Борис Мирза — писатель, драматург, актер, режиссер документальных фильмов и сериалов. Автор книги рассказов «Мост для Поли».

Именно рассказ — любимый жанр автора, который, по его мнению, требует ощущения и внимания к малому, незначительному, умения видеть большое в малом».

Осень была мягкой и прохладной. Такой она бывает только в конце сентября в центре Москвы и нигде больше. Только теперь в этот сероватый вечер, он до конца ощутил, что такое эта московская осень. Осень, укутывающая улицы в желтый с красным плед из листьев, осень высокого и прозрачного купола неба, осень бледно светящихся искусственным светом витрин, осень, проглатывающая воспоминания, осень несущая забытье. Да, она была мягкой и прохладной. Такой она бывает только в центре Москвы.

***
С гулким стуком захлопнулась дверь подъезда, и через пять минут он уже стоял на Петровском бульваре. И вот как всегда, сделав что-то быстрое и необдуманное, он остановился и попытался проанализировать: зачем оказался здесь, что привело его на этот унылый бульвар с мокрыми от дождя скамейками и черными стволами голых тополей, отражающихся в лужах на фоне неба?

***

Если вы захотите обменять маленькую комнатку в коммуналке на Петровском бульваре, на двухкомнатную квартиру на Рязанском проспекте, то не думайте, что это совсем уж нелепо. Вполне возможно найдется человек, готовый и на такую фантастически глупую сделку.

Тем, кто обменялся с ним, повезло, он сам нашел их, сам предложил обмен и сам согласился на не вполне адекватную доплату, впрочем, позволявшую ему прожить какое-то время, предаваясь любимому занятию.

***

С тех пор как ее не было рядом — он спал.

***

Он присел на ближайшую лавку. И ничего, что она сырая, когда сильно хочешь вздремнуть на свежем воздухе, чуть подмоченное драповое пальто разве может стать помехой?
Здесь на этом бульваре они гуляли с мамой в те далекие времена, когда она забирала его из школы. Это, кажется, был шестой класс.

Именно в то время, он впервые обнаружил, что не нравится одноклассницам. И это было вторым несчастьем, свалившимся на него за всю жизнь. Первым было отсутствие отца. Но когда он привык к первому, тут же возникло второе.

Он довольно быстро определил причины своих неудач. Он был из бедной, не полной семьи. И если до пятого класса его совершенно не смущало, что он не сдает деньги на завтраки, а наоборот носит и школы бидоны с обедом, то как только ему начали нравиться девочки, то он понял, постыдная его нищета может вызвать у сверстниц только жалость, но никакие другие чувства. И это раз.
А два, три, четыре и даже пять это то, что он был урод.

И это тоже обнаружилось к концу пятого класса. Как сам он не догадывался об этом раньше? Ведь и зеркало было у них с мамой в коридоре и смотрел он на себя часто натягивая обувь перед выходом из дома. Но вот теперь, в тот же момент, когда оказалось, что он не может купить на экскурсии по ВДНХ сосиску с горчицей, как весь класс, потому что мелочи у них с мамой не нашлось, вот теперь, вернувшись, домой с ужасной выставки, он и взглянул на себя в зеркало точно в первый раз…

Толстые щеки и жидкие волосы (их совсем почти не было, не росли), чуть скривленный набок рот с тонкими губами и до обидного маленькие глазки. Живо, в один миг он сравнил себя со сверстниками и понял, что он хуже всех. Раньше он был таким же как они, а теперь… и в ту же секунду он догадался, что они наверняка видели то какой он, и наверняка смеялись над его уродством за его спиной. Это, конечно, было не правдой, его некрасивое лицо и неуклюжая фигура никого не интересовали. Но теперь, когда он узнал, а вернее увидел себя, то не мог поверить в то, что над ним не потешаются одноклассники и что еще хуже одноклассницы.

***

Мать нашла его в коридоре. Он сидел на полу под зеркалом и плакал. Именно не ревел как маленький, а плакал беззвучно и горько, вытирая слезы ладонями, стараясь остановится. И чем больше старался, чем сильнее стискивал зубы, тем крупнее капли срывались и падали с его ресниц.

— Что ты? – Мать наклонилась и попыталась поднять его голову. – Двойку что ли схлопотал?

Он только усмехнулся в ответ. Впервые так горько, так по-мужски усмехнулся, что мать на секунду даже опешила, таким он стал другим, взрослым.

