спустя художник М. Мухин вспоминал, какое ошеломляющее впечатление произвела на студентов Строгановского училища врубелевская техника:

«...маэстро быстрыми, угловато-рублеными штрихами возводил на листе бумаги тончайшую графическую паутину. Рисовал он разрозненными, между собой не связанными кусками. ...Другие учителя в начале рисунка призывали нас к цельности, отсутствию детализации, мешавшей видеть крупную форму. Но врубелевский метод был совершенно иной; в какой-то момент нам показалось даже, что художник потерял контроль над рисунком... и мы уже предвкушали неудачу художника... И вдруг на наших глазах космические штрихи на бумаге стали постепенно приобретать кристаллическую форму. ...перед взором моим предстал плод высочайшего мастерства, произведение удивительной внутренней экспрессии, ясного конструктивного мышления, обличенного в орнаментальную форму».

Демон четвертый. Неразделенная любовь

Во время работы над росписью Кирилловской церкви, для реставрации которой его пригласил в Киев профессор А. В. Прахов, Врубель без памяти влюбился в эксцентричную жену Прахова — Эмилию Львовну.

К. Коровин вспоминает, как во время купания в пруду увидел на груди Врубеля большие шрамы, на вопрос о них несчастный влюбленный ответил: «...я любил женщину, она меня не любила — даже любила, но многое мешало ее пониманию меня. Я страдал в невозможности объяснить ей это мешающее. Я страдал, но когда резал себя, страдания уменьшались».

Демон пятый. «Демон сидящий»
Лечиться от любовной тоски Врубель уехал в Одессу. В Одессе он впервые начинает работать над образом Демона сидящего. Серов вспоминал, что видел поясное изображение Демона на фоне гор: «...в опрокинутом виде снимок представлял удивительно сложный узор, похожий на угасший кратер или пейзаж на луне». Картина создавалась лишь двумя масляными красками: белилами и сажей. Врубелю не было равных в передаче оттенков белого цвета.

Отцу Михаила Александровича работа не понравилась:

«Демон этот показался мне злою, чувственною... отталкивающею... пожилою женщиной».

Художник уничтожил этот вариант, но вернулся к теме Демона позже, в Москве.

Из письма сестре:

«Вот уже с месяц я пишу Демона, то есть не то чтобы монументального Демона, которого я напишу еще со временем, а „демоническое“ — полуобнаженная, крылатая, молодая уныло-задумчивая фигура сидит, обняв колена, на фоне заката и смотрит на цветущую поляну, с которой ей протягиваются ветви, гнущиеся под цветами».

В «Демоне сидящем» наиболее отчетливо проявилась «фирменная» врубелевская крупная «лепка» и кристаллобразность живописи. Примечательно, что Анна Врубель вспоминала об увлечении брата в гимназии естествознанием и выращиванием кристаллов.

Демон шестой. Лермонтовский

В 1891 году Врубелю предложили сделать иллюстрации к собранию сочинений Лермонтова, издаваемому фирмой Кушнерева. Конечно же, он начал с «Демона»! Художник рисовал его бесконечно, сделав множество набросков.

И дик и чуден был вокруг
Весь божий мир; но гордый дух
Презрительным окинул оком
Творенье Бога своего,
И на челе его высоком
Не отразилось ничего,

Поныне возле кельи той
Насквозь прожженный виден камень
Слезою жаркою, как пламень,
Нечеловеческой слезой!..

Публика оказалась не готова встретиться лицом к лицу с таким Демоном: после выхода книги иллюстрации Врубеля подверглись жесткой критике за «грубость, уродливость, карикатурность и нелепость».

Ни одному иллюстратору не удалось воплотить с такой силой мятущуюся безысходность, тоску и ожесточенность этого неземного существа.

Демон седьмой. Несбывшаяся «Грёза»

В 1896 году Савва Мамонтов заказал Врубелю два панно размером 20×5м для Всероссийской нижегородской выставки, приуроченной к коронации Николая II. Долой демонов! Врубель задумывает образ Грёзы — музы, вдохновляющей художника. Тоже нездешний дух, но вполне дружественный.

Комиссия признала оба панно Врубеля — «Микула Селянинович» и «Принцесса Грёза», — чудовищными. В ответ Мамонтов построил к приезду императорской четы специальный павильон под названием: «Выставка декоративных панно художника М. А. Врубеля, забракованных жюри Императорской Академии художеств». Правда, пять последних слов пришлось закрасить.

