Старое искусство лучше нового, потому что раньше художники по-настоящему владели своим ремеслом, или же ремесло — дело нейросетей, а технический прогресс должен как можно скорее освободить художников от ручной работы? Существуют два основных подхода к искусству: прогрессистский и ностальгическо-романтический («раньше было лучше»). В первом случае идеал, к которому следует стремиться, связан с будущим, а во втором — с вершинными достижениями прошлого. Так по какой же логике на самом деле развивается искусство, есть ли у него вообще эта самая логика и почему этот вопрос не должен волновать рядового зрителя? Объясняет искусствовед Анастасия Семенович.

Сьюзен Вудфорд в небольшой книжке «Античное искусство» утверждает, рассказывая о стенной росписи в одном из домов Геркуланума, что «мастерство письма, тональная и цветовая гармония, смелость композиционного решения позволяет поставить этот архитектурный вид в один ряд с шедеврами живописи барокко, созданными более полутора тысяч лет спустя». Работу древнего мастера автор называет искусной, приводя в качестве аргумента схожесть с композиционно-пространственными решениями барочной живописи. Кажется, всё логично — панно действительно напоминает живопись XVII века. Но в таком случае превосходство мастеров барокко над античными живописцами подается как нечто очевидное, а барокко — как «более развитый» этап искусства.

Профессор Российской академии художеств Олег Кривцун в работе, посвященной эволюции языка искусства, пишет, что прошло много столетий, прежде чем «язык живописи, архитектуры, скульптуры достиг своего апогея, аккумулировал и переработал все предшествующие художественные опыты. Пока в XVI–XVIII веках не родилось такое совершенство, которое теперь по праву мы называем классикой». Действительно, мастера, работавшие в этот период, достигли вершин, преломляя западноевропейский опыт в традиционных формах искусств.

Однако спрессованность любой эпохи до состояния «классики» — то есть учебника — как бы извлекает ее из жизни и текущих художественных процессов, не говоря о том, что «классика» становится монолитом — в ней видят общие черты, но не нюансы и различия.

Ссылаясь на французскую историческую школу «Анналов», профессор напоминает, что история — это не череда непохожих эпох (не антагонизм между «классикой» и «упадком»), но непрерывный процесс. А история искусства — это часть истории человечества. И если бы не было общей истории как науки, а была только история искусства, то по ней можно было бы многое сказать — потому что в развитии искусства есть «информативные тектонические сдвиги». Развивая эту мысль, можно предположить, что если искусство каких-то эпох однозначно «хуже», значит, люди этого времени были объективно «хуже» тех, кто творил в «классическую» эпоху. Перенос понятия качества с искусства на людей моментально превращает оптику в неприемлемую — так как же получилось, что во многих материалах (даже непроизвольно) проскальзывает представление о неком общем для всех пути развития, «хорошем» и «плохом» искусстве?

В русскоязычном пространстве нередко можно читать и слышать реплики о том, что «на Западе уже давно, а у нас еще не». Если сопоставить хронологию западноевропейской «классики» (XVI–XVIII веков) с российской, то действительно получится рассинхрон, потому что в России на XVII век пришелся закат древнерусской культуры, развивавшейся по внутренней логике и лишь частично кореллировавшей с европейской «классикой». Такой взгляд формирует комплекс и провоцирует бездумный импорт методов и решений — в том числе в анализе искусства.

Также представление о незыблемой «классике» формирует мысль, что раньше было лучше: художники блестяще рисовали и были гениальными живописцами, таких высот больше не достичь, поэтому лучшее, что можно сделать, — бесконечно копировать великих и учиться.

Примерно так в европейской культуре существовал культ Античности — причем не как интерес к реальной эпохе, а как поклонение системе отточенных образов. Так же работал в живописи культ Рафаэля (соседствуя с Античностью). Иерархия, в которой мастера прошлого признаны за идеал, порождает ситуации, когда любое новаторство нужно подкреплять примером из прошлого, доказывая, что это не новая идея или прием, а лишь развитие «классиков». На этом поле консервативных вкусов играют многие художники, стараясь писать пейзажи «под Левитана» и становясь как бы живой нейросетью, которая комбинирует наиболее успешные и популярные приемы, чтобы удовлетворить общественный вкус.

