Откровенные обманки и иллюзии, кажущийся реализм и вполне реалистичное представление ассортимента роскошной трапезы — в Нидерландах знали толк в «тихой жизни». Мы собрали букет из картин нескольких живописцев — виртуозов жанра, благодаря которым даже само словосочетание «голландский натюрморт» выступает синонимом совершенной техники и изящества.

Картины, изображающие природный мир, были невероятно популярны в Нидерландах. А в течение XVII века голландское слово «Stilleven» перешло в английский под видом «still life», что буквально означает «тихая, неподвижная жизнь». Однако до середины 1600-х годов сами голландцы обычно называли картины в соответствии с изображенными на них объектами, например, «завтраки».

Реализм большей части голландской живописи обманчив. Многие цветочные натюрморты, например, представляют сочетания растений, которые не цветут в одно и то же время года. А щедрые банкеты прерваны на середине, и некоторые блюда оставлены недоеденными.

Эти невероятные картины часто являются memento mori — напоминанием о смерти. Они указывают на то, что жизнь коротка, а Бог благ, но суд его суров. Поэтому воображаемые букеты могут намекать зрителю, что настоящие цветы, как и всё в мире, неизбежно должны увядать и умирать. Точно так же незавершённые банкеты говорят о внезапности смерти или служат призывом к умеренности.

Поджанрами голландских натюрмортов можно считать:

• цветочные картины, которые отражают страсть голландцев к садоводству;


• кухонные и рыночные композиции, изображающие кулинарное богатство страны;


• «показной натюрморт», связанный с предыдущим — фламандские художники разработали его для демонстрации экзотических фруктов, специй, а также предметов, цветов и мёртвой дичи;


• vanitas — популярные сцены с черепами, песочными часами, книгами, горящими свечами и другими предметами, которые подчеркивают эфемерность земных удовольствий и побуждают к размышлениям об истинном смысле жизни.

Ян Брейгель Старший

Ян, родившийся за год до смерти своего знаменитого отца Питера Брейгеля Старшего, был одним из первых художников, сосредоточившихся на цветочных натюрмортах. Его даже прозвали Брейгелем «Цветочным» или «Бархатным». Он дружил с Питером Паулем Рубенсом, и вместе они создали ряд работ, где первый писал окружающую среду и декорации, а второй — персонажей. Отличный пример тому — серия «Пять чувств», которая сейчас находится в Музее Прадо в Мадриде.

Ян Брейгель Старший предпочитал изображать цветочные композиции в вазе или сосуде, причем с уже упомянутым сочетанием растений на всех фазах цветения — такие букеты никогда не могли быть написаны с натуры.

Интересный момент: в качестве фона для цветочных натюрмортов художники обычно выбирали природные пейзажи или небо, но вслед за Яном Брейгелем стали размещать их на их тёмном фоне. Сын прославленного отца также первым начал добавлять в композиции мелкие детали — мух, улиток, бабочек на всех стадиях метаморфозы. И это вовсе не случайное «украшательство»: так Брейгель Цветочный подавал идеи трансформации и воскресение. А, например, стрекоза — символ быстротечности. К тому же все эти детальные, миниатюрные, тонко выполненные изображения служили демонстрацией мастерства живописца.

«Букет цветов» (1606) из собрания Национального музея искусств Румынии — это настоящая визуальная энциклопедия. Композиция состоит из 130-ти видов и сортов цветов, которые художник месяцами изучал в брюссельском саду эрцгерцога Альбрехта Габсбургского. Среди растений спрятано около двадцати видов насекомых. Цветы распускаются и увядают, гусеницы превращаются в куколок, а затем в бабочек, отмечая течение времени и намекая на цикличность жизни. Таким образом, созерцание картины превращается в размышления о хрупкости и эфемерности красоты и жизни, а также о божественной природе искусства. Кажется, что лишь жужжание мухи на краю сосуда нарушает эту безмолвную медитацию.

Клара Петерс

Клару Петерс называют «первой леди голландского натюрморта». Неизвестно, когда и где именно родилась и умерла художница, которая создавала работы между 1607-м и 1621 годами. Скудные факты биографии — не редкость для художниц XVII века, поскольку женщин не воспринимали всерьёз в этой профессии. Никаких записей о Кларе Петерс нет и в антверпенской гильдии святого Луки. Как и большинство её коллег-женщин в ту эпоху, она, возможно, была дочерью художника, поэтому её не требовалось включать в записи об ученичестве. Некоторые историки искусств считают, что она могла быть ученицей Яна Брейгеля Старшего или Осиаса Берта.

