Натали Пиколет (Nathalie Picoulet) — французская художница создает удивительные реалистичные нежные и чувственные женские портреты в технике пастель.

Натали Пикуле (Nathalie Picoulet) родилась в 1968 г., в г. Амьен, на севере Франции. Училась в университете изобразительного искусства, после окончания которого получила диплом о высшем образовании в области живописи.

Также Натали Пикуле изучала рисование в Высшей художественной школе в своем родном г. Амьен. С 1993 г. Nathalie Picoulet начала работать в жанре портретная живопись. Не так давно Натали Пиколе посвятила большую часть своих работ изображению обнажённой женской натуры (ню), и увлеклась технике рисования пастелью.

Натали участвовала в ряде выставок в Дьеппе, Амьене, Орлеане, Роскоффе и Париже, где она жила и работала в течение последних нескольких лет.

«На мой взгляд, картина должна быть приятной, веселой и красивой, да, красивой! В жизни и так слишком много тяжелого, чтобы еще это изображать» — считал Пьер Огюст Ренуар. Политика его практически не интересовала, и даже в самые тяжелые для него моменты художник всегда находил утешение за мольбертом. Прекрасные натурщицы сопровождали мэтра всю жизнь, а одна из них стала его законной супругой и матерью троих детей.

По молодости лет Ренуар не стремился заводить долгих отношений с женщинами, предпочитая наслаждаться красотой их тел, нежных лиц и струящихся волос, которые запечатлевал на своих картинах. Лиза (Лиз) Трео, Маргарита Легран, Сюзанна Валадон… С Лиз Трео он познакомился у своего друга, архитектора и живописца Жюля ле Кёра: подруге сестры хозяина дома в то время исполнилось 18 лет. Лиз стала любимой моделью и спутницей жизни Ренуара на следующие десять лет, с нее он писал «Диану-охотницу», «Алжирскую женщину», «Лиз с зонтиком«…От этого союза родилась дочь Жанна. Ренуар так и не женился на Лиз, однако дочь признал. Ее существование было одним из больших секретов художника, о котором знали считанные люди.

В 1873 году Ренуар обосновался на Монмартре, сняв мастерскую на улице Сен-Жорж, 35. Деньги на аренду появились после того, как художник продал две свои картины — «Цыганка. Летом» и «Лиза» — богатому торговцу коньяком из Шаранты Теодору Дюре.

«Что может быть на свете печальнее, когда после смерти художника открывают его мастерскую и не находят в ней вороха этюдов! Какую безрадостную лямку он тянул!» — считал Ренуар, для которого новая просторная мастерская стала источником радости и новых творческих поисков. В перерывах между работой он ходил подкрепиться в молочную мадам Камиль, расположенную напротив его мастерской. Здесь, за скромной трапезой, пять лет спустя он познакомится с очаровательной молодой девушкой, которую звали Алина Шариго.

Дочь портнихи и пекаря, Алина Шариго родилась и выросла в маленьком местечке Эссуа, расположенном между Труа и Шатийон-сюр-Сен. Отец ушел из семьи и перебрался в Канаду, оставив после себя лишь долги. Продав все имущество, Эмили Шариго и ее дочь оказались на улице, и были вынуждены ютиться у родственников. Доход портнихи в небольшом местечке был весьма скудным, и когда Алине исполнилось 8 лет, ее мать нашла себе место экономки и уехала из Эссуа, оставив ребенка на попечение тети и дяди. Жизнь Алины была непростой.

Родственники помыкали ею как хотели и временами даже пытались присвоить деньги, которые Эмили посылала на обучение дочери — а училась девочка в частной католической школе и притом блестяще. Возможно, постоянные несправедливые придирки и жестокость стали причиной того, что Алина «заедала» свои печали — тетка в письмах к матери регулярно жаловалась на непоседливость и своеволие девочки, а также ехидно отмечала: «Она рослая и толстая».

Через несколько лет Эмили Шариго переехала в Париж и стала работать экономкой, а позже — портнихой. Она снимала квартиру в квартале Пигаль, где селились женщины «свободных профессий». Заработки были невелики, но на жизнь хватало. Когда Алине исполнилось пятнадцать, ее тетка под благовидным предлогом избавилась от племянницы, и девочка переехала в Париж, к матери.

Работы Алина не боялась — была и прачкой, и швеей, а вскоре стала прислуживать в молочном кафе, принадлежавшем подруге ее матери, мадам Камиль. Дочь художницы Берты Моризо, Жюли Мане, вспоминала: когда Алина впервые увидела Ренуара, «он был с месье Моне и месье Сислеем; у всех троих были длинные волосы, и они вызвали сильный переполох, когда шли по рю Сен-Жорж, где она жила». Шел сентябрь 1878 года.

Ренуар предложил юной девушке стать его натурщицей, и она, поразмыслив, дала согласие. Алина очень нравилась Ренуару. Прекрасно сложенная, со светлыми волосами, которые так обожал художник, она ассоциировалась у него с ощущением уюта и неги. Очарованный новой натурщицей, Ренуар говорил: «Ее хочется погладить по спине, как котенка».

Алину не смущали нервные тики, худое лицо и жидкая бородка Ренуара. Она тоже была очарована — не столько внешностью художника, который был почти на 20 лет старше, но тем внутренним миром, полным жизни и света, который он изображал на своих полотнах.

К моменту встречи с Алиной творчество Ренуара уже начали признавать в широких кругах парижского высшего света — во многом благодаря успеху, который принес портрет, заказанный ему мадам Шарпантье. Хозяйка одного из лучших салонов Парижа, Маргерит Шарпантье, как и ее муж Жорж, влюбилась в творчество импрессионистов, поддерживая их заказами в самые трудные времена.

Вместе с портретом актрисы Жанны Самари картина «Мадам Шарпантье с детьми» была представлена на Салоне 1879 года и получила очень хорошие отзывы критиков. В следующие два года Ренуар написал 21 детский портрет, 15 женских и 11 мужских. Финансовые проблемы, преследовавшие художника на протяжении первых тридцати лет его творческой жизни, остались в прошлом.

Несмотря на успех, Ренуар не желал становиться модным портретистом, и по-прежнему писал жанровые картины, для которых ему требовались натурщицы. Первой работой, для которой ему позировала Алина, стала картина «Гребцы в Шату» (1879). Эмили Шариго, отлично знавшая, что к чему в мире искусства, не преминула наведаться в мастерскую художника. «И этим вы зарабатываете на жизнь? Ну и везет же некоторым» — вынесла она свой вердикт, рассматривая его картины. Знала бы она, через какие тернии прорывался Ренуар на пути к признанию! Однако ж практичную Эмили, желавшую для дочери богатой партии, не особенно интересовали чужие заботы. «Зануда» — называл ее Ренуар, и был по-своему прав.