Газеты взорвались критикой, особенно отличился Максим Горький (кстати, много позже написавший в советской прессе чудовищную статью против джаза), — в пяти статьях о выставке он разоблачал «нищету духа и бедность воображения» художника.

Демон восьмой: кто в облике таком?

В разговоре с отцом по поводу первого, уничтоженного Демона Михаил объяснял, что демон — это дух, соединяющий в себе мужской и женский облик. Вероятно, это и отпугивало заказчиков и зрителей в женских образах художника. Тревожила завораживающая тайна, зов в неизведанное. Его «Гадалка», дух «Сирени» и даже «Девочка на фоне персидского ковра» чужды русской эстетике, здесь «переночевал» восток с его губительной Шамаханской царицей.

В этом лице, глазах в пол-лица, повороте головы — та же демоническая тоска? Не унес ли Демон, вопреки Лермонтову, Тамару в свой безрадостный мир? Не превратил ли в Царевну-Лебедь? Эта «инаковость» сделала «Царевну-Лебедь» любимой картиной Александра Блока, но не остальной публики — она тоже подверглась ожесточенной критике.

Демон девятый. Духи разных миров

Илья Репин с трудом отговорил Михаила Александровича от уничтожения отвергнутого заказчиком панно «Утро», где в образах духов и вовсе стирается грань между мужским и женским.

Обращение к духам леса, рек, гор очень характерно для врубелевской «формулы живого отношения к природе». И он снова и снова возвращается к мифологическим образам.

В имении Тенишевой, куда чета Врубелей приглашена на отдых, художник под впечатлением новеллы Анатоля Франса «Святой Сатир» за один день создает «Пана».

Хозяйка имения — княгиня Мария Тенишева, — предстает в образе Валькирии — воительницы, переправляющей павших воинов в Валгаллу.

«Валькирия» вместе с «Болотными огнями», как символ возвращения в город юности художника, попала в коллекцию Одесского художественного музея (дар М. В. Брайкевича). Также в музейной коллекции находятся два рисунка художника — «Семья Я. В. Тарновского за карточным столом», «Портрет неизвестной» и две майолики — «Волхова» и «Морская царица» (из собрания А.П. Руссова).

Демон десятый. Демон – Ангел.

Врубель объяснял, что его Демона не надо путать с традиционным чертом, демоны — это «мифические существа, посланники... Дух не столько злобный, сколько страдающий и скорбный, но при всем том дух властный... величавый».

Демоны, ангелы, серафимы для художника — божественные сущности, наделенные величием. На его картинах они восстают во весь свой огромный рост, возвещая о мире ином.

Двойственная природа и у шестикрылого серафима – Азраила – ангела смерти.

Демон одиннадцатый – вознесшийся и поверженный.

В 1898 году Врубель, спустя десятилетие, возвращается к лермонтовскому «Демону» (сам Лермонтов до конца жизни переделывал своего «Демона», сохранилось девять его редакций): он колеблется между сюжетами «Демон летящий» и «Демон поверженный».

В 1900 году к художнику приходит признание: на Всемирной выставке в Париже ему присудили золотую медаль за камин «Вольга Святославич и Микула Селянинович».

«Летящий Демон» остается незавершенным. Над «Демоном поверженным» он работает неистово, без передышки, без конца переделывая...
Дальше — диагноз «неизлечимый прогрессивный паралич» и психиатрическая лечебница.

«Дорогая моя женщина, чудесная женщина, спаси меня от моих демонов...», — пишет Врубель своей жене, находясь в больнице.

У этого изломанного Демона — пустые остекленевшие глаза, оперение когда-то мощных крыльев обратилось в декоративные павлиньи перья.

Двенадцатый демон. Пророк

Последний из его «потусторонних сюжетов» — «Видения пророка Иезекииля» — остается незавершенным: в начале 1906 года художника Врубеля не стало — он ослеп.

Доктор Усольцев писал: «С ним не было так, как с другими, что самые тонкие, так сказать, последние по возникновению представления — эстетические — погибают первыми; они у него погибли последними, так как были первыми»

Демон тринадцатый. Посланник иных миров
Быть может, Александр Блок был единственным, кто при жизни полностью принял врубелевский мир:

«Возвращаясь в своих созданиях постоянно к „Демону“, он лишь выдавал тайну своей миссии. Он сам был демон, падший прекрасный ангел, для которого мир был бесконечной радостью и бесконечным мучением... Он оставил нам своих Демонов, как заклинателей против лилового зла, против ночи. Перед тем, что Врубель и ему подобные приоткрывают человечеству раз в столетие, я умею лишь трепетать. Тех миров, которые видели они, мы не видим».