Благодаря Кларе Петерс значительно возросла популярность уже упомянутых «завтраков», то есть ансамблей из бокалов, керамических сосудов, другой посуды, продуктов, напитков и цветов. Хотя биографы художницы указывают, что последняя известная им картина датирована 1621 годом, в Музее искусств округа Лос-Анджелес хранится «Натюрморт с сырами, артишоком и вишнями», написанный «примерно в 1625 году». Это тщательно проработанный «завтрак», состоящий из скромных, в основном местных продуктов.

В композиции доминирует тарелка со сливочным маслом и огромные круги сыра. Эти продукты — повод для национальной гордости: молоко называли «благородной жидкостью», а молочные продукты стали неотъемлемой частью «Голландии, которую мы представляем». В то же время ассортимент и количество продуктов на столе не являются избыточными: картину пронизывает кальвинистское смирение.

Чем же удивляет эта работа XVII века современного зрителя? Картина очень реалистична. Например, каждый след зазубренного ножа отпечатан на кусочках масла. Сочный артишок и яркие красные вишни, отражающиеся в серебряной тарелке, освежают композицию, в которой преобладают коричневые оттенки. Съеденная вишня на краю стола (от неё остались только черенок и косточка), — тонкое напоминание о бренности бытия.

У Клары Петерс был особый способ подписывать свои работы. На шести из 39-ти дошедших до нас картин присутствует богато украшенный серебряный нож, на котором выгравировано её имя. Кроме того, художница добавляла в картины скрытые автопортреты в отражающих поверхностях. Присмотритесь к приведенному выше «Натюрморту с цветами, позолоченным кубком, сухофруктами, конфетами, печеньем, вином и оловянным графином» (1611) из Музея Прадо: художница написала себя трижды в кубке и четырежды — в оловянном кувшине.

Такое обилие автопортретов — форма самоутверждения. Мастера не только подписывали свои картины, но и с помощью эдаких «пасхальных яиц» демонстрировали своё мастерство, что было зафиксировано даже в литературе того времени.

Виллем Клас Хеда

Виллем Клас Хеда, родившийся в 1594 году в Харлеме, несомненно, был одним из величайших мастеров натюрморта. В начале карьеры он специализировался на «ванитас» (vanitas, буквально — «суета, тщеславие»), который восходит к болезненной одержимости смертью в XV веке. Все элементы композиции побуждают нас задуматься об эфемерности жизни и возможности внезапной смерти.

Позже Хеда переключился на «банкетные» натюрморты и «завтраки». Он мастерски передавал свет, отражающийся на поверхностях разной фактуры — стеклянной, серебряной и латунной посуде, которая располагается на идеально драпированной ткани. На картинах этого художника изображены не тщательно сервированные столы, а, напротив, уже свершившиеся трапезы.

Его самая большая картина «Остатки банкета с мясным пирогом» (1635) из Национальной галереи искусств в Вашингтоне, на первый взгляд, подчеркивает роскошь гостеприимного пира. Но тарелки и ножи вот-вот соскользнут со стола, а кубок и графин уже опрокинуты. Конечно же, скоропортящиеся продукты или забытые предметы символизируют скоротечность жизни — однозначно трактуются погасшая свеча, разбросанные устрицы и оливки, недоеденный мясной пирог и наполовину очищенный лимон.

Лимон, почти всегда с завитком кожуры, впервые использовал в своей композиции в 1621 году Питер Клас — современник Хеды. Этот мотив в то время отражал три основных интереса голландского общества — коммерцию, естествознание и живопись, а также символизировал роскошь и богатство. «Лимон на столе был признаком того, что вы попали в высшее общество, таким же, как Mercedes или сумка Louis Vuitton сегодня», — пишет Джеймс Лэнгтон в статье «Когда натюрморт дает вам лимоны: значение цитрусовых в искусстве и истории».

С 1620-х до конца 1640-х годов голландские художники предпочитали изображать натюрморты и пейзажи однотонной палитрой. Хеда была мастером таких холодных серых или тёплых коричневых цветовых схем. Здесь золото, серебро, олово и венецианское стекло сочетаются с нейтральной стеной и белой скатертью. Но уже позже — в середине 1600-х годов — для классического периода голландской живописи стали характерны более яркие цвета.