Между Ренуаром и его новой натурщицей завязалась переписка — поначалу шутливая. «Не подавайте черную мыльную воду вместо кофе с молоком… Не спите до полудня — как Вы тогда будете подавать в 7 утра горячий шоколад?» — игриво пишет художник в одном из первых писем. Как и в случае с Лизой Трео, Ренуар не афишировал своих отношений с Алиной, их любовная связь долгое время оставалась тайной. Будучи ровесником Эмили Шариго, Ренуар демонстрировал несколько покровительственное отношение к Алине. Впрочем, вскоре девушка освоилась, в полной мере демонстрируя свой своенравный, озорной характер и любовь к комплиментам. Она все чаще позировала возлюбленному, становясь на его картинах то брюнеткой, то блондинкой, хотя в действительности обладала рыжим цветом волос.

Торговец картинами и галерист Дюран-Рюэль платит Ренуару за «Завтрак гребцов» шесть тысяч франков — впервые работа художника оценена так высоко. Эти деньги позволяют Ренуару снять квартиру в доме 18 по рю Удон, оставив за собой мастерскую, где вместе с ним проживал его брат Эдмон. Именно он ссудил Ренуару матрас и поклялся держать их с Алиной отношения в строгом секрете.

Жениться Ренуар не спешил, поскольку чувствовал, что финансово еще не готов содержать семью. Да и в целом афишировать свои отношения не хотел: такое поведение могло бы повредить его репутации среди клиентов. Алина согласилась на его условия, переехала к Ренуару и стала хозяйкой в доме художника. Она быстро вошла во вкус новой жизни. «Я получил письмо, в котором ты пишешь, что служанка плохо работает. Тебе ничего не стоит от нее избавиться и нанять другую, ты ведь сама решаешь, как тебе поступать, главное — уложиться в средства, что тебе в любом случае не удается» — пишет Ренуар своей возлюбленной. По его предложению — или настоянию? — Алина уделяет внимание саморазвитию: учит английский язык и берет уроки игры на фортепиано.

Их чувства прошли испытание двухмесячной поездкой Ренуара в Алжир. В это же время Алина, изнывающая от одиночества и ревности, получила от отца приглашение приехать к нему в гости, в Канаду. Она медлила с ответом и все-таки решила дождаться Огюста. Их отношения вспыхнули с новой силой, они вместе ездили на пленэры в Шату, Буживаль, Круасси, а осенью отправились за границу, в Италию. Венеция, Флоренция, Рим, Неаполь, Сорренто — позже Алина называла это путешествие их медовым месяцем. Как и всегда, все держалось в тайне, лишь брат Эдмон и верный друг художника, Поль Сезанн, были в курсе их совместной поездки.

Зимой 1882 года Ренуар тяжело заболел пневмонией. Доктора посоветовали сменить климат, и в сопровождении Алины художник уехал восстанавливать здоровье в полюбившийся ему Алжир. Конечно же, он не мог не работать, и привез из поездки несколько пейзажей и портретов. Рынок искусства лихорадило, и доходы были весьма непостоянными.

Его выручил Дюран-Рюэль, попросив написать портреты своих детей. Ренуар уехал в Дьепп, а Алина, тоскуя, писала ему из Парижа: «Скажи мне, мой бедненький: тебе там в Дьеппе холодно? В Париже мы замерзаем. Ты много работаешь? Скоро закончишь свои портреты? Месяц — это слишком долго! Вся наша поездка этой зимой показалась мне гораздо короче, чем последние две недели без тебя. Пиши почаще, давай знать, что все у тебя хорошо. Любящая тебя Алина».

«Женщины все отлично понимают. С ними мир становится совсем простым. Они приводят все к своей подлинной сущности и отлично знают, что их стирка не менее важна, чем конституция германской империи». Жизнь Алины и Огюста была счастливым союзом.

Алина понимала всю важность его работы и старалась оберегать художника от житейских мелочей и ненужных, по ее мнению, встреч. В отсутствие мужа она руководила рабочими, делавшими ремонт в его мастерской, и регулярно отчитывалась в письмах о проделанных работах и расходах. На людях Алина вела себя со скромностью и достоинством. По словам Дега, она была «похожа на королеву, посетившую бродячих акробатов». Ренуар очень ценил свою спутницу жизни, которая давала ему возможность спокойно пережить творческий кризис, начавшийся после знакомства с великими итальянскими мастерами.

21 марта 1885 года Алина Шариго родила мальчика, которому дали имя Пьер. С деньгами было туго настолько, что в качестве оплаты Ренуару пришлось расписать двери в квартире доктора, принимавшего роды у Алины. На лето семейство переехало в небольшой городок Ларош-Гюйон, неподалеку от Живерни. Новоиспеченный отец был счастлив, в доме царил мир и покой, работа шла прекрасно. Счастье Ренуара звучало в его картинах, и житейские невзгоды — свои и чужие — меркли перед радостью семейной жизни и удовлетворением собственным творчеством.

Удачный американский вояж Дюран-Рюэля несколько поправил финансы семьи Ренуара. Им хватало на жизнь, на краски и холсты. Художник к тому времени разошелся практически со всеми своими друзьями-импрессионистами, за исключением Клода Моне, с которым их связывала многолетняя крепкая дружба.

За два дня до наступления нового, 1889 года, Ренуар тяжело заболел. «Половина лица у меня будто парализована, — описывал он свое состояние Дюран-Рюэлю. — Я не могу ни спать, ни есть». Подозревали отит, но вскоре парижские врачи пришли к выводу, что болезнь имеет ревматическое происхождение, и рекомендовали отдых и лечение электричеством.

Ренуару удалили часть зубов, ему приходилось питаться лишь перетертой вареной едой, отчего он сильно исхудал. Здоровье художника, ужасно тяготившегося своим состоянием, стало улучшаться лишь к концу весны. Верная Алина не отходила от него ни на шаг. Болезнь отступала, и вновь Ренуар отправился на пленэры. И вновь, как и прежде, он начал получать полное удовлетворение от своей работы, достигнув согласия с самим собой.

14 апреля 1890 года Ренуар сочетался с Алиной Шариго законным браком в мэрии IX округа Парижа.

Как известно, красота — в глазах смотрящего. Вот почему Ренуар был неприятно удивлен прохладным приемом, который ему оказали в доме Эжена Мане и Берты Моризо. Художница, несколько лет поддерживающая с Ренуаром дружеские отношения, была разочарована Алиной, ее простыми нарядами и располневшей фигурой. «Не могу передать Вам мое изумление, — писала Моризо своему другу, поэту Стефану Малларме, — при виде этой грузной особы, которую, право, не знаю почему, я представляла себе похожей на женщин с картин ее мужа».

