Ритуалы «на удачу» от Сальвадора Дали, Пикассо, Коко Шанель и других неординарных людейПикассо хранил все свои обрезанные ногти и волосы, Хайди Клум носит в мешочке собственные молочные зубы, Агата Кристи придумывала убийственные сюжеты, пока ела яблоки в ванной, автор «Франкенштейна» писала с удавом на шее, а Диккенс ложился спать только лицом на север. Рецепты «на удачу» этих и других знаменитых личностей из книги Эллен Вайнштейн. Многие люди стучат по дереву, стараются не ходить под лестницами или носят какой-нибудь талисман «на удачу» (вроде кроличьей лапки). Подобные ритуалы, конечно же, плоды суеверия: утешительного убеждения, что ритуал или предмет имеет силу принести удачу или защитить от зла. «Это свойственно человеческой природе: желание контролировать то, что, возможно, не в нашей власти. В той или иной степени оно затрагивает почти всех», – говорит Эллен Вайнштейн, иллюстратор, писатель и искусствовед из Нью-Йорка. Будучи глубоко суеверным человеком, она всегда интересовалась ритуалами, к которым люди прибегают в надежде обеспечить себе успех, продуктивность или креатив. Но свои личные практики Эллен не разглашает. «Если я о них расскажу, они потеряют силу», – смеётся Вайнштейн. Зато охотно делится суевериями замечательных личностей. В апреле 2018 года Эллен выпустила книгу «Рецепты на удачу: суеверия, ритуалы и практики неординарных людей». Текст и её задорные иллюстрации раскрывают суеверные привычки 65 известных художников, дизайнеров, музыкантов, учёных, спортсменов, писателей. Их распорядок варьируется от неожиданного до крайне эксцентричного. Например, писательница Мэри Шелли работала с удавом на шее и истолковывала движения змеи как указания продолжать писать или закругляться. А Фриде Кало лучше работалось после ухода за садом. Ритуалы крайне разнообразны, но людей, их практикующих, объединяет глубокая страсть к своему занятию и желание добиться успеха в своём деле, считает Вайнштейн. Ниже приводим отрывки с иллюстрациями из книги Эллен, в которых она рассказала о причудливых ритуалах «на удачу» творческих людей – от Йоко Оно до Сальвадора Дали. Коко Шанель и счастливая цифра 5Французский модельер Коко Шанель (1883-1971) была из числа глубоко суеверных людей. Когда-то гадалка сказала её, что 5 – её счастливое число. Поэтому свой знаменитый аромат Коко назвала «Шанель Nº 5». Также в её квартире висела хрустальная люстра, скрученная в цифру 5, а свои коллекции она предпочитала представлять в пятый день мая (пятого месяца года). Пабло Пикассо держался за свою «сущность»Испанский художник Пабло Пикассо (1881-1973) не выбрасывал свою старую одежду, обрезанные волосы и ногти из страха потерять часть своей «сущности». Он коллекционировал собственные произведения, и на момент смерти художнику принадлежало около пятидесяти тысяч собственных работ: от гравюр и рисунков до керамики и театральных декораций. Пикассо – один из самых плодовитых и влиятельных живописцев прошлого века. Чарльз Диккенс и сон лицом на северЧарльз Диккенс (1812-1870) носил с собой компас, чтобы определять стороны света, и во сне всегда смотреть на север. По его мнению, эта практика улучшала его писательские труды и помогала в творчестве. Диккенс, создавший «Большие надежды» и «Рождественские повести», был ещё и социальным критиком. Он руководствовался сильным моральным компасом, что проявилось в его резких изображениях социально-экономических реалий. Йоко Оно и зажигание спичкиИзвестная авангардная художница, певица и деятель искусства Йоко Оно в молодости отличалась большой чувствительностью к звуку и свету. Она обнаружила, что зажигая спичку и наблюдая, как пламя гаснет в тёмной комнате, чувствовала себя лучше. Оно повторяла этот ритуал постоянно, пока не успокаивалась. Позже эта личная привычка