Ян Давидс де Хем

Ян Давидс де Хем родился в 1606 году в Харлеме и считался лучшим натюрмортистом своего времени. Сначала учился у своего отца Давида де Хема, затем у Бальтазара ван дер Аста, который вслед за своим зятем Амброзиусом Босхартом Старшим ввёл в композиции ракушки и улиток. Переехав в Антверпен в 1631 году, Ян де Хем сменил монохромные изображения инструментов и книг на яркие и элегантные картины с цветами и фруктами. Его натюрморты, населённые всевозможными прожорливыми насекомыми, также несут моральные послания или иллюстрируют пословицы.

Тридцать один вид растений в «Вазе с цветами» (ок. 1660) из Национальной галереи искусств в Вашингтоне не может цвести в одно время года. Многие из этих цветов имеют символическое значение. Верхние распускаются в солнечном свете, который струится через окно студии де Хема (оно отражается в стеклянном сосуде). Те, что ниже, лишены небесного света, они поникают и увядают.

Похоже, этот букет содержит ссылки к воскресению Иисуса и спасению души. Помимо крестообразного отражения оконной рамы есть и другие основания для такой трактовки. Бабочка, которая часто символизирует воскрешение, садится на белый мак — цветок, связанный со сном, смертью и Страстями Христовыми. Стебель пшеницы отсылает к таинству причастия. Ипомея, раскрытая лишь в течение дня, представляет свет истины, а ежевика помогает вспомнить о горящем кусте, откуда Бог говорил с Моисеем. Слева на столе саламандра жадно смотрит на паука, а по мраморной полке ползают улитка, моль и муравьи. Все эти существа символизируют ночь и тлен.

«Натюрморт со стаканом и устрицами» (ок. 1640) из Метрополитен-музея послужил источником вдохновения для титулованного американского поэта и мемуариста Марка Доти. Он настолько впечатлился работой де Хема, что написал о ней целую книгу. «Эта картина… захватила утраченный момент, наполненный чувством. Я не знаю, что это за чувство — тоска, грусть или мгновение полного удовольствия? Мне это кажется несколько неоднозначным. Другими словами, момент настоящих эмоций», — размышляет автор «Мимолётных мгновений».

Сейчас внимание британского минкульта приковано к «показному» «Банкетному натюрморту» де Хема. Эта масштабная работа находится в частных руках и выставляется на продажу за 6,1 млн фунтов стерлингов (около 8,22 млн долларов США). Правительство обеспокоено тем, что в стране не найдётся покупатель, и шедевр покинет Великобританию.

Красочную экстравагантность, которая пронизывает его натюрморты, де Хем передал своим последователям, таким как Авраам Миньон.

Виллем Кальф

Виллем Кальф — один из самых знаменитых, востребованных и успешных натюрмортистов XVII века — родился в 1619 году в семье процветавшего торговца тканями в Роттердаме. О его ранних годах известно немногое, но в 1630-х годах он вместе с другими фламандскими художниками проживал в парижском квартале Сен-Жермен-де-Пре. Именно там он начал писать натюрморты.

В более поздних работах Кальфа начинают появляться предметы роскоши, такие как венецианский бокал для вина с филигранной стеклянной крышкой, дамасские ткани, персидский ковёр, золотые и серебряные сосуды (многие из них оказались работами известного ювелира того времени Йоханнеса Лутма). Очень часто в композициях фигурирует китайский фарфоровый сосуд династии Мин, а также чаша из раковины наутилуса.

Панцири этих моллюсков привозили в Нидерланды из далёкого Индийского океана. Они были признаком богатства и процветания, а чаши из них часто включали в натюрморты, чтобы подчеркнуть красоту и экзотичность композиции. Сочетание металла и известкового покрова позволило Кальфу экспериментировать со светом и тенью, играя с отражениями и полупрозрачными материалами. Раковина оформлена в виде библейского кита, проглотившего Иону. Фигурку пророка можно различить на верхушке чаши — он словно собирается нырнуть в раковину наутилуса, спасаясь от зубов чудовища.

Рашель Рюйш

Рашель Рюйш называли «чудом голландского искусства» — она добилась международной известности и признания ещё при жизни, служила художницей при дворе, а её карьера продолжалась 65 лет. При этом художница была замужем за своим коллегой Юрианом Пулом, и у пары было десять детей.

Отец Рашель Фредерик Рюйш был широко известным анатомом и ботаником. Его обширную коллекцию скелетов животных, образцов минералов и растений зарисовывали дочери — Рашель и Анна. Фредерик позволил обеим учиться у Виллема ван Алста — известного натюрмортиста из Делфта. В возрасте 18 лет Рашель уже продавала собственные подписанные картины.