Нам — через столетие — кажется, что Демон другим и не может быть. Он нас тревожит и потрясает...

Автор: Инна Лостман.

В мире живописи мало художников, которых можно узнать с первого взгляда — Lynn Boggess точно один из них. Его пейзажи не просто изображают природу, они ощущаются. При взгляде на холсты Боггесса хочется протянуть руку и прикоснуться — настолько фактурно он пишет.

Lynn Boggess (род. 1958) — американский художник из Западной Виргинии, прославившийся своими масляными пейзажами, которые он пишет не кистью, а мастихином. Он работает исключительно на пленэре — прямо в лесах, на склонах гор, у ручьёв. И это не просто поза: именно в живом, влажном, непредсказуемом воздухе Боггесс добивается той пастозной силы, которая делает его картины почти скульптурными.

Каждая работа — это погружение в материальность природы. Толстые, почти барочные мазки формируют текстуру деревьев, рыхлый снег, блики на воде. Картины не "изображают", а воссоздают — ощущение холодной весны, сырого камня, влажной травы. Плотная краска как будто приподнимает ландшафт над холстом.

Вдохновением для Боггесса остаются дикость и простота природы — леса Аппалачей, ручьи, скрытые тропы. При этом в его работах нет слащавости или «инстаграмной» красоты — наоборот, он будто находит грубую, первозданную поэзию в самых скромных ландшафтах.

Интересно, что до начала художественной карьеры Lynn Boggess преподавал живопись и анатомию в университете, и только позже полностью посвятил себя пленэру. Его работы выставлялись по всей Америке и ценятся как знатоками техники, так и теми, кто ищет в искусстве контакт с настоящей природой.

Юлия Барминова в большинстве работ создает близлежащий фрагмент моря в характерных ей насыщенных сине-зеленых оттенках в сопровождении яхт при почти полном отсутствии дальнего плана. Художница явно влюблена в саму водную стихию.

На вопрос когда Юлия решила стать художником она сказала, что ей кажется, что человек не выбирает творческую профессию. Если внутри него загорается творческая искра, то дальше происходит все само собой. Если есть минимальные условия, тот же карандаш и листок бумаги, то любовь к творчеству непременно проявится.

Юлия Барминова всегда рисовала, и от того даже не помнит подвижные игры со сверстниками. Подругам в тетрадки перерисовывала принцесс. Делала контрольные по черчению за шоколадки. Все это было естественно и просто. Далее решила учиться на архитектора, а параллельно старалась получить художественное образование: работала в разных студиях, училась рисовать маслом, акрилом. Всегда искала что-то за рамками академического образования, потому бросала очередную студию, искала новую.

После окончания обучения считала себя художником и в 2009 году впервые попробовала нарисовать морской пейзаж. Не получилось. Это была личная катастрофа. «Тогда решила: «Море никогда не буду рисовать. Это не мое». Выбросила художественные материалы и устроилась администратором в школу живописи. Лишь спустя четыре года подумала: если меня это радует, почему я этого не делаю?! Я могу рисовать все, что хочу, и просто получать от этого удовольствие. Теперь я никому не должна предоставлять отчеты, корочки и дипломы. Море я не рисовала, но выбрала два главных сюжета: архитектуру и цветы.»

Вскоре творчество изменилось. Прошло два года, как она жила на Кипре. Однажды проходила мимо порта, и при виде рыбацких лодок в сине-бирюзовых волнах на фоне красивейшего заката сердце застучало сильнее. Она нашла сюжет своей мечты.

В 2014 году нарисовала первую неплохую морскую акварель. Тогда же поняла, что нашла себя. Потому что море может рисовать бесконечно. От моря никогда не устает. Для нее это неисчерпаемая тема, бесконечно разнообразная, привлекательная, а потому призывающая к постоянным путешествиям, чтобы увидеть все своими глазами. Побывала во многих портах.

Однако ковидная самоизоляция прервала путешествия. Даже в Крым невозможно было поехать. Но благодаря этой изоляции Юлия решила записаться школу яхтинга для углубления в свою морскую тематику, и вскоре поехала в Питер, познала азы и стала ходить под парусом. С «помощью» карантина вышла на свой новый творческий уровень, перешла с берега в плавание. Теперь в мечтах переход на яхте по Всему Средиземноморью, а далее через Атлантику на Карибы.