— Влюбился. – Заключила она, и улыбнулась, была уверена, что уж теперь нашла верный диагноз.

Сын посмотрел на нее, и она поняла, что ошиблась.

— Мам, — сказал он спокойно, слез будто и не бывало, — а у тебя есть фотография отца?

Она не ждала такого вопроса. То есть, конечно, она подозревала, что когда-нибудь сын захочет узнать кто его отец, но оказалась не готова к такому вопросу именно сейчас.

— Мне все равно кто он. – Сын помолчал, ожидая ответа и не дождавшись, продолжил, — все равно кто и где. Просто может быть у тебя осталась его фотография?

Что она могла ответить. Она не знала, кто он и где. Но у нее была его фотография.
— У меня осталась его фотография. – Мать смешно не выговаривала букву «Р».

Она ушла из коридора в комнату. Судя по звукам, долго рылась секретере, и вернулась. Протянула на ладони черно-белую карточку такую, какие лепят на пропуска и в паспорт. – Вот держи, Павлик. Это твой отец.

Сын взял фотку. Подержал в руках мгновенье, другое. Мать ждала, а что ей оставалось?

На Павла глядел его отец. Он был уродом, с маленькими глазками, толстыми щеками и чуть искривленным тонкогубым ртом. Эта тварь, эта уродливая толстощекая тварь, с маленькими глазенками и слюнявым кривым ртом, посмел бросить его мать.

Он посмотрел на мать мельком — знал что увидит. Мать, кончено, была очень красива.
Потом опять взглянул на фото, уже просто так чтобы отдать и забыть о нем навсегда.
Протянул карточку маме.

— Тварь, — сказал он спокойно, — уродливая тварь.
— Он твой отец, он… — она совсем была не готова к разговору с сыном…
— Выкинь… — сказал он. – Выкинь эту рожу.

Опираясь о стену двумя руками, Павел поднялся. Почувствовал спиной холодок от зеркала. Обернулся.
Теперь он всегда будет видеть его рожу. Даже если порвать фотографию на мелкие кусочки. Каждый раз, когда он заглянет в зеркало, на него оттуда будет смотреть ненавистный ублюдок, бросивший его мать.
И в эту секунду он понял, как любит маму. Ненависть и любовь слились воедино, стали чем-то одним не разделимым и главным в его душе.

***

Собственно ничего не изменилось в его жизни, с тех пор как он увидел фотографию отца. Он просто осознал себя, понял кто он в этом мире, и соответственно понял как себя вести с окружающими. Правда, окружающие не заметили перемен в нем произошедших. Никто, кроме мамы, но ведь матери замечают всё. А остальным было глубоко по фиг, как там изменился Пашка.

А сам он понял и согласился со своим вероятным будущим, в котором ему уготовано место где-то в стороне и в котором главным человеком для него станет его мать. Мир стал простым и ясным. Появилась цель.
— Давай съездим в Ленинград, — сказал он как-то вечером, — давай съездим на каникулы в Ленинград.
— Только на летние. – До лета было еще очень далеко, и мать могла пообещать что угодно.
— Хорошо. – Сказал он. – Летом.

***

Он, конечно, ни на минуту не забывал об этой поездке. Сосредоточено, почти как автомат ходил в школу учился. Старался по возможности экономить, чего мать не могла не заметить. Мелочь, которую она изредка выдавала ему на выходных, он сохранял в копилке всю до копейки.

Конечно не из-за этой копилки, но поездка с каждым днем становилась реальным их будущим. Где-то в конце зимы и мама свыклась с мыслью о том, что в ее отпуск они отправятся на неделю в Ленинград. Свыклась, обрадовалась и приняла живое участие в подготовке.

Они вместе листали книгу, принесенную им из школьной библиотеки. Это был обычный альбом-путеводитель из дешевой серой бумаги с мутными черно-белыми фотографиями.

Особенно им нравился Исаакиевский собор. Можно было подняться на его крышу и увидеть весь Ленинград разом. Дух захватывало от такой возможности.

***

Неделя летом в Ленинграде была гораздо лучше, чем он мог себе представить. Каждый день заполнен чем-то важным, значительным, новым…

Крейсер «Аврора» и Медный Всадник, Лицей, Петродворец, и наконец, у самого неба на крыше Исаакиевского собора. Чувство что летишь над этим чудесным холодным городом, чувство такое близкое к совершенному счастью, что трудно было дышать.