стала частью перформанса под названием Lighting Piece. Диана фон Фюрстенберг и счастливая золотая монетаМодельер Диана фон Фюрстенберг всегда хранила золотую двадцатифранковую монету, которую её отец спрятал в своём ботинке во время Второй мировой войны и отдал дочери ещё в детстве. Перед каждым модным показом она клала монету в свою обувь. На удачу. Фон Фюрстенберг – создательница легендарного платья с запахом, известная своими проектами в более пятидесяти пяти странах мира. Фрида Кало и садоводствоКартины мексиканской художницы Фриды Кало (1907-1954) большей частью автобиографичны и наполнены растениями и цветами, выращенными ею в саду дома, который она делила с художником Диего Риверой. Ухоженный сад Кало был для неё местом комфорта и вдохновения, где она часами ухаживала за растениями, фруктовыми деревьями и цветами. Рабочий стол Фриды стоял у окна, откуда открывался вид на сад. И даже когда она вернулась домой из больницы перед смертью, то просила передвинуть кровать к окну, чтобы видеть сад. Доктор Сьюз и шляпы от творческого кризисаПисатель и мультипликатор Теодор Зойс Гайзель (1904-1991), более известный как Доктор Сьюз, собрал огромную коллекцию из почти 300 шляп. Столкнувшись с писательским блоком, он обращался к своему секретному шкафу, выбирал шляпу и носил, пока вдохновение не возвращалось. Эта причуда помогла ему создать «Кота в шляпе», «Гринча – похитителя Рождества» и другие популярнейшие книги, с которыми Доктор Сьюз превратился в самого продаваемого автора на английском языке для маленьких детей. Сальвадор Дали и испанская корягаХудожник, график и скульптор Сальвадор Дали (1904-1989) считал себя суеверным и носил с собой маленький кусочек испанской коряги, которая должна была отгонять злых духов. Он был одним из самых известных представителей сюрреализма. Известный своей тягой к эксцентричности, Дали однажды едва не задохнулся, читая лекцию в водолазном костюме и шлеме. Агата Кристи и яблоки в ваннойАгата Кристи (1890-1976) входит в число самых известных авторов детективной прозы. Знаменитая английская писательница, создательница «Убийства в „Восточном экспрессе“», грызла яблоки в ванной, придумывая таинственные убийства. Эта практика, определённо, принесла ей успех. За свою карьеру Кристи написала более шестидесяти детективных романов, 19 сборников рассказов и ряд пьес, среди которых «Мышеловка», до сих пор демонстрирующаяся на театральных подмостках. Романы Агаты Кристи разошлись миллиардными тиражами по всему миру. Источник: cameralabs.org
За что меценат Третьяков недолюбливал художника Репина?...Репина Павел Михайлович Третьяков как-то боялся … например, боялся дать ему поправить его же собственные картины. Репин был художник размашистый, широкий. Ему ничего не стоило вместо того, чтобы поправить какое-нибудь небольшое место на картине, переписать гораздо больше. И переписывал он, как говорили знатоки, иногда и к худшему. На этой почве между Репиным и Третьяковым произошел серьезный конфликт. Я помню все подробности, потому что сам пострадал при этом. Когда у нас появилась картина "Не ждали", вокруг нее поднялись большие разговоры. Художники и критики находили, что лицо человека, возвратившегося из ссылки, не гармонирует с лицами семьи. Об этом писали газеты и, слышно было, много спорили художники в Петербурге и в Москве. Однажды Третьяков, вернувшись из Петербурга, справился у меня, не был ли в галерее Репин. Похоже было, что он поджидал Репина в Москву. И действительно, через несколько дней в галерею пришел Илья Ефимович, на этот раз с этюдником и красками. Как раз в этот день Третьякова дома не было, он уезжал куда-то на несколько дней. — Жалко, что его нет. Ну, все равно. Дайте-ка мне лесенку, я должен сделать поправку на картине "Не ждали",— сказал