Корни работ Рашель Рюйш лежат в типичных для Золотого века традициях цветочной живописи (например, использование тёмного фона). Однако её композиции смелее, букеты намного роскошнее, а цвета нежнее, чем у предшественников. Таким образом, творчество художницы знаменует переход от барокко XVII века к рококо XVIII столетия. Она уделяла чрезвычайное внимание деталям и придавала композициям таинственности, направляя свет в центр. Но, несмотря на реалистичность своих картин, Рюйш также следовала обычаю составлять композиции из цветов, раскрывающихся в разное время года.

В 1701 году Рюйш стала первой женщиной-членом клуба Confrerie Pictura, который организовали в Гааге художники, недовольные гильдией святого Луки. Семь лет спустя её пригласили работать при дворе пфальцграфа-курфюрста Иоганна Вильгельма в Дюссельдорфе. Она прожила 86 лет и создала сотни картин, из которых сегодня известно более 250-ти. Последнюю свою работу художница написала в возрасте 83-х лет. Историки смогли уверенно установить это благодаря отличительной детали: подписывая произведения, Рашель Рюйш указывала свой возраст.

Главная иллюстрация: Клара Петерс. Натюрморт с рыбой и котом. XVII век

Любуясь яркими весенними клумбами, мы вряд ли задумываемся о том, что именно с цветами связана одна из самых давних, захватывающих и цитируемых историй о финансовых аферах. Голландская «тюльпанная лихорадка» — яркий пример иррационального и даже безумного поведения огромного количества людей самых разных сословий в погоне за призрачной удачей, за цветами необычной окраски. Эту историю постоянно цитируют, о ней пишут в учебниках по экономике как о феномене жадности и психоза, приведших к массовым спекуляциям. «Тюльпаномания» — весьма поучительная история, которая осталась на полотнах известных живописцев как напоминание о том, что не стоит переоценивать истинную стоимость вещей и рисковать при этом своим благосостоянием. Даже если это красиво.

К началу XVII века в Европе рос интерес к ботанике и садоводству, что можно объяснить многократно возросшим торговым и культурным обменом с другими странами и континентами, включая Латинскую Америку и страны Востока. Многие известные художники — в частности, Ян Брейгель Старший, Амброзиус Босхарт, Рулант Саверей — сделали цветы центром своего творчества. На такие полотна был хороший спрос: живой цветок не вечен, а роскошный натюрморт исключительно выигрышно смотрелся в интерьере. В этот же период в Нидерландах создавались ботанические сады и процветала международная торговля экзотическими цветами, в том числе и тюльпанами.

Историки считают, что в Европу изысканный восточный цветок привез фламандский ученый и дипломат Ожье Гислен де Бусбек (1522 — 1592). С 1556 года де Бусбек на протяжении семи лет был посланником Священной Римской империи в Стамбуле, где не только участвовал в переговорах о границах двух империй, но и вел исследовательскую деятельность по вопросам лингвистики, а также изучал местные флору и фауну. Считается, что именно Ожье де Бусбек познакомил европейцев с тюльпанами, привез первую сирень, а также конский каштан.

Первые тюльпаны в Европе были описаны швейцарским ботаником и энциклопедистом Конрадом Геснером (1516−1565), который увидел их весной 1559 года в саду магистрата Аугсбурга — города, где жили богатейшие купцы и ювелиры. Два года спустя Геснер стал первым, кто опубликовал иллюстрацию этого цветка — низкорослого растения с ароматными красными цветами, похожими на лилию. Почти двести лет спустя Карл Линней назвал в честь Геснера красный декоративный тюльпан — Tulipa gesneriana.

По одной из версий, первые луковицы тюльпанов «поселились» в Вене, в саду лекарственных растений императора Фердинанда I, коим заведовал ученый-ботаник Шарль де Леклюз - его многие знают как Карла Клузиуса, «отца всех красивых садов Европы». Через некоторое время Клузиуса пригласили в Лейден, где он не только стал почётным профессором ботаники, но и начал работу по созданию Лейденского ботанического сада. Ученый адаптировал цветы к местному климату, и в 1594 году в Нидерландах на правах желанных благородных растений расцвели первые тюльпаны, положив начало будущей всемирно известной цветочной индустрии луковичных растений.

К слову, поначалу далеко не все понимали ценность тюльпанов. Клузиус в своей «Истории весьма редких растений» (1601) рассказывал о том, как в 1570 году один купец из Антверпена получил партию тюльпанов и не знал, что делать с этими луковицами. В результате их решили использовать в пищу и попытались приготовить, обваляв в сахарной карамели (по другой версии — пожарили с луком). Блюдо вышло так себе… А вот остаток «невкусного лука» был посажен в огороде, где некоторое время спустя расцвели невиданные цветы.