Другая версия отношений с искусством предполагает, что всё лучшее — впереди, и чтобы его создать, нужно «бросить с парохода современности» (цитата из манифеста футуристов «Пощечина общественному вкусу» 1912 года) «классиков». И не случайно первый манифест футуристов появился в Италии, где так много «классического» наследия: превратившись в навязанный идеал, оно спровоцировало радикальную реакцию. Футурист Филиппо Томмазо Маринетти (1876–1944) говорил о необходимости «перепридумать» традиционные понятия искусства, например красоту, и другие вещи, включая бытовые — например, у него была особая «футуристическая походка». Футуризм превозносил скорость, дерзость, движение, что отразилось в живописи итальянских футуристов, которая в динамике и понимании формы тем не менее так напоминает итальянских мастеров прошлого.

В истории искусства попытка законсервировать какой-то метод или стиль приводит к вырождению (пример — салонный академизм XIX века), а радикальный разрыв с идеалами прошлого зачастую приводит к еще более жесткому насаждению новых идеалов. Будто бы объективное превосходство какого-либо искусства (мастера или периода) над другим стало предметом статьи искусствоведа Лео Стайнберга «Объективность и сужающееся „я“». Он писал, что в сфере его интересов (искусство Ренессанса и барокко) «выходит намного больше хороших работ, чем я успеваю читать. С другой стороны, основная часть того, что сейчас публикуется, особенно молодыми исследователями, кажется безмерно скучным, не будучи при этом откровенно плохим». Стайнберг продолжает, что всё это — тексты «из пятерочных курсовых — благоразумной и безукоризненной продукции академической истории искусства».

«Художественная вселенная настолько основательно структурирована вокруг оценочности, что требования объективности, если их воспринимать всерьез, представляются всего-навсего ханжеством», — писал Стайнберг в 1967 году.

Он считал, что в XX веке на волне экспрессионизма специалисты «вернули» в историю искусства маньеризм (ранее считавшийся упадническим явлением) по субъективным причинам — чувствуя родство с тревожной, подвижной эпохой. Хотя для «легализации» маньеризма нужны были и «объективные» доказательства.

Если начать видеть в «классике» (и не только) детали, станет понятно, что развитие искусства как минимум циклично, связано с социальными явлениями, а приемы и вовсе кочуют из одной эпохи в другую.

Вот как об этом написал Олег Кривцун:
«Приемы художественной выразительности транс-историчны, они прорываются сквозь стыки разных эпох и культур».

Он рассматривает появление и кристаллизацию определенных форм в искусстве, однако подчас разные процессы происходят параллельно и не пересекаясь. В знаковом труде «История искусства как история духа» Макс Дворжак (1874–1921) сформулировал концепцию, согласно которой история искусства — это история идей, их комбинаций и актуальности, а не история отдельных стилей. Аргумент, который Дворжак приводит сразу — разница в эстетике позднеантичного языческого искусства и искусства христианских катакомб.

Дворжак указывает, что живопись катакомб — плоскостная, с растущим символизмом и стремлением к бестелесности — контрастировала с мейнстримным языческим искусством.

«Наоборот, во втором и третьем столетиях во всей области классической культуры преобладает барочное повышение материальной игры сил, вплоть до разрывания древних моментов равновесия; это течение господствует», — писал историк.

То есть разные эстетики порождаются не разными эпохами и не набором умений художника, а идеями, которые он вкладывает в работу.

Духовное содержание и символическое значение раннехристианской живописи при желании можно противопоставить «барочному» Риму поздней империи. В этом случае ценность и качество искусства будет определяться тем, что вы в нем ищете — искусную декорацию или опору в духовных практиках. Живопись христианских катакомб отвечала на иной художественный запрос, нежели языческая. Схожий антагонизм материального и духовного будет сопровождать всю христианскую культуру, внутри которой сформируются многие представления о «плохом» и «хорошем».

В сферу идей можно отнести и фигуративное искусство XX века, которое расцвело, например, в нацистской Германии и в СССР. На тот момент фигуративная живопись формально уже была пройденным этапом, но на идейно-идеологическом уровне оставалась в фокусе внимания. В следовании «классическому» идеалу или обещании счастливого (идеального) будущего есть идея, но нет ощущения настоящего. По зацензурированному искусству сложно считать те самые тектонические сдвиги, оно не отвечает на субъективный внутренний запрос — разве что помогает в общих чертах понять «дух времени».

И то, зачем стоит следить — это эволюция языка искусства, смещение акцентов, реакции на время. Неожиданные созвучия современности можно найти в самых разных эпохах, и если сопоставить их, то наше представление и об истории, и об искусстве станет полнее.

Анастасия Семенович

Я не знаю, как остальные,
но я чувствую жесточайшую
не по прошлому ностальгию —
ностальгию по настоящему.