Они, взявшись за руки, летели над Ленинградом.

— Мы еще сможем купить мороженное, когда спустимся, мам? Я видел, там продавали у кассы.
— Сможем. – Она улыбнулась, восторг сына передался ей в полной мере. — В стаканчике, с розочкой.

Она не выговаривала «Р» в слове розочка. У нее были большие серые глаза, и белая челка падала на глаза и она хмурилась и сдувала ее, смешно выпятив нижнюю губу.

***

С тех пор они каждое лето ездили на неделю в Ленинград. Эти поездки могли прерваться на два года, когда ему исполнилось восемнадцать лет, и он не поступил в институт. Его могли забрать в армию, но тут как раз и помогла слоновья фигура подарок человека с фотографии все так же хранившейся в секретере.
Медицинская комиссия в военкомате признала Павла не годным к службе в мирное время. И хоть среди его сверстников освобождение от почетной обязанности и считалось чем-то совершенно неприемлемым на пути – армия- взросление- женитьба, он не расстраивался. О женитьбе и не задумывался. А вот устроится на работу и летом уехать с матерью отдыхать он вполне мог.

В Ленинграде есть набережная, с которой в хорошую погоду уходят прогулочные корабли. И можно ехать на корме и ощущать почти жидкий струящийся воздух и капли воды на лице.

— Мам, скажи, ты любила его?
— Кого?
— Моего отца.
-Любила.
— А теперь, — Он без труда говорил об этом, здесь в Ленинграде они могли говорить о чем угодно. – Теперь, ты ненавидишь его.

Она смотрела куда-то мимо шпиля Петропавловской крепости, вдаль, в голубовато-серое питерское небо.

-Нет. Люблю. – И потом тише, как взрослому, — любовь ведь не исчезает никогда. И никуда.
— Как это?

И тут она повернулась к нему и улыбнулась своей прекрасной улыбкой.

— Я гляжу на тебя, и вижу его. Понимаешь? Нет, конечно, не понимаешь. Но поймешь. – Она улыбнулась.
Ему было девятнадцать. Но он еще не понимал.

***

Ему было двадцать один, когда она умерла. За неделю до поездки. В июле.
Вернулся из магазина, а она лежит лицом вниз на полу в коридоре.
Он как-то сразу понял, что произошло. Понял, что это был не обморок, не припадок.
Не закричал, не бросился поднимать, а поднял трубку телефона и вызвал скорую. Вызвал так, будто к живой. Будто не знает, что произошло. И даже в конце попросил поторопится.
Повесил трубку и посмотрел на нее. Сделал шаг. Наклонился. И запахнув на ней халат поднял холодное уже тело на руки. Такая сила вдруг взялась в нем, что ни разу не спотыкнувшись, не пошатнувшись, донес ее до кровати. Уложил.

Падая, она разбила губы. Кровь запеклась на щеке и подбородке.
Он сходил в ванную и намочил горячей водой, почти кипятком, губку. И вытер щеку. Не до конца. Сходил еще раз. И еще…

***

Похорон он не помнил. Почти совсем. Крематорий. Много людей. Много. Они всегда с матерью были одни. А теперь было много людей. Много. Вдалеке гроб. Около него много людей… целый зал. Они всегда были одни.

***

Поминки он не помнил. Почти совсем. Было много людей. Жирного ублюдка с фотографии не было.
Троюродная сестра матери, приехавшая из Владимира, сказала тихо но так, что это было единственное что он услышал и запомнил.
— Совсем Пашка чумной. Как бы петельку не навязал.

***

Он навязал. Через день, или через два, или через три. Не вышло. Даже не смотря на всю допитую водку оставшуюся с поминок (примерно пол бутылки), было больно и страшно. Шум в голове сильнее каждой секундой и страх, и паника. Турник, к которому он привязал веревку, оказался слишком низок и слаб — сломался под Пашкиным весом. Турник этот когда-то делала для него мама.
На шее остался красный след. Его никто и не заметил когда отмечали девять дней.

***

Вскоре он дал объявление об обмене квартиры. И, естественно очень быстро нашел желающих. И так же быстро оказался здесь. На Петровском бульваре. Сложил в своей комнатушке их с матерью вещи.

***

За ним с гулким стуком захлопнулась дверь подъезда, и через пять минут он уже стоял на Петровском бульваре.

***

А через десять минут он спал на мокрой лавке.
С тех пор как ее не было рядом – он все время спал.