Тюльпан и луковица тюльпана, изображенные на этом двойном портрете — отсылка на богатство супругов, а также символ быстротечности жизни. Цветок появляется из луковицы, совсем недолго цветет и вскоре умирает. Пустые раковины на столе — еще один символ ушедшей жизни. Вероятно, это памятный портрет, выполненный по заказу одного из супругов (возможно — мужа) после смерти другого. Картина была куплена на аукционе Sothebis в 2011 году за 71,5 тыс. долларов.

К началу XVII века тюльпаны были отрадой богачей и символом высокого статуса. Выводились новые сорта — не слишком быстро: чтобы размножить луковицу определенного вида тюльпанов, требовалось время. В первый год цветок давал прирост в одну луковку, на следующий год два цветка могли дать при благоприятных условиях уже четыре луковицы. Для того, чтобы решиться и продать лишние редкие луковицы другому коллекционеру, их обладателям требовалось до десяти лет. Особого внимания при разведении тюльпанов удостоились пестрые цветки — истинный, особый шик!

В 1612 году цветочный каталог содержал уже порядка ста сортов тюльпанов, некоторые из которых оценивались в сотни и даже тысячи гульденов.

Одним из самых редких и дорогих сортов тюльпанов считался Semper Augustus (что можно перевести как «Август навсегда») — красный с белыми прожилками. По одной из легенд, некоторое время все тюльпаны этого сорта были сосредоточены в руках одного-единственного коллекционера — Адриаана Паува. Богач и дипломат, Паув владел богатейшим собранием растений и для того, чтобы продемонстрировать свое богатство, установил в саду беседку с зеркалами, многократно увеличивающими количество цветов.

Еще одним знаменитым сортом был красно-жёлтый «Висерой», очень ценились сиреневые и фиолетовые цветы с белыми полосками.

Тюльпаны художники воспевали, изображая как особняком, так и в компании других цветов, и далеко не всегда в соответствии со сроками цветения каждого составляющего «букет-фантазию». Почему? Во-первых, это красиво. И, что не менее важно — символично: каждому объекту отводилась своя роль в толковании натюрморта.

К началу 1630-х годов в Голландии экономический спад, вызванный войной с Испанией и последующей рецессией, остался позади. Практически эксклюзивные права на торговлю с Ост-Индией, мощный флот, успешные и знаменитые мануфактуры, фабрики, развитие банковского дела — все это сделало Голландию одной из богатейших и влиятельных стран Европы. Развивающийся финансовый рынок начал оперировать такими понятиями, как опционы и сырьевые фьючерсы. Грузы, идущие с Востока, продавались заранее, однако не все корабли приходили в порт назначения, и фьючерсные продажи были запрещены законом. Однако купцы в погоне за наживой обходили закон, который не карал за предварительные продажи, и фьючерсные сделки были на совести сторон, их заключающих.

Избыток денежных средств, растущий спрос и повальное увлечение выращиванием тюльпанов привели в результате к тому, что торговцы увидели в тюльпанах привлекательный актив. Стоимость редкой луковицы в то время могла составлять 3 тысячи гульденов и более — совершенно фантастические суммы для простых голландцев, чей среднегодовой доход колебался в пределах 150−300 гульденов. Вырастить редкий тюльпан на своем огородике мечтал каждый.

В попытках как-то «подействовать» на луковицы голландцы прибегали к самым различным ухищрениям — от притрушивания грядок известью или опилками до полива цветов растворами красок. Везло, однако же, немногим — хотя бы потому, что, как считают современные ботаники, тот же сорт Semper Augustus был «получен» в результате заражения цветов вирусом мозаики, который и давал пеструю окраску лепесткам.

Длительное время, необходимое для воспроизведения редких луковиц, изобилие денежных средств и стремление заполучить себе дивную редкость привело к широкомасштабному явлению, известному сегодня как «Тюльпанная лихорадка», или «Тюльпаномания».