„Я не верю в талант. Я верю в то, что время, желание, страсть и энергия, которые вы отдаете творчеству, возвращаются к вам результатом. Сколько вы отдали, столько и вернулось.

А дальше стоит прислушаться к своим желаниям. Надо перестать обманывать себя. Некоторые говорят: «Мне нравится обнаженная натура, но я буду рисовать красные цветы, потому что они лучше продаются». Надо вытащить наружу свою индивидуальность. Так быстрее станешь узнаваемым. Все художники, которых я знаю, очень принципиально относятся к выбору сюжета. Рисуют только то, что нравится. Мечтаешь рисовать камни или налить краску в банку и вылить ее на холст? Готов это делать бесчисленное количество раз? Значит, это твое. Посмотри на творчество как на нечто, где тебе позволено абсолютно все.

Я не родилась художником-акварелистом, рисующим море. Творчество дарило мне такое счастье, что я стала делать это снова и снова. И я хочу продолжать.“

Картины талантливого художника Александра Маскаева — это волшебный мир сказочных персонажей и добрых котеек. Рассматривая котоистории, невольно погружаешься в мурлычущую, пушистую и бесконечно добрую атмосферу. Стоит заметить, что каждая работа мастера помимо явного смысла несет скрытый подтекст, заметный не сразу.

Каждая картина — тёплый сказочный мир, где пушистый рыжий кот и фантастические персонажи оживают, чтобы напомнить: иногда чудо кроется в мелких деталях, котах и улыбках, и в том, чтобы снять с души нагрузку сложностей.

Маскаев создаёт авторское направление «сказки в живописи» — живые, тёплые истории для детей и взрослых. Его картины называются «от печки», и действительно передают дух сельского уюта: коты чай пьют, рыбачат, отдыхают на снегу или играют с мышами. Каждая работа — отдельная целая история, которую хочется разглядывать долго.

Художник учился в Тюмени, жил и работал в Нижневартовске, а сейчас — в Луховицах Московской области. Он — член Союза профессиональных художников России, и его работы есть в частных коллекциях России, Японии, Германии, Италии и других стран.

Для Дэвиса цветок — это не просто ботанический объект, а сцена, на которой танцует свет. В его работах природа оживает — не только в форме, но и в настроении, словно каждый лепесток рассказывает свою историю, освещённую игрой света.

Дэвис родился в штате Калифорния (США) еще в 1946 году в семье музыкантов. К 20 годам художник окончил Fine Art at Pierce College и с тех пор на протяжении более сорока лет рисует живую природу, но последние 10 лет полностью сосредоточился на цветах.

Большую часть жизни Дэвис провёл в Сан-Фернандо-Вэлли. После службы в армии он обучался искусству, но бросил учёбу, чтобы полностью посвятить себя живописи, особенно цветам, как ему хотелось запечатлеть их «скрытую красоту» .

Под влиянием мастеров Золотого века Нидерландов, а также стилями ар-нуво и ар-деко, Брайан Дэвис стремился передать не только форму, но и атмосферу. Он говорил: «Цветок — это сцена, а свет — танцор». Искусствоведы называют его «мастером иллюзии»: многочисленные слои масла, внимание к свету и текстуре создают ощущение, что ты почти ощущаешь аромат розы или шёлк лепестков.

Для Дэвиса цветок — это не просто ботанический объект, а сцена, на которой танцует свет. Он снимает растения в естественной среде, затем пишет композицию, используя серию снимков как этюды, а создавая картину — играет цветом, меняя оттенки, форму листьев, добавляя динамику. Его техника — «value painting» — начинается с самых тёмных тонов, потом поверх них наносится светлая палитра, создавая удивительную глубину, текстуру и светящуюся прозрачность.

Его работы находятся в коллекциях Лос-Анджелесского музея, Ботанического сада Нью-Йорка, Галереи Хантингтона и многих частных коллекциях, включая дома известных музыкантов и актёров. Он также проводит мастер-классы, на которых делится секретами владения светом и тенью, помогая другим художникам и студентам достигать такого же ощущения глубины в цветах.

В его работах природа оживает — не только в форме, но и в настроении, словно каждый лепесток рассказывает свою историю, освещённую игрой света.