Что для чопорной Моризо «грузность», то для Ренуара — «пышность форм». Впрочем, нельзя сказать, что он вовсе не обращал внимание на объемы своей ненаглядной половины. Еще в 1887 году он писал Алине: «Попытайся ответственно относиться к своему здоровью… пробуй хоть немного двигаться. Я боюсь, что твой жир сыграет с тобой злую шутку. Я знаю, что худеть нелегко, но мне не хотелось бы, чтобы ты раньше времени начала болеть… Заботься о себе».

И при этом художник по-прежнему верен себе, своему неизменному философско-восторженному мировоззрению. На его картинах появляются полные женщины, что с того? Таков Ренуар, его солнечное восприятие мира, его независимость во взглядах и то, что ему очень дорого — «право делать глупости».

Большая парижская персональная выставка Огюста Ренуара, организованная Дюран-Рюэлем в 1892 году, прошла с огромным успехом. Это был не только успех художника, но и его жены: она была законной супругой признанного гения. Свой статус Алина демонстрировала лишь там, где ей позволялось: Ренуар по-прежнему не вводил ее в некоторые круги знакомых, тщательно оберегая свою независимость.

15 сентября 1894 года у Ренуаров родился второй сын — Жан. Это было поистине замечательное событие, поскольку две предыдущие беременности Алины закончились выкидышами. Для помощи по дому пригласили дальнюю родственницу мадам Ренуар — юную Габриэль Ренар, которая вскоре стала членом семьи. Озорная, бойкая, слегка дерзкая, очень простая в общении, Габриэль обожала своего «хозяина». Несмотря на обострившуюся болезнь, Ренуар продолжал писать восхитительных женщин с округлыми формами и нежных младенцев, дивной красоты пейзажи. В его ярких картинах — жадная тяга к молодости, к природе, ко всему живому. Габриэль стала основной натурщицей художника и много ему позировала — и одна, и с маленьким Жаном на руках.

Алина была счастлива. Ей больше не надо заниматься домашними делами, постоянно нянчить младенца и позировать мужу. Состоятельная парижанка, жена известного художника, Алина может себе многое позволить — в частности, штат прислуги. Ее новое отношение к жизни отличалось от взглядов мужа, который не желал выходить из своей роли художника-труженика — быть может, потому что это была вовсе не роль, а смысл его существования. По настоянию Алины осенью 1896 года Ренуар приобрел в Эссуа трехэтажный дом. Мадам Ренуар очень любила бывать в родном городе, откуда уехала скромной девочкой и куда вернулась состоятельной представительницей среднего класса. Она не стеснялась демонстрировать свой новый статус перед родственниками — и ей это нравилось.

«Ренуар был безумным отцом. Он все делал не так, как положено или кем-то доказано, он был волшебником, вдохновителем, сказочником. Чтобы угомонить маленького сына Жана на полчаса для позирования, ему прямо в мастерской читали Андерсена. Однажды в мастерскую во время такого детского сеанса заглянул кто-то из знакомых Ренуара и возмутился: «Зачем вы читаете ребенку эту ложь? Он будет думать, что животные разговаривают!» Ренуар улыбнулся и ответил: «Они и правда разговаривают!"

Ренуар с женой часто бывали в театре. Первый сын Пьер родился совсем недавно — и они просили соседку присмотреть за малышом, уезжая на очередную премьеру. В антракте вдвоем летели домой на фиакре, чтобы одним глазом взглянуть на спящего сына, и возвращались точно ко второму акту. Потом то же самое они будут проделывать с маленьким Жаном, независимо от надежности сиделки и родительского опыта…» — читайте также «Штрихи к портрету: 6 историй о важном и неважном в жизни Ренуара».

Здоровье Ренуара не становилось лучше, а после того, как в 1897 году он повторно сломал правую руку, начали проявляться первые признаки артрита, который в то время практически не умели лечить. Художник уделял своему здоровью много внимания, стал упражняться и даже научился жонглировать маленькими мячиками. «Когда промахнешься, волей-неволей приходится наклоняться, чтобы поднять мячик, делать непредвиденные движения, доставая его из-под мебели» — шутил Ренуар. Алина периодически садилась на диету в попытках сбросить вес, который вскоре опять набирала.

На картине «Портрет семьи художника» присутствует девочка — возможно, именно так Ренуар ввел в свою личную картину семьи дочь Жанну, которая к тому времени уже благополучно вышла замуж. Алина здесь ничем не напоминает ту очаровательную натурщицу, какой она была до замужества. Теперь это почтенная зажиточная дама в богатом наряде — воплощение мечты молоденькой белошвейки об удачном браке. А ведь прошло каких-то тринадцать лет…

С наступлением зимы здоровье Ренуара ухудшалось, поэтому он завел традицию — уезжать в это время на юг. Солнце, море, нежные краски, ясное, прозрачное небо — здесь художник чувствовал себя как дома. Вместе с ним приезжала семья — Алина с Жаном, Габриэль и любимая натурщица Мари по прозвищу «Булочница» (старший сын, Пьер, учился в коллеже Сен-Круа де Нейи и жил в интернате).

Жизнь «семейства» была достаточно простой, Габриэль и Мари позировали по очереди, они же жарили в мастерской картошку. Для Алины такое положение вещей было привычным, зато у посетителей складывалось весьма нелестное впечатление о прославленном художнике. Впрочем, это развлекало Ренуара, который добродушно отмахивался от всех кривотолков.

В 59 лет Ренуару присвоили звания кавалера ордена Почетного легиона. Его болезнь прогрессировала, ревматизм сантиметр за сантиметром завоевывал тело. Известие о беременности жены повергло Ренуара в уныние: он находился в нервном напряжении, деля свое время между работой и регулярными выездами на лечение — то на воды, то на грязи. Художник чувствовал течение времени, которое исподволь разъедало его, и заранее просил жену не навязывать ему общество будущего ребенка. Ему нужны были покой и тишина, кисти и краски, которыми он писал Жизнь. Это был его личный поединок с болезнью и неминуемой смертью, в котором детские крики составляли слишком большой контраст.

Алина родила третьего сына, Клода-Альбера, 4 августа 1901 года в Эссуа. И эта новая жизнь, пришедшая в мир в облике крепкого, розовощекого младенца, повергла Ренуара в полнейший восторг! Какое это было счастье — сидеть за мольбертом, писать новые картины и тихо напевать! Несмотря на боли, художник опять начал выезжать на пленэр, но вскоре наступило очередное ухудшение: он стал плохо видеть левым глазом. Жан вырос, перед школой ему остригли золотистые кудри, что ужасно расстроило художника. Что ж, у Ренуара еще оставались его веселые натурщицы и крошка Клод, или, как его называли, Коко.