В 1636 году Голландию поразил ажиотажный спрос на новые редкие сорта тюльпанов, которые еще не дали прироста луковиц, но уже продавались и перепродавались по фьючерсным договорам — порой и десять раз в день!
Вот как описывали ситуацию современники «тюльпаномании»: «Дворянин покупает тюльпаны у трубочиста на 2000 флоринов и сразу продает их крестьянину, при этом ни дворянин, ни трубочист, ни крестьянин не имеет луковиц тюльпанов, да иметь и не стремится. И так покупается, продается, обещается больше тюльпанов, чем их может вырастить земля Голландии». Финансовые спекуляции, на которых можно было нажиться, не имея на руках товара, бередили разум и волновали душу. «Дворяне, горожане, фермеры, механики, моряки, лакеи, горничные, трубочисты, торговцы старьем — все завязли в торговле тюльпанами. Дома и земли продавались за разорительную низкую цену или шли в уплату покупок, сделанных на рынке тюльпанов. Так заразительна была эпидемия, что иностранцев поразило то же безумие, и деньги текли в Голландию отовсюду».

Некоторые исследователи считают, что ситуацию дополнительно спровоцировало большое количества золота, которое голландцы добывали в Латинской Америке. Другие считают, что после эпидемии чумы поредевший средний класс стал зарабатывать больше денег и мог позволить себе некоторые элементы роскоши, в том числе относительно недорогие сорта тюльпанов. А тем временем у богачей скопились изрядные денежные средства, которые они легко тратили — в том числе и на луковицы. Еще одной составляющей всеобщего безумия стал повышенный интерес к тюльпанам в других странах Европы, в том числе при дворе Людовика XIII. Мода диктовала спрос, спрос вырос, а предложение от него изрядно отставало.

Продажей и перепродажей несуществующих партий цветов занимались практически в каждой таверне и гостинице, а по вечерам обмывали удачные сделки за изобильными столами. Продавцы привлекали покупателей все новыми «хорошими» условиями сделок, принимая в оплату части контракта деньги, а остальное — под залог имущества. Люди просто помешались, пуская на ветер колоссальные состояния. Каково — за редкую луковицу могли отдать пивную стоимостью 30 тысяч гульденов!

На картине изображена триумфальная колесница богини цветов Флоры, представленная в виде карнавальной повозки. Богиню сопровождают трое мужчин в дурацких шапках, украшенных «рогами» из драгоценных пестрых тюльпанов — «пьяница», «стяжатель» и «лжец». Матушка «загребущие руки» взвешивает золото, а птица надежды покидает свою хозяйку. За колесницей следуют разорившиеся ткачи из Харлема, которые вложили деньги в спекуляцию тюльпанами.

Все хотели купить побольше, чтобы потом продать подороже. Даже художник Ян ван Гойен не избежал участия в этом всеобщем сумасшествии: за 10 тюльпанных луковиц бургомистр Гааги получил от него 1900 флоринов деньгами, и к этому — пейзаж кисти Якоба ван Рейсдала и обязательство написать картину. Для сравнения скажем, что за большую панораму, написанную несколькими годами ранее для принца Оранского, ван Гойен получил — «всего лишь» 650 гульденов, а тогда за сотню монет можно было купить хорошую корову, за пару сотен — карету.

Как и любое безумие, «тюльпаномания», пережив свой пик, закончилась. В 1637 году цены пошли вниз, и ничем не обеспеченный рынок рухнул. Последовал огромный скандал и череда судебных разбирательств. После многочисленных общественных собраний и трехмесячных дебатов гаагского Совета по делам провинций сошлись на том, что продавцы получили по пяти гульденов на каждую сотню, причитающуюся им по договорам. Но и это решение привело к массовым банкротствам — «по миру» пошли и азартные дворяне, и купцы, и простые горожане. Эти события были описаны в книге английского журналиста Чарльза Маккея «Чрезвычайные популярные заблуждения и безумие толпы» (1841).

Несмотря на достаточно печальный финал «тюльпаномании», Голландия и по сей день остается ведущей европейской «страной тюльпанов», успешно культивирующей луковичные растения. «Голландские луковицы» — залог успешного цветения весенней клумбы, а также тонкий намек на то, что не стоит делать решающую крупную ставку на товар, даже если он прямо сейчас — большая редкость.

Главная иллюстрация: Главная иллюстрация — фрагмент натюрморта Пауля Теодора ван Брюсселя «Цветы в вазе» (1792)

В предвкушение дивного ужина с отварной картошечкой, укропчиком и тающей во рту селёдочкой вспомните имя бедного голландского рыбака Виллема Якоба Бейкельзона из деревушки Биерфлит (Willem Beukelszoon van Biervliet). Ведь если бы не его вклад в историю селёдки, мы — страшно подумать — так никогда бы и не узнали её истинного вкуса.