***

— Проснитесь, вы замерзнете. – Она смешно выговаривала букву «Р».

Он открыл глаза.

— Нельзя спать на мокром, — Да, она смешно выговаривала букву «Р».

У нее были вьющиеся каштановые волосы, челка, большие глаза и чуть длинноватый нос. На ней было зеленое матерчатое пальто с поясом и коричневые сапоги на молнии.

— Я больше не буду. – Он улыбнулся. – Мне приснился Ленинград.
-Я там никогда не была. Где только ни была, а там нет. – Она дунула и челка взлетела в верх. – Как вас зовут?

Он назвал свое имя, а она свое.

— Надо обязательно съездить в Ленинград. – Сказал он. – Там есть Исаакиевский собор.
— Я знаю. Может и получится. Следющим летом.
— Обязательно.
-До свидания. – Сказала она, отвернувшись, пошла поперек бульвара. Остановилась. Обернулась. – Мне домой.
И вы бы не сидели. Правда, холодно же.
— Ничего. Я еще немножко. – Сказал он.

Она кивнула и пошла к ближайшему дому. Зашла в арку.
А через несколько минут, в окне на четвертом этаже загорелся свет. А еще через мгновенье появился ее силуэт. Он махнул ей рукой. И она помахала в ответ.
И для него этот взмах означал, что тогда в Ленинграде, мама была права.

***

Любовь не исчезает никогда. И никуда.

Автор — Борис Мирза

Одним дарят подарки, а они этого даже не замечают...

Или не особо ценят. Повертят в руках и протянут пренебрежительно; мол, разве же это подарок? Подумаешь, семья есть. Подумаешь, здоровье. Оно так себе, кстати, среднее. Подумаешь, пальто купил или машину. Какой же это подарок, я же купил. Заработал деньги, потому что работа есть и здоровье. Подумаешь, Жизнь. Тоже так себе подарок. Это довольно тягостно и трудно - жить-то. Подарок - это миллиард долларов и дворец вроде Тадж-Махала. Ну, или что-то такое, я не знаю точно, но нечто масштабное и ценное. А это дрянь и пустяки…

А одной девочке много лет назад подарили подарок, она его на всю жизнь запомнила, навсегда. Ей было шесть лет. Маме пришлось отдать ее в интернат; они жили в деревне, мама решила завербоваться на северную стройку, потому что они с дочкой погибали в нищете. И маленькую Асю мама отдала в интернат в городе, чтобы пока обустроиться на новом месте. Это было давным-давно, тогда некоторым приходилось так поступать.

А в интернате Ася тяжело заболела скарлатиной. И ее воспитатель отвезла в детскую больницу и там оставила. Мама не могла приехать, Ася это понимала. Она тихонько лежала в палате и думала. Ни книжек, ни игрушек не было. Другие дети лежали с мамами или мамы к ним приходили в часы приёма. А кто к Асе придёт? Воспитательница? Никто. Она уже большая девочка и сама может справиться.
Ася вела себя очень хорошо, тихо и послушно. Сама умывалась, надевала застиранный халатик, наливала водичку, если пить хотела, помогала другим детям, если они плакали или боялись. И не жаловалась.

А вечером девочка смотрела в окно. Там горел фонарь и падал снег. Новый год приближался. Ася воображала, что под окном стоит ее мама. И тихонько воображаемой маме махала рукой. И не плакала, чтобы маму не расстраивать, хотя в горле был жгучий комок…

Новый год так и прошёл в болезни и в одиночестве. Другим детям мамы и папы подарили подарки, они рассматривали машинки и кукол, разворачивали конфетки. Ася увидела у себя на тумбочке большой красивый пакет - это тогда удивительная редкость была, красивый пакет с цветочками. Его кто-то по ошибке оставил у кроватки девочки. Ася не стала заглядывать в пакет; это же чужое. Это кому-то принесли подарок и по ошибке оставили на её тумбочке. Дед Мороз ошибся, надо все исправить! И девочка стала заглядывать в другие палаты и спрашивать: чей это пакет? Чей подарок?

Асю увидела тетенька-доктор, замотанная и неласковая. Ася у неё тоже вежливо спросила: чей это подарок? Она никак не может найти хозяина красивого пакета, а он, хозяин-то, может, ждёт и плачет. Может, Дед Мороз перепутал? Или чья-то мама? Пришла ночью в темноте и перепутала… Тетенька-врач сказала, что Дед Мороз приходил ночью, было дело, да. И ничего не перепутал, просто Асю будить не хотел. Положил подарок лично для неё, передал привет от мамы и пожелал выздоровления. Это асин подарок, раскрывай скорее пакет!