По настоянию Алины в Кане была куплена усадьба «Колетт» с прилегающими к ней угодьями в 2,5 гектара, на которых росла старая оливковая роща, фруктовые деревья, виноград и розы. Ренуар выстроил удобную большую виллу, Алина — разбила огород и завела кур. Окончательно утвердившись в роли домоправительницы, Алина вмешивалась в жизни всех своих домочадцев, управляла имениями мужа и разросшимся к тому времени штатом прислуги.

Ренуар, во всем соглашавшийся с женой, за ее спиной поступал так, как считал нужным. Для него был выстроена отдельная мастерская в саду: большой дом подавлял своей шумностью и суетой. Но жизнелюбие и юный, ясный взгляд дарили ему ровное, яркое творческое пламя, которое понемногу съедало его плоть — но не дух.

«Когда старишься вместе, перестаешь видеть друг друга. Исчезают морщины и полнота. Впрочем, любовь — это очень много, и я недостаточно мудр, чтобы все объяснить, но в нее входит и привычка» — так объяснял Ренуар свои отношения с женой в письме к Берте Моризо.

Пока Ренуару позволяло здоровье, он много путешествовал, по-прежнему предпочитая проводить зиму на юге. Алина также постоянно находилась в разъездах, она любила морские курорты и дом в Эссуа. Жана отдали на обучение в пансион, и он сменил не одно учебное заведение, прежде чем родители приняли решение обучать его на дому, как и его младшего брата. Мальчик очень любил отца, и это было взаимное чувство. Старший сын Пьер выразил желание обучаться актерскому мастерству, и, несмотря на упорное сопротивление отца, поступил в парижскую Консерваторию. Прервав обучение на трехлетнее прохождение воинской службы, Пьер довел дело до конца и преуспел — чем весьма порадовал Ренуара.

В Париже Ренуары сменили квартиру — и Огюсту, и Алине уже трудно было взбираться на пятый этаж. Болезни жены и ее нежелание бороться с лишним весом и злили, и беспокоили Ренуара. Рядом с художником теперь постоянно находилась Габриэль, которая была для него и служанкой и натурщицей, и сиделкой.

Открытая, мягкая и доброжелательная, она постоянно сопровождала Ренуара и заботилась о нем. Слава художника росла, как и его гонорары, как и пропасть между ним и Алиной. Она хотела роскоши и признания, он — спокойной жизни и общения с друзьями. И, как писал сам Ренуар, «это не помешает мне трудиться день ото дня, так, как будто ничего не произошло».

Началась Первая мировая война, Пьера и Жана Ренуаров призвали в армию. Отец очень переживал за детей, но и помыслить не мог, чтобы использовать свое положение для освобождения отпрысков от военной службы. Работа теперь давалась ему с трудом, но по-прежнему оставалась неиссякаемым источником житейской радости и смыслом существования.

Мадам Ренуар переживала по-своему, углубившись в вязание солдатских шарфов. Писем от сыновей не было, друзья настоятельно советовали художнику уехать из Парижа, но Ренуары решились на отъезд только тогда, когда немцы вплотную подошли к французской столице. Новость о контрнаступлении художник узнал уже в Кане — как и известие о том, что его сын Пьер получил ранение и находится в госпитале. Через две недели Ренуары узнали, что и Жан угодил в больницу. Алина решительно собралась в дорогу и в течение месяца навестила обоих сыновей.

«Ренуару, мучительно больному и стареющему, срочно нужна была натурщица-блондинка для новой картины. Мадам Алин Ренуар вышла из дома, села в трамвай до Ниццы и пришла прямо в Академию живописи искать мужу блондинку. На этом же трамвае Андре Гесслинг, Дедэ, как ее тогда все называли, каждое утро будет приезжать в дом Ренуаров и позировать для „Купальщиц“…»

У Ренуара всегда были личные секреты, о которых никто не знал. Но и Алина прекрасно умела хранить тайны: уже несколько лет она страдала диабетом. Переживания за детей только усугубили болезнь, и весной 1915 года она призналась мужу, что уже несколько лет лечится втайне ото всех. Не успел Ренуар отойти от этой печальной новости, как семья получила письмо: Жан лежит в госпитале, у него раздроблена шейка бедра. Когда Алина примчалась к сыну, его как раз готовили к ампутации. По настоянию матери новый врач пересмотрел лечение, и ногу удалось сохранить.

Алина вернулась в Кань и слегла — силы ее были на исходе. По настоянию врачей больную перевезли в Ниццу, но уже в июне стало ясно, что все усилия напрасны. 27 июня 1915 года мадам Ренуар скончалась. Ее прах поместили в склеп семьи Румье-Фаро, у которых Ренуары арендовали квартиру.

«Дорогой Дюран-Рюэль, моя жена, будучи уже больной, вернулась из Жерардмера совершенно разбитой. Она так и не оправилась. Вчера она скончалась, по счастью так этого и не осознав. Ваш старый друг Ренуар» — вот одно из немногих упоминаний художника о смерти Алины. Он не лил слез, не предавался скорби и траура не соблюдал. Лишь через семь лет, уже после смерти самого Ренуара, прах Алины перевезли в Эссуа и захоронили на местном кладбище, неподалеку от могилы мужа.

После смерти Алины Ренуар прожил еще 4 года. Он наслаждался каждым отпущенным ему днем и был полон счастья, которое изливалось на его картины полноводной рекой. Прекрасные женщины, роскошные цветы, торжество жизни и плодородия — Ренуар до последней минуты оставался верен своему взгляду на мир, на личное понимание гармонии.

Ни прогрессирующая болезнь, ни студеные, ненавистные ему зимы — ничто его не могло остановить. Перемещаясь между Парижем, Канем и Эссуа, он постоянно писал картины, участвовал в столичной художественно жизни, снова увлекся скульптурой и учил младшего сына Клода гончарному делу.

В свою последнюю зиму, невыносимо страдая от ревматизма, он написал уменьшенную копию картины «Материнство» с его Алиной — Пьер Огюст Ренуар работал до последнего дня, и до последнего дня его живопись была яркой и жизнеутверждающей. Он ушел из жизни в ночь со 2 на 3 декабря 1919 года.

Таких удивительных портретов вы еще не видели!

Нью-йоркский художник Майкл Мэйпс (Michael Mapes) создает деконструированные портреты, которые являются частично коллажем, частично скульптурой и полностью креативными. Он использует фотографии и обрывки повседневных предметов, таких как стеклянные флаконы, булавки от насекомых и высушенные зерна, для создания сложных произведений искусства.

Его тщательно проработанные портреты позволяют заглянуть в душу художника – нет двух одинаковых, поскольку Мэйпс привносит что-то особенное в каждую свою работу.