Рыба для бедняков и прокажённых

До конца XIV в. селедку не считали пищей, достойной порядочных людей. Ее не жаловали из-за тяжелого запаха прогоркшего рыбьего жира и неприятного горького вкуса. Покупать такую рыбу охотников находилось немного, а потому и ловили ее не очень охотно. Рыбаки, обнаружив косяк сельди, забрасывать сети не спешили. Лов ее начинали только тогда, когда в море уже ничего кроме селедки, шедшей в начале лета к берегу, поймать было невозможно.

А потому селёдка была едой самых последних бедняков и, как говорят, странствующих монахов, которые считали её употребление способом умерщвления плоти. Голландским рыбакам, чьим единственным кормильцем было море, приходилось нелегко. Сельдь ходит большими косяками и избежать её попадания в сети нелегко, а в начале лета, когда рыба идёт к берегу на нерест в огромных количествах, в море вообще ничего другого не поймаешь.

В то же время, невкусную рыбу покупали неохотно и платили за неё копейки. Иногда, правда, спасали «государственные закупки». Так, французский король Людовик IX — недаром получивший прозвище Святой — скупал по дешёвке сельдь и посылал её из милосердия в колонии прокажённых.

Солёная сельдь — совсем другая история

Как родилась в голове простого рыбака эта гениальная идея, история селёдки умалчивает, известно одно: в 1380 году Виллем Якоб Бейкельзон впервые осуществил два довольно простых действия. Сразу после вылова он вырезал у каждой рыбины жабры: оказывается, именно в них содержится горькое вещество — причина неприятного вкуса мяса. Затем тут же, на палубе лодки, Бейкельзон уложил селёдку аккуратными правильными рядами в бочки и пересыпал каждый слой солью, избежав таким образом быстрой порчи рыбьего жира, которым так богата сельдь. Делал он все это прямо в море, едва выловив рыбу, и пока судно шло к берегу, рыба солилась в бочках на его борту.

Пока шёл промысел, рыба успела просолиться и, сойдя на берег, гениальный рыбак предложил своим односельчанам попробовать селёдку на вкус. Те с сомнением послушались и не поверили сначала своим ощущениям, а потом и глазам! Неужели это нежное, тающее во рту, жирное и вкусное мясо принадлежит той самой «мусорной» рыбе?

Прежде никому и в голову не приходило столько возиться с такой дрянью, как селедка! Тем больше удивились соседи Бейкельса вкусной, аппетитно пахнущей жирной рыбке, которая буквально таяла во рту. И запивать ее пивом было необычайно приятно. Так, в конце 1380-х гг., жители нидерландской приморской деревни первыми познали истинный вкус селедки.

Истинно голландский фастфуд

Через несколько лет, в 1390 г., после летнего лова селедку, засоленную новым способом, впервые вывезли в большие города Голландии, где она покорила всех. А спустя лишь три года этот «новый продукт» признали уже во всей Голландии. С этого начался настоящий селедочный бум, который не прекращается и поныне.
Слава голландской селедки быстро вышла за пределы страны и распространилась по всей Европе. Спрос на «рыбу нищих» вырос невероятно, и оборотистые голландские купцы немедленно стали вкладывать деньги в организацию лова. Был построен целый «сельдяной флот» рыбацких лодок и кораблей, приспособленных специально для лова и засолки сельди. Естественно, расцвело кораблестроение, возникли новые верфи – на них строили не только рыбацкие суда, но и большие купеческие, караваны которых вывозили селедку в другие страны, и военные корабли для сопровождения этих караванов.

Секрет производства сельди голландцы берегли свято и, не имея конкурентов, диктовали свои цены на деликатес, без которого уже был немыслим стол любого королевского двора Европы. Морская торговля невероятно обогатила голландцев и благодаря своему «малосольному золоту» Голландия быстро вышла в число самых развитых стран, стала великой морской державой.

Так началось триумфальное шествие селёдки по миру, её экспорт увеличивался с каждым годом, и в России она попала уже в XV веке. До сих пор сельдь — национальный продукт Нидерландов, а её лучший сорт назван «бейклингом» в честь смышлёного соотечественника.

В память о первооткрывателе деликатеса

Конечно, сам Бейкельс и не предполагал, чем обернется его желание приспособить «бросовый продукт» к делу. Он не дожил до настоящего «большого бума» и умер в 1397 г., всего через несколько лет после того, как его селедку попробовали сами голландцы. Но хоронили его с большими почестями, и могила его сохранялась.
Имя Бейкельса осталось не только в памяти народной, его запечатлели в государственных хрониках, и поклониться праху Виллема приезжали коронованные особы. Первыми из монархов дорожку на кладбище Биерфлинта проторили император Карл V и его сестра Мария, королева венгерская. Венценосные брат и сестра были заядлыми любителями селедки и в 1556 г. посетили могилу человека, подарившего им такую радость в жизни. Воздавая должное покойному, Их Величества изволили помолиться на могиле Бейкельса об упокоении его души, а после произнесли благодарственную речь в его честь.