Ася обмерла от счастья. Ещё пакет не открыла, а дыхание перехватило... А потом увидела: апельсинка, конфетки, яблоко, орехи и фломастеры! Шесть цветов, фломастеры! И альбом для рисования! Это был невероятный подарок, баснословно щедрый. Фломастеров у Аси никогда не было. И она тихонько пошла, счастливая-счастливая, рисовать рисунок для Деда Мороза. И для мамы. Мама же все равно приедет весной, а весна все равно наступит, так что надо приготовить подарок для мамы заранее - рисунок. И для Деда Мороза…

А тётенька-доктор погладила Асю по голове. Ася сама заплетала косички, вот по косичкам и погладила. И все стало иначе, все стало вполне выносимо и даже хорошо. Так всегда бывает, если подарили подарок: апельсинку и фломастеры шести цветов, которые скрипят, когда ими рисуешь…

Ася теперь и сама - немолодая тетенька-доктор. Много лет прошло, очень много. И много подарков подарили Асе; она всегда радуется и благодарит. И людей, и саму жизнь. Она ценит подарки и дарит их. Потому что возможность дарить подарки - это тоже подарок… Не все это понимают. И придирчиво рассматривают дары судьбы, пренебрежительно так. Сравнивают с чужими подарками.

Жалуются, что мало… А кто-то просто смотрит в больничное окно, за которым падает снег и горит фонарь. И воображает, что к нему пришли. И тихонько машет рукой воображаемым близким, и не плачет, чтобы их не расстраивать...

Анна Кирьянова

– Алло, это бюро находок? – спросил детский голосок.
– Да, малыш. Ты что-то потерял?
– Я маму потерял. Она не у вас?
– А какая она твоя мама?
– Она красивая и добрая. И еще она очень любит кошек.
– Да, как раз вчера мы нашли одну маму, может быть это твоя. Ты откуда звонишь?
– Из детского дома №3.
– Хорошо, мы отправим твою маму к тебе в детский дом. Жди.

Она вошла в его комнату, самая красивая и добрая, а в руках у нее была настоящая живая кошка.
– Мама! – закричал малыш и бросился к ней. Он обнял ее с такой силой, что его пальчики побелели. – Мамочка моя!!!
….Артем проснулся от своего собственного крика. Такие сны снились ему практически каждую ночь. Он засунул руку под подушку и достал оттуда фотографию девушки. Эту фотографию он нашел год назад на улице во время прогулки. Теперь он всегда хранил ее у себя под подушкой и верил, что это его мама. В темноте Артем долго вглядывался в ее красивое лицо и незаметно для себя уснул….
Утром заведующая детским домом, Ангелина Ивановна, как обычно обходила комнаты с воспитанниками, чтобы пожелать всем доброго утра и погладить каждого малыша по голове. На полу около Артемкиной кроватки она увидела фотографию, которая ночью выпала из его рук. Подняв ее, Ангелина Ивановна спросила мальчика:
– Артемушка, откуда у тебя эта фотография?
– Нашел на улице.
– А кто это?
– Моя мама, – улыбнулся малыш и добавил, – она очень красивая, добрая и любит кошек.
Заведующая сразу узнала эту девушку. Первый раз она приходила в детский дом в прошлом году с группой волонтеров. Наверно тогда и потеряла здесь свою фотографию. С тех пор эта девушка часто обивала пороги различных учреждений в надежде добиться разрешения на усыновление ребенка. Но, по мнению местных бюрократов, у нее был один существенный недостаток: она была не замужем.