В апреле прошлого года свой 90-летний юбилей отметил самый известный из ныне живущих художников Латинской Америки — колумбиец Фернандо Ботеро. В этом году «отцу» узнаваемых во всём мире толстяков исполнился 91, но, несмотря на почтенный возраст и прочное финансовое положение, он до сих пор работает, причём — стоя. Вот несколько фактов о человеке, которого называют «главным ориентиром колумбийского и латиноамериканского искусства».

Фернандо Ботеро родился в Медельине 19 апреля 1932 года и в детстве мечтал стать тореадором. Когда мальчику было всего 4 года, его отец скончался от сердечного приступа. Мать-швея осталась одна с тремя сыновьями на руках. Семье помогал дядя Фернандо, но средств всё равно категорически не хватало. К тому же дети воспитывались в строгих католических традициях, и Ботеро был лишён возможности посещать музеи или познакомиться с современным искусством. Зато мальчик часто бывал в костёлах, где видел работы средневековых мастеров.

В 12-летнем возрасте он несколько месяцев посещал школу матадоров, но спустя три года решил податься в художники, чем шокировал свою консервативную семью. Тем не менее, страсть к корриде у него осталась и вылилась в серию картин.

Ботеро устроился работать иллюстратором в газету «Эль Колумбиано» и решил всё же завершить среднее образование. И рисовал... Правда, своим творчеством он настроил против себя консервативные круги – из школы его исключили. Образование он вынужден был завершать в лицее Университета Антиокии и потратил на это всё заработанное. В ту пору Фернандо заинтересовался творчеством Пикассо, и мотивы великого мастера, несомненно, присутствуют в его картинах.

Карьера Ботеро пошла в гору 1958 году, когда он получил главный приз на Salón nacional de artistas в Боготе. С тех пор один из самых востребованных современных художников, пожалуй, единственный в мире, чьи работы можно было увидеть на известных проспектах и площадях мира. Среди них Елисейские поля в Париже, Гранд-авеню в Нью-Йорке, Рамбла дель Раваль в Барселоне, Торговая площадь в Лиссабоне, площадь Синьории во Флоренции и многие другие.

Свой оригинальный стиль Ботеро «нашёл» во второй половине 1950-х годов, когда во время написания «Натюрморта с мандолиной» инструмент вдруг приобрёл гротескные размеры. До этого художник изображал в основном мужчин и лошадей. Его картины были стилистически настолько разнообразны, что зрители могли принять их за работы разных художников. Нынешний же стиль Ботеро не меняется годами: невозможно сказать, была работа выполнена недавно или лет 20 назад.

Ботеро настаивает, что его персонажи не жирные, а «объёмные». «Я не рисую полных женщин. Никто не верит мне, но это правда. То, что я рисую — объёмно. Когда я пишу натюрморт, я также делаю его объёмным. То же самое касается животных и пейзажей, — сказал он. — Кого бы я ни писал — женщину, мужчину, собаку или лошадь, — я всегда делаю это с идеей объёма, а не потому что одержим толстяками».

По словам Ботеро, все его три жены были худыми. Нынешняя супруга, скульптор из Греции София Вари, по его утверждению, весит всего 55 килограммов. От предыдущих жён у художника четверо детей: трое от бывшего министра культуры Колумбии Глории Сеа и сын от второй, Сесилии Самбрано.

Самым важным элементом в своей студии Ботеро считает свет, который непременно должен падать с севера. Художник также использует в живописи все традиционные материалы — масло, акварель, пастель и так далее, за исключением акрила. «Мысль о том, что это — пластик, меня не привлекает», — пояснил он.

Фернандо Ботеро коллекционировал работы своих коллег, однако позже передал всё собрание в дар Колумбии, и оно стало основой для музея его имени в Боготе. После этого художник перестал покупать произведения искусства. Кроме того, Ботеро пожертвовал государственным учреждениям более 400 собственных картин. Впервые это произошло в 1978 году, когда Музей Антиохии в Медельине выразил желание приобрести одну из его работ.

Единственное произведение, которым Фернандо Ботеро, по его словам, хотел бы владеть, это «Крещение Христа» Пьеро делла Франческа. Картина находится в коллекции Национальной галереи в Лондоне. На вопрос, на что бы художник пошёл, чтобы получить это полотно, он ответил коротко: «Украл бы».

Наибольшее впечатление на Ботеро во время путешествия в Испанию произвели картины Веласкеса и Гойи. Он также сделал несколько пародий на известные полотна европейских художников: Леонардо да Винчи, Ван Гога, Рафаэля, Жана Огюста Доминика Энгра и других.

При этом Ботеро в своём творчестве обращается и к тёмным сторонам жизни. Например, к теме войны наркокланов на своей родине и издевательствам над заключёнными в тюрьме Абу-Грейб в Ираке.

По мировой популярности Фернандо Ботеро соперничает со своим соотечественником — писателем Габриэлем Гарсия Маркесом. Он один из самых богатых художников мира. Считается одним из немногих живописцев, кто ещё при жизни смог извлечь выгоду из своего огромного успеха в искусстве. Владеет домами в Монако, Италии, Греции, Колумбии и Франции, где ныне живёт.

Настенная роспись давно уже не вызывает ни у кого удивления. А вот изображения на асфальте, да еще и огромные — это диковинка. Австралиец Китт Беннет (Kitt Bennet) расписывает тротуары, шоссе, причалы и парковки, создавая гигантские фрески. Оценить их можно только с высоты птичьего полета, ведь некоторые работы занимают сотни квадратных метров.

Китт Беннет создает самые разные изображения, но чаще всего это люди или скелеты, распростершиеся на земле. Они словно гиганты, упавшие с неба на улицы Мельбурна, и застывшие в разных позах. Очевидно, что работа над такими горизонтальными фресками — очень трудоемкий и длительный процесс. Художник использует большие ведра краски и валики, а также мел для создания черновых контуров. Помогает ему в работе квадрокоптер, обеспечивающий обзор «холста».

Чтобы изображения выглядели реалистичнее, Беннет играет с тенями и бликами, создавая иллюзию объема. От картин австралийца захватывает дух, жаль, что, стоя на земле, увидеть их во всей красе не получится. Вы можете неделями топтать очередной шедевр Китта, но так и не поймете красоту его работы. Но стоит подняться на высоту 100-200 метров и увиденное точно запомнится надолго.

Картины уличного художника-фрилансера могут показаться старшему поколению странными. Но юные австралийцы всегда восхищаются ими, так как Беннет чувствует ритм улиц. В его работах часто встречаются предметы современной молодежной культуры: велосипеды, ролики, скейтборды, кроссовки Converse.