Селёдочные традиции

Традиции в деле лова и продажи селедки соблюдаются по-прежнему – это неотъемлемая часть истории Нидерландов. Открытие сезона лова, которое является национальным праздником, совмещающим и фольклорный фестиваль, и спортивное состязание, и бизнес, превращается в событие европейского масштаба. Ему посвящаются материалы телевидения и радио. Сообщения о подготовке к выходу на лов и прогнозы будущих уловов помещаются в газетах.

Как и века назад, суда рыбаков, взяв запас соли и бочек, выходят в море в мае, когда селедка особенно жирна. Лов идет до тех пор, пока все бочки не будут заполнены. После этого суда наперегонки спешат в берегу – начинается настоящая гонка. Там, в порту, уже волнуется огромная толпа, следящая за этой рыбацкой регатой.

Призом для капитана и команды судна, пришедшего первым к причалу, служат честь и выгода. Именно из улова этого судна первый бочонок сельдей будет торжественно поднесен в дар самой королеве Нидерландов. А это, согласитесь, большая честь – иметь возможность сказать: «Королева кушает мою селедку!»

Второй бочонок продают с аукциона и за него порою платят сумасшедшие деньги. Покупателю такого бочонка выдается сертификат, удостоверяющий факт покупки самого первого бочонка голландской сельди в этом году. Эта грамота, помещенная в рамочку, обычно вывешивается на почетном месте в доме и служит главным украшением гостиной или кабинета победителя аукциона. Иметь такой диплом очень престижно: он показывает, что хозяин дома «может себе позволить». Золотые запонки с бриллиантами и шикарное авто есть у многих, а вот такое свидетельство может получить только один человек в году. Обладатель реликвии устраивает праздник, на котором главное блюдо, конечно же, селедка из того самого «заветного бочонка».
Впрочем, не один этот «счастливчик» широко празднует начало сезона лова селедки. Богатые голландцы и приезжие гурманы в считанные минуты раскупают улов первого дня, и по всей стране начинается череда селедочных банкетов, на которые обычно съезжается весь голландский бомонд, а также высокопоставленные гости из разных стран.

Те, кому подобные утехи не по карману, тоже без селедки не остаются: круглый год ее продают всюду. Но в начале лета спрос на нее особенно возрастает благодаря туристам, специально приехавшим в Голландию полакомиться настоящей «маатьесхарен» – так называется это блюдо. На набережных Амстердама и Гааги огромное число лоточников продают малосольную селедку и все, что к ней полагается. Продавцы в национальных костюмах прямо на глазах покупателя выхватывают из ведра с мутным рассолом лоснящуюся от жира рыбу, с необыкновенной сноровистостью сдирают с нее шкуру, отделят мясо от костей и уже через минуту подают чистое филе малосольной сельди.

По традиции, восходящей едва ли не ко временам Бейкельса, его следует есть особым способом: взяв филе пальцами за ту часть, что ближе к хвосту, его обмакивают в тарелку с мелко нарезанным лучком и весь кусок целиком опускают в рот. Заедают селедку серым голландским хлебом. Знатоки утверждают, что перед этой процедурой хорошо бы выпить водки. Впрочем, есть мнение, что лучше запивать особым сортом пива, но это уже дело вкуса. Судя по набору ингредиентов, главное после этого праздника чревоугодия – не приставать с поцелуями к людям, чьим расположением вы дорожите.

Состав и польза селёдки

Долгое время о других достоинствах сельди, кроме вкуса, было неведомо. Но с развитием науки, выяснилось, что селёдка — это ещё и ценнейший по своим полезным свойствам продукт. Он содержит много высокоусвояемого белка — к примеру, человеку достаточно 200 г сельди, чтобы удовлетворить дневную норму протеина. Сельдь богата незаменимыми микроэлементами — фосфором, кальцием, йодом, калием, селеном, железом, магнием, натрием, цинком, фтором, витаминами А, Е, D, РР, B12, В1, В6.

Единственный недостаток селёдки — это избыток соли, поэтому следует приобретать только малосольные сорта, а также стараться не солить те продукты, которыми вы собираетесь селёдочку заедать, например, ту же картошку.

Лариса Солодовникова