– Ну что же, – произнесла Ангелина Ивановна, – раз она твоя мама, то это полностью меняет дело.
Войдя к себе в кабинет, она села за стол и стала ждать. Через полчаса раздался робкий стук в дверь:
– Можно к Вам, Ангелина Ивановна? – И в дверях показалась та самая девушка с фотографии.
– Да, заходите, Алиночка.
Девушка зашла в кабинет и положила перед заведующей толстенную папку с документами.
– Вот, – сказала она, – Я все собрала.
– Хорошо, Алиночка. Я должна задать еще несколько вопросов, так положено, понимаешь… Ты осознаешь, какую ответственность на себя берешь? Ведь, ребенок – это не на два часа поиграть, это на всю жизнь.
– Я все осознаю,- выдохнула Алина, – просто я не могу спокойно жить, зная, что кому-то очень нужна.
– Хорошо, – согласилась заведующая, – когда ты хочешь посмотреть детей?
– Я не буду на них смотреть, я возьму любого ребенка, какого предложите, – сказала Алина, глядя заведующей прямо в глаза.
Ангелина Ивановна удивленно подняла брови.
– Понимаете, – сбивчиво начала объяснять Алина, – ведь настоящие родители не выбирают себе ребенка… они не знают заранее каким он родится…. красивым или некрасивым, здоровым или больным… Они любят его таким какой он есть. Я тоже хочу быть настоящей мамой.
– Впервые встречаю такого усыновителя, – улыбнулась Ангелина Ивановна, – впрочем, я уже знаю, чьей мамой вы станете. Его зовут Артем, ему 5 лет, родная мать отказалась от него еще в роддоме. Сейчас приведу его, если вы готовы.
– Да, я готова, – твердым голосом сказала Алина, – покажите мне моего сына.
Заведующая ушла и через 5 минут вернулась, ведя за руку маленького мальчика.
– Артемочка, – начала Ангелина Ивановна, – познакомься это …
– Мама! – закричал Артем. Он бросился к Алине и вцепился в нее так, что его пальчики побелели. – Мамочка моя!

Алина гладила его по крошечной спинке и шептала:
– Сынок, сыночек… я с тобой..
Она подняла глаза на заведующую и спросила:
– Когда я смогу забрать сына?
– Обычно родители и дети постепенно привыкают друг к другу, сначала здесь общаются, потом на выходные забирают, а потом насовсем, если все в порядке
– Я сразу заберу Артема, – твердо сказала Алина.

Ладно, – махнула рукой заведующая, – завтра все равно выходные, можете взять, а в понедельник придете, и оформим все документы как положено.
Артем был просто счастлив. Он держал свою маму за руку и боялся отпустить ее даже на секунду. Вокруг суетились воспитатели, нянечки… одни собирали его вещи, другие просто стояли в сторонке и вытирали глаза платочками.
– Артемушка, до свиданья. Приходи к нам в гости, – попрощалась с ним Ангелина Ивановна.
Артем был просто счастлив. Он держал свою маму за руку и боялся отпустить ее даже на секунду. Вокруг суетились воспитатели, нянечки… одни собирали его вещи, другие просто стояли в сторонке и вытирали глаза платочками.
– Артемушка, до свиданья. Приходи к нам в гости, – попрощалась с ним Ангелина Ивановна.
– До свидания, приду, – ответил Артем.
Когда они со всеми попрощались и вышли на улицу, он, наконец-то, решился задать своей новой маме самый главный вопрос:
– Мама…. а ты кошек любишь?
– Обожаю, у меня их дома целых две, – засмеялась Алина, нежно сжимая в своей руке крошечную ладошку.
Артем счастливо улыбнулся и зашагал к себе домой.

Ангелина Ивановна посмотрела в окно вслед уходящим Алине с Артемкой. Затем села за свой стол и начала куда-то звонить.
– Алло, Небесная Канцелярия? Примите, пожалуйста, заявку. Имя клиентки: Алина Смирнова. Категория заслуги: наивысшая, подарила счастье ребенку… присылайте все, что положено в таких случаях: безграничное счастье, взаимную любовь, удачу во всем и т.д.…. Ну и само собой, идеального мужчину, она не замужем…. Да, я понимаю, что их мало осталось, дефицит, но здесь исключительный случай. Да, и бесконечный денежный поток не забудьте, он ей очень пригодится…. малыш должен хорошо питаться… Уже все отправили? Спасибо.
Двор детского дома был заполнен мягким солнечным светом и радостными детскими криками. Заведующая положила трубку и подошла к окну. Она любила подолгу стоять и смотреть на своих малышей, расправив за спиной огромные белоснежные крылья…


Лена Суетова

Мама – это самый близкий и родной человек, который всегда примет, поймет, поможет, никогда не отвернется в трудную минуту. Мама всю жизнь дарит нам свою любовь, которая помогает идти вперед, верить в свои силы, стремиться к поставленной цели и побеждать.

Предлагаем Вам послушать очень сильные и трогательные слова о Маме, пронизывающие до глубины души. Стихи Ирины Самариной, читает Максим Калужских.