Судьбы венгерского художника Тивадара Костки Чонтвари и голландского живописца Винсента Ван Гога словно зеркалят друг друга. Оба родились в 1853 году. В двадцать семь лет Ван Гог прекращает службу проповедником и принимает решение посвятить себя живописи. Чонтвари, почти синхронно, работая в аптеке, переживает видение, незримый голос говорит ему: ты станешь художником и превзойдешь самого Рафаэля. В 1890-м Ван Гог уходит из жизни. Почти в это же время, скопив капитал для возможности странствовать и обучаться живописи, Чонтвари оставляет аптечное дело и посвящает себя искусству.

Оба художника фактически были самоучками, оба потратили на обучение в академической манере около года, но по своей воле его бросили. Оба отказались от классических канонов и писали по велению сердца. Оба умерли непризнанными, в одиночестве и нищете. Картины обоих художников в наше время уходят с молотка за миллионы евро. Оба доказали, что известность – совсем не то же, что и бессмертие. Разница лишь в том, что о жизни Ван Гога мы знаем многое, о жизни Чонтвари почти ничего.

Люди не верят в пророка в своем отечестве, все гениальное, талантливое не может родиться у них под носом. Тивадар Костка Чонтвари прожил жизнь изгоя. Сейчас его взгляды никого бы не удивили: борьба с табакокурением, веганство, полный отказ от алкоголя. Но для Венгрии того времени это было слишком революционно.

Родился Костка 5 июля 1953 года в Кишсебене, ныне городок Сабинов на территории Словакии. В его многодетной семье вряд ли могли предположить, что застенчивый худощавый Тивадар прославит их род. Вместе с пятью братьями он отучился в гимназии в Ужгороде, после перешел к обучению фармакологии, чтобы стать приемником в деле отца, обедневшего польского дворянина Ласло Костки, который перебрался с семьей в Венгрию и открыл тут аптечное дело.

13 октября 1880 года Тивадар привычно стоял за прилавком, любуясь пейзажем за окном:

«День за днем, день за днем я наблюдал пылающие Карпаты, – напишет он в воспоминаниях. – Однажды на глаза попался фургон, запряжённый волами. Непроизвольное движение вложило карандаш в руку, и я нарисовал пейзаж на обороте рецептурной бумаги. Мой начальник подкрался сзади и когда рисунок был закончен, ударил по плечу: Ты был рожден, чтобы стать художником!.. Я положил рисунок в карман и с этого момента стал самым счастливым человеком на свете».

Позже Тивадар напишет и скажет, что именно тогда у него случилось видение, незримый голос сказал ему: «Ты станешь великим солнечным художником и превзойдешь самого Рафаэля». Чонтвари был ошеломлен, он не мог ждать. Пережив зиму, скопив сбережения, уже весной он едет в Рим. Ему необходимо увидеть полотна Рафаэля, которого загадочный голос предсказал превзойти. Рафаэль не впечатлил Тивадара. Он не увидел в его работах жизни и солнца. Биографы Костки объясняют таинственный голос признаками психического заболевания, которое якобы у него развилось после. Долгие годы о нем будут писать: шизофреник, больной гений. Хотя художник никогда не лечился в психиатрической клинике, не обращался за подобной помощью.

Изучив творческий путь Чонтвари, сложно представить, что его проделал психически нездоровый человек. Человек необычный – возможно. Но, однозначно, очень дальновидный и рассудительный. Вернувшись из Рима, Тивадар еще сильнее укрепился в желании стать живописцем. Он не бросился в омут с головой, как Ван Гог, Костка решает работать, чтобы скопить капитал. Более десяти лет он упорно трудится, после оставляет аптеку братьям и отправляется в Мюнхен, обучаться живописи в частной академии венгерского художника Шимона Холлоши. У Холлоши в то время учились мастера из Венгрии, Польши, Германии, Швейцарии, Америки, русские художники, среди них – Кузьма Петров-Водкин, Константин Коровин. Занятия велись на немецком, преподаватель, страстный любитель музыки, регулярно играл ученикам на флейте и виолончели. Он учил подопечных основам, не подавляя их собственную манеру и творческое видение.

После Чонтвари отправился на обучение еще к одному мастеру – художнику Фридриху Каллморгену. Какое-то время учился в Париже. Но и тут Костка не задержался надолго. Академическая манера не привлекла его, он решил, что будет рисовать «как видит». В 1900 году берет псевдоним Чонтвари. В нем нет скрытого смысла, так Тивадар перевел на венгерский словянскую фамилию Костка.

Во время обучения в Мюнхене Чонтвари создал серию портретов. Его творчеству это не свойственно, после художник будет рисовать только природу, воображаемые миры. Именно портреты выдают профессиональные знания и хорошую подготовку. В них нет и следа наивной живописи Чонтвари. Он предпочитал рисовать пожилых людей, был чутким, умел уловить и передать душевное состояние человека, Один из известных натурщиков, увидев законченную работу Тивадара воскликнул: «Я позирую почти семнадцать лет, но так нарисовать меня еще никому не удавалось!»

Большинство портретов выполнено углем, но есть работы маслом. Скопленных денег хватало, Чонтвари мог покупать дорогие бельгийские холсты, класть краску толстым слоем. Из-за многочисленных путешествий, работы приходилось перевозить свернутыми в рулоны, красочный слой от этого трескался. Вернувшись из странствий, Чонтвари часто реставрировал поврежденные полотна.

Экспериментировал с размером и формой. Многие пейзажи выполнены в натуральную величину. Это гигантские полотна до 30 квадратных метров. Есть совершенно нестандартные работы. В том же Мюнхене Чонтвари написал портрет старухи, которая чистит яблоки. Умышленно выбрал нехарактерный удлиненный холст. Кажется, что картину обрезали по бокам, но если приглядеться, такой масштаб придает особую выразительность композиции, пластичность силуэту.

Взвалив этюдник на плечи, художник путешествует по миру. Ему удается открыть для себя Западную Европу, побывать в Египте, Палестине, увидеть Ливан и Сирию. Чонтвари взбирается на скалы, любуется пустыней, стоит под водопадом, исследует птиц, собирает цветы, разглядывает бабочек.

«Я не рисую красками, я лишь наблюдаю и восхищаюсь мимолетной красотой природы, – пишет он в своих дневниках. – Спокойным, глубоким дыханием атмосферы, прекрасной музыкой сущего. Я странствую повсюду в поисках красоты, я вбираю в себя неизмеримость пространства».

Чонтвари был левшой и гордился этим. Уверял, что развитое полушарие помогает ему видеть мир иначе. Он обладал особым цветовым зрением, разработал уникальную гамму, которая делала краски природы ярче и придавала им свечение. Будучи аптекарем, работал над составом красок, добившись того, что столетиями его работы не утрачивают первоначальной насыщенности. Неизменные авторские цвета: бирюзовый и желтый. На картинах обязательно должны быть вода, огонь, земля.