Будто послушник хочет к господу,
ну, а доступ лишь к настоятелю —
так и я умоляю доступа
без посредников к настоящему.

Будто сделал я что-то чуждое,
или даже не я — другие.
Упаду на поляну — чувствую
по живой земле ностальгию.

Нас с тобой никто не расколет.
Но когда тебя обнимаю —
обнимаю с такой тоскою,
будто кто-то тебя отнимает.

Одиночества не искупит
в сад распахнутая столярка.
Я тоскую не по искусству,
задыхаюсь по настоящему.

Когда слышу тирады подленькие
оступившегося товарища,
я ищу не подобья — подлинника,
по нему грущу, настоящему.

Все из пластика, даже рубища.
Надоело жить очерково.
Нас с тобою не будет в будущем,
а церковка…

И когда мне хохочет в рожу
идиотствующая мафия,
говорю: «Идиоты — в прошлом.
В настоящем рост понимания».

Хлещет черная вода из крана,
хлещет рыжая, настоявшаяся,
хлещет ржавая вода из крана.
Я дождусь — пойдет настоящая.

Что прошло, то прошло. К лучшему.
Но прикусываю, как тайну,
ностальгию по-настоящему.
Что настанет. Да не застану.

Андрей Вознесенский
1976 г.

Вот уже 20 лет художник, историк и реставратор Сергей Романов собирает детские игрушки: кукол, солдатиков, плюшевых мишек, кукольную мебель, посуду, педальные автомобили… И особенно елочные украшения. В его собрании около трех тысяч вещей: ватные куколки 1930-х годов, дирижабли, овощи и фрукты из папье-маше 50-х годов, полиэтиленовый Дед Мороз из 1970-х.

— Мне было 14 лет, когда мы завели котенка. К Новому году котенок превратился в большого, упитанного кота. И вот этот кот впервые увидел наряженную елку. И обалдел. Сначала он сшибал лапой те игрушки, которые висели внизу, а потом изловчился и прыгнул прямо на елку. И елка, хотя и была закреплена на железной треноге, легла во всю длину через комнату. В одну минуту я лишился всех самых красивых и любимых игрушек. Чтобы восстановить утраченное, я стал разыскивать и покупать старинные елочные украшения…

1. Ангел, начало XX века

Обычай наряжать к Новому году ель появился еще в Средние века у германских народов. Германцы издревле почитали ель священным деревом — символом бессмертия. Каждый год в дни зимнего солнцестояния они убирали свои дома еловыми ветками, веря, что в хвое обитают добрые духи природы. Начиная с XVI века ель стала символом христианского Рождества.

В Германии, Голландии, Англии появилась традиция ставить в доме целое хвойное дерево и развешивать на его ветвях украшения. Первые три века украшения эти были исключительно съедобные. Яблоки — как воспоминание о райских плодах, росших на древе познания. Пресные вафли — вместо просвирок, символизировавшие тело Христово. Ну и конечно, пастила, имбирные пряники и орехи, которые золотили настоящим сусальным золотом. Собственно, настоящие елочные игрушки появились лишь в конце XVIII столетия. В те годы были очень модны украшения из еловых шишек, покрытые золотым напылением, посеребренные звездочки из соломы и небольшие фигурки ангелов из чеканной латуни. — Моя бабушка часто вспоминала, как на елке зажигали свечи. Свечи эти были маленькие, как для торта, в железных подсвечниках. На ветвях их крепили так, чтобы развернуть пламенем наружу. А зажигали только один раз — в рождественскую ночь. Причем в эту же ночь под елку вместе с подарками ставили ведра с водой и песком — чтобы избежать пожара.

2. Лодочка. Конец XIX — начало XX века

Первые елочные шары появились в Тюрингии, в городе Лауше, в 1848 году. — Лауш издревле славился своими стеклодувами. И вот однажды один мастер решил в Рождество нарядить для своих детей елку. Но он был очень беден. Денег на фрукты и сладости не хватало. И тогда он выдул яблоки, лимоны, пряники и орехи из стекла. Игрушки получились настолько красивые, что о них пошла молва. И вскоре уже не только жители Лауша, но и всей Германии стали заказывать себе стеклянные украшения на Рождество.

3. Рождественский дед. Ватная игрушка, хромолитография. Конец XIX — начало XX века

Поначалу стеклянные елочные игрушки были из толстого тяжелого стекла, а изнутри — для блеска — покрывались слоем свинца. Но в 1860-х годах в Лауше был построен газовый завод. С помощью газовых горелок стекло можно было теперь разогревать до очень высоких температур, и стеклодувы стали делать тонкие изящные вещицы. Шары с золотыми и серебряными узорами, ангельские головки, клубники, сосульки, шишки… Долгое время немецкие стеклодувы хранили секреты своего мастерства в тайне, поэтому до XX века елочные игрушки производились только в Германии, откуда их экспортировали в другие страны: Англию, Голландию, Францию, Россию.