он мне. Мы знали, что Репин — близкий друг Третьякова и всей его семьи. Но как же все-таки разрешить поправку без особого разрешения Павла Михайловича? Мы смутились. Репин тотчас заметил наше, смущение, усмехнулся: — Вы не беспокойтесь. Я говорил с Павлом Михайловичем о поправке лица на картине "Не ждали". Он знает, что я собираюсь сделать. Раз так, делать нечего, — мы принесли ему лесенку, он надел рабочую блузу, поднялся к картине и быстро начал работать. Меньше чем в полчаса голова ссыльного была поправлена. Окончим ее. Репин переходит с красками к другой cвоей картине "Иван Грозный и сын". Мы как ответственные хранители встревожились. Репин спокойно сказал нам: — Вот я немного трону краской голову самого Ивана Грозного. И действительно, "тронул", да так, что голова в тоне значительно изменилась. Потом — к нашему ужасу — видим, Репин перетаскивает этюдник с красками к третьей своей картине "Крестный ход в Курской губернии"... — Здесь я прибавлю пыли. Тысячная толпа идет, пыль поднимается облаком... А пыли недостаточно. И действительно, прибавил много пыли над головами толпы. "Запылил" весь задний план. В тот же день вечером, не повидавшись с Третьяковым, он уехал в Петербург и из Петербурга написал Третьякову, что сделал поправки. Третьяков, увидев поправки, был возмущен до крайности — так ему не понравилось все, что сделал Репин на своих картинах. С укором он обрушился на нас: — Как вы могли допустить? Мы пытались оправдаться — Репин сослался на Вас. Много дней потом, по утрам приходя в галерею, он останавливался перед картинами и принимался ворчать: — Испорчены картины! Пропали картины! Репин писал Третьякову письма, но Третьяков не отвечал. Наконец, спустя несколько месяцев. Репин приехал в Москву специально с том, чтобы выяснить недоразумение. Когда он пришел в галерею, Третьяков позвал нас, то есть меня и Ермилова, в репинский зал. — Подите-ка сюда, идите, мы сейчас устроим суд. — И чем же вы нас обвиняете? — засмеялся Репин. — А в том, Илья Ефимович, — отвечал ему очень серьезно Третьяков,— что вы самовольно сделали исправление на трех картинах, не принадлежащих Вам — Разве это к худшему? - Да, по-моему, к худшему. Лицо бывшего ссыльного мне не нравится. А ведь это же не мои картины, это всенародное достояние, и вы не имели права прикасаться к ним, хоть вы и автор. — Ну, хорошо, хорошо. А в чем вы обвиняете вот их? — спросил Репин, показывая на нас. — А в том, что они допустили вас к картинам. Они — ответственные хранители... Вы не имели права переписывать чужие картины, а они неправы; что допустили вас к поправкам. — Значит, здесь для нас Сибирью пахнет? — пошутил Ренин.—Вот уж, действительно, не ждали. Он хотел отделаться шуткой, но Третьяков был очень строго настроен. С тех пор он очень боялся давать Репину поправлять его собственные картины. Когда у Репина был куплен портрет Л.Н. Толстого, Третьякову показалось, что у Толстого очень румяное лицо. Особенно лоб. Лоб совершенно красный. — Будто он из бани! — недовольно говорил Павел Михайлович. Он все допрашивал нас: — Вы видели Толстого. Не такой же у него румяный лоб? — Да,— говорю — лоб не такой румяный. — Ну вот, и мне так кажется. Придется исправить. — Сказать Илье Ефимовичу? - спросил я. — Ни в коем случае! Он все перекрасит и, может быть, сделает хуже. Ходил он вокруг портрета с месяц и, наконец, однажды приказывает мне: — Принесите-ка краски, масляные и акварельные. У меня всегда имелся ассортимент красок. Несу палитру, Третьяков берет самую маленькую кисточку и начинает убавлять красноту на портрете Толстого. Румянец на лбу был залессирован. Так портрет и остался, поправленный Третьяковым. Из воспоминаний Н.А.Мудрогеля "Пятьдесят восемь лет в Третьяковской галерее". Источник: tretyakovgallery.blogspot.com
|
|