Двойственность, неспокойный темперамент художника ярче всего отразились в картине, загадку которой разгадали недавно. Портрет «Старого рыбака» Чонтвари создал в 1902 году, путешествуя по Неаполю. До недавнего времени посетители и искусствоведы видели на картине лишь старика с глубокими морщинами на фоне моря и Везувия. Но кто-то из служителей музея попробовал поместить зеркало по центру картины. Отражение правой и левой стороны поразило: левая сторона – умиротворенный старец, который сложил руки в молитве, море и Везувий за его спиной спокойны. Правая отражает самого дьявола, за его спиной бушуют волны, извергается вулкан. Так художник передал двойственность природы человека. Интересно, что при жизни он никогда не выставлял эту картину.

За короткую творческую жизнь (Чонтвари умер в 65 лет) полноценно рисовать начал только после сорока, он создал более сотни масштабных полотен, несколько десятков рисунков. «Одинокий кедр» – одна из самых известных и знаковых картин художника. На ней он изобразил себя: одинокий, изолированный из-за непонимания, глубоко проникший корнями в родную почву.

«Судьба может дать мне долгую жизнь, но может разразиться буря, и я исчезну с лица земли без следа», – из дневника.

Монументальные полотна Чонтвари обязательно нужно видеть вживую. Вдохнув новую жизнь в наскучившую пейзажную живопись, он объездил самые знаковые места Европы и Средиземноморья. Выплеснул их на холст солнечным сочетанием красок в своей уникальной манере.

В 1949 году, когда картины Чонтвари были выставлены в венгерском посольстве в Париже, Пикассо заперся на час в выставочном зале и попросил его не беспокоить. Он был ошеломлен: «Я не знал, что существовал еще один великий художник». Поклонником творчества Чонтвари был и Марк Шагал.

При жизни художник несколько раз выставлялся. В 1907 году в Париже и Западной Европе. Критики отозвались благожелательно о работах Чонтвари, но в родной Венгрии он по-прежнему был чудаком и изгоем. Он же мечтал о выставке в своей стране. Хотел открыть собственную галерею и даже нарисовал ее проект.

Чонтвари никогда не считал себя только художником. Он писал статьи о вреде табака, рассуждал о веганстве, был убежденным пацифистом. Его регулярно поднимали на смех. Из-за насмешек и разногласий Костка, по большей части, был одинок. Не создал семью, изредка общался с сестрой, о его многочисленных братьях ничего не известно. В последние годы жизни не рисовал. Существуют предположение, из-за усугубившегося психического недуга. Писал книги: «Энергия и искусство, ошибки цивилизованного человека», «Гений. Кто может и кто не может быть гением». Занимался упорядочиванием своих записей и дневником. За всю жизнь Чонтвари не продал ни единой картины.

Более полувека понадобилось, чтобы разглядеть в нем гения. В 2006 году полотно «Встреча влюбленных» было куплено неизвестным коллекционером более чем за миллион евро.

Его записи и дневники не были изданы, они доступны только исследователям творчества художника. Фрагменты записей можно услышать в фильме «Чонтвари» венгерского кинорежиссера Золтана Хусарика. Это красивое, поэтическое кино с трагической судьбой. Картина посвящена памяти актера Золтана Латиновича, который играл Чонтвари и погиб в процессе съемок (есть версия, что бросился под поезд). После премьеры фильм раскритиковали. Хусарик, который на тот момент находлися в депрессии, был опустошен, покончил с собой.

«Прошли времена, когда со мной то и дело что-нибудь случалось, теперь не происходит ничего, что помогало бы открыть в себе что либо новое. Теперь я стою перед последней вершиной, она давно ждет меня. Мне предстоит самое тяжелое путешествие в абсолютном одиночестве.»

Чонтвари ушел из жизни 20 июня 1919 года. Причиной послужил запущенный артрит. Встречаются версии, что художника избили и это привело к смерти. Умер он в одиночестве и нищете, голодал. Более сотни картин достались сестре художника. В местном музее женщину заверили, что полотна не имеют художественной ценности, это «мазня сумасшедшего». Поскольку холсты были огромными и хранить их было не просто, родственники решили продать картины. Взять деньги только за полотно.

Свернутую в рулоны живопись Чонтвари свалили грудой у его мастерской. По счастливой случайности мимо проходил архитектор Гедеон Герлоци. Он подыскивал себе жилье. Увидев картину «Одинокий кедр», был ошеломлен и скупил всю коллекцию.

Существует еще одна красивая легенда: будто картины Чонтвари выкупили местные цыгане и накрыли ими кибитки. Архитектор увидел картины, восхитился и выкупил их у цыган.

Герлоци положил жизнь на то, чтобы сохранить работы художника. Большинство картин пришлось держать в сундуках в свернутом виде. Только в 1970-м году власти города Печ обратились к Герлоци с просьбой организовать постоянную экспозицию. Он тут же согласился. Спустя десятилетие государство выкупило частную коллекцию Герлоци. Сейчас во владении Венгерской национальной галереи числится 127 картин Чонтвари, двадцать эскизов, 25 его полотен в частных коллекциях.

В городе Печ вы не найдете могилы Костки. Он вряд ли бывал здесь. Чонтвари покоится в Будапеште, на кладбище Корепеши – одном из старешийх в Венгрии. Его могилой никто не занимался, после истечения срока ее содержания, останки перенесли в общее захоронение. Когда интерес к творчеству Костки стал расти на кладбище Корепеши ему установили памятник.

К столетию со дня смерти художника поклонников его творчества, ожидал еще один сюрприз. Графологическая экспертиза почерка с целью опровергнуть или подтвердить информацию о психическом недуге. Графологи пришли к единому мнению, что образ Чонтвари был сильно искажен и ложен, а обвинения в шизофрении беспочвенны. Он был выдающейся личностью, человеком с широким кругозором, значительно опередившим свое время.

Лето - яркое время, залитые солнцем дни и бессонные летние ночи. В такое время и живописи хочется под стать: значимой, яркой, полной любви и незамутнённой красоты. Многие художники рисовали ярко и живо, но мало кто делал это так, как Густав Климт, картины которого сочатся яркими цветами, а сюжеты заставляют зрителей восхищённо выдыхать. Естественная женская красота и оживающие на глазах пейзажи навевают то чувство, которое Бетховен хотел выразить своей «Одой к радости».

Густав Климт родился в 1862 году в одном из районов Вены, находящемся на опушке знаменитого Венского леса, в семье художника-гравёра и ювелира (это тот редкий случай, когда «обязательные» сведения о родителях и вправду важны). Интересен тот факт, что оба брата выдающегося художника выбрали ту же стезю. Получив первые навыки рисования от отца, Густав отправился учиться в не слишком престижное художественно-ремесленное училище, где пошёл по направлению архитектурной живописи. Окончив училище, Густав не стал строить из себя бунтаря-творца и принялся работать по специальности, занимаясь в основном оформительской деятельностью. Его кисти принадлежат фрески в театрах Карловых Вар, Риеки, Райхенберга (для некоторых театров Климт рисовал и эскизы занавесов).

Несмотря на то, что прославился мастер другими полотнами, его оформительская живопись ценится зрителями и критиками не меньше прославленных холстов, подобные случаи в истории можно пересчитать по пальцам (из сравнимых по масштабу на ум приходит только Диего Ривера). Долгое время существуя за счёт коммерческих заказов, Климт не позволит себе сфальшивить даже здесь и речь идёт не только о работе оформителем, но о создании внушительной серии портретов австрийской богемы. По ним можно заметить, как формируется новый стиль художника: сохраняя покуда «классические» черты лица и пропорции тела, Климт постепенно заменяет, видоизменяет фон на свой лад; оттуда «пожар» фантазии перебрасывается на одежду, чтобы вплотную подобраться к самому сокровенному…

Одной из важных вех в творчестве художника стала работа над оформлением столичного Художественно-исторического музея. В 1988 году художник получает императорский «Золотой крест», а в 1892 году, после смерти отца, на его плечи ложится забота о семье. В это же время Густав начинает вырабатывать свой «фирменный» неповторимый стиль. В 1897 году Климт становится президентом Венского сецессиона – художественного объединения, не имевшего манифеста и объединённого лишь общим желанием развивать новые стили, проводить художественный обмен с художниками других стран и продвигать творчество членов объединения. В этот период Климт создаёт ряд пейзажей, ставших впоследствии классическими.

Пейзажи Климта близки к импрессионистским вещам Моне, но при этом изящная детальность полотен возведена здесь в абсолют («Цветущие маки»). Мазки становятся меньше и, если зритель расфокусирует взгляд, полотно рискует рассыпаться на крошечные «пиксели» краски, это же, впрочем, и добавляет картинам жизни, как будто лёгкий ветерок заставляет дрожать траву и листья деревьев вокруг смотрящего. Может показаться, что кто-то разобрал абсурдистские брызги Поллока и, собрав их, как кубик Рубика, получил эффект, которого чуть позже и в несколько ином решении добьётся Клее, когда множество разрозненных на первый взгляд несущественных элементов и создают самое картину. Безусловно Климт далёк от абстракционизма и сюрреализма, но необычайная техника мастера заставляет искать столь же необычные сравнения. Некоторые полотна («Сад с распятием у коттеджа») по постимпрессионистскому накалу близки, например, Гогену, а иные («Две девушки с олеандром») даже к прерафаэлитам. Чувствуете масштаб разброса? К слову, карандашные наброски мастера («Лежащая полуобнаженная с лицом, наполовину закрытым рукой») вполне можно назвать работами предвосхитившими появление Шиле.

Климт вообще был художником ищущим. Если взять ранние его работы, сложно будет представить, что рисовал их и полотна знаменитого «Золотого периода» один и тот же человек. Впрочем, и «в золоте» художник не планировал задерживаться слишком долго – идти дальше помешала не старому ещё Климту смерть. Классическое построение фигур, привычная композиция, «традиционные» сюжеты, свойственные ему в начале карьеры, отошли со временем на второй план. Но именно работа оформителя, судя по всему, оказала большое влияние на формирование мастера. Разделение переднего и заднего плана с последующим «размытием» последнего (причина этого кроется не в лени художника, а в выделении таким образом происходящего на переднем плане) является очень характерным для Климта.

Наиболее очевидным это становится, когда «в кадре» появляется человеческая фигура – художник тут же забывает о происходящем на заднем плане. Природа – жизнь и поэтому интересует Климта, но женщина для него является высшим воплощением жизни – именно поэтому на полотнах так редки мужские фигуры. Мир Климта – греческий театр наоборот, где все роли (как положительные, так и отрицательные) отведены женщинам. Женщина – продолжательница рода и дарительница любви, она же смерть, но смерть не печальная и жестокая, а закономерная и непредвзятая.

Обнажённая натура у мастера в поздний период творчества очень часта, за что Климт был неоднократно порицаем всеми: обществом, властями, клерикалами. Упрёки эти откровенно смешны и дело тут вовсе не в том, что современному зрителю подобный уровень «эротики», как слону дробина и не в извечной апелляции к «Микеланджело тоже рисовал обнажённую натуру!». Только слепой не разглядит сквозь наготу женщин Климта чувственность, далёкую от нарочитой похоти. Спокойствие, романтизм, открытость его героинь не могут выглядеть непристойно даже в монастыре. (Справедливости ради всё же стоит отметить, что в карандашных набросках художник порой шёл гораздо дальше). Также стоит сказать несколько слов о женских типажах мастера: их много, и они разные. Есть соблазнительницы «в самом соку», есть скромницы. Блондинки соседствуют с брюнетками и рыженькими. Худоба сменяется полнотой. Объединяет их одно: неидеальность. Абсолютная красота тревожит и отталкивает, заставляет высматривать изъян, но Климт был художником истинной красоты: непропорциональной, ассиметричной, натуральной.

Несмотря на признание, мастера не могли не задевать постоянные преследования и на одной из картин с очередной «обнажёнкой» Климт оставил для противников цитату из Шиллера: «Если ты не можешь твоими делами и твоим искусством понравиться всем, понравься немногим. Нравиться многим — зло». При создании аллегорических произведений, таких как «Бетховенский фриз» (монументальная роспись, занявшая три стены суммарной длиной более 34 метров) женское тело у мастера становится отображением характера: неумеренность оборачивается ожирением, смерть – худобой и так далее. Самым же «колоссальным» проявлением страсти и похоти в этой серии является… поцелуй, который потом перекочует в одноимённую картину, сделавшую Климта классиком.

Здесь-то самое время перейти к «Золотому периоду». Как вы помните, отец художника был ювелиром и этот факт так и просится, чтобы его увязали с необычным материалом, которым будет оперировать его прославленный сын много лет спустя. «Золотой период» называется так не только из-за творческого расцвета автора или изобилия на полотнах солнечных оттенков, но из-за использования в оформлении работ настоящего сусального золота. Это момент триумфа и признания, последний творческий пик, который успел покорить Климт. «Поцелуй», «Юдифь», «Адель Блох-Бауэр» — картины эти в прямом и переносном смысле стали золотом мировой живописи, а Густав Климт вместе с ними обрёл статус выдающегося самобытного художника.