4. Рождественский дед. Стекло. Конец XIX — начало XX века

В России отмечать Новый год стали 1 января 1700 года по указу Петра I. Он же велел, в подражание голландцам, украшать ворота и двери домов еловыми ветками. Игрушек на этих ветвях не развешивали, а елки ставили в основном на крышах питейных заведений. Первая же елка, украшенная свечами, игрушками и гирляндами, была установлена в Петербурге в 1852 году — считается, что обычай этот завела супруга императора Николая I Александра Федоровна, родившаяся и выросшая в Пруссии.

С этого момента наряжать елку на Рождество стало очень модно. Однако была одна трудность. Стеклянные украшения, привозимые из Германии, стоили очень дорого. На рубеже XX века за один стеклянный шар торговцы игрушками просили 20 рублей, а за набор могли взять и 200. И это при том, что за 20 рублей в те времена можно было купить корову, за 200 — дом под Петербургом.

5. Мальчик на лыжах, стеклянные шары. Конец XIX — начало XX века

Альтернативой дорогим стеклянным украшениям стали ватные игрушки. Их можно было купить в магазине, а можно было изготовить самостоятельно. Под Рождество многие дамские журналы рассказывали читательницам, как сделать фигурку из ваты своими руками. Вот выдержка из журнала начала XX века: «Варим клейстер. На 1 и 1/2 стакана воды берем 2-3 столовые ложки крахмала, доводим до кипения. Затем из проволоки делаем каркас. Вату делим на полоски, смачиваем клейстером и наматываем на проволоку. Еще можно использовать технику папье-маше. То есть наклеивать на каркас смоченные в клейстере кусочки бумаги. Закрепляем все это на каркасе с помощью ниток. Сушим игрушку два дня. Затем раскрашиваем».

6. Дети на санках. Ватные игрушки с фарфоровыми лицами. Конец XIX — начало XX века

Из ваты делали самые разнообразные фигурки: ангелов с крыльями, райских птиц, девочек на коньках и мальчиков на лыжах. Часто головки у этих куколок были фарфоровые. Также в магазинах продавались вырубные листы с хромолитографическими изображениями. Из этих листов можно было вырезать лица тех же ангелов, детей или дедов-морозов и приклеить на ватную или тканевую игрушку.

7. Рождественский дед. Ватная игрушка, хромолитография. Конец XIX — начало XX века

Также до революции в России были очень популярны елочные игрушки в технике дрезденского картонажа. Это были фигурки, склеенные из двух половинок тисненого картона, тонированного золотой или серебряной краской. Их производили машинным способом в Дрездене и в Лейпциге начиная с XIX века. Продавались эти фигурки в виде листов с вытисненными деталями, которые надо было самостоятельно выдавить, вырезать и склеить. В России дрезденский картонаж можно было заказать по почте. Стоил он вполне доступно. 40 копеек — за лист несложных фигурок в виде птичек, зайчиков, слоников, львов. 1 рубль 20 копеек — за объемные фигурки: серебряные пушечки, самолетики, конные экипажи…

8. Звезда. Монтированная игрушка. Стекло. Конец XIX — начало XX века

Фабричное производство елочных игрушек было впервые налажено в России в годы Первой мировой войны. В то время в городе Клин существовал стекольный завод, принадлежавший с 1848 года князьям Меншиковым. На этом заводе из цветного стекла изготавливались лампы, бутылки и пузырьки для аптек. В войну в Клин попали пленные немецкие солдаты. Они-то и научили русских мастеров выдувать из стекла елочные шарики и бусы.

9. Рождественский дед. Хромолитография. Конец XIX — начало XX века

Первой мировой мы обязаны и другим украшением, без которого невозможно представить современную елку — верхушкой в виде шпиля. На протяжении всего XIX века макушку рождественской ели украшали или Вифлеемская звезда, или фигурка Иисуса Христа. Обычно их делали из дрезденского картонажа и для большего эффекта подсвечивали свечами. — С началом Первой мировой подъем патриотизма как в Германии, так и в России был настолько высок, что на макушки елок стали надевать шишаки — навершия солдатских касок и шлемов. В советские годы Вифлеемская звезда была заменена на красную кремлевскую, а вот шишак сохранился и был очень популярен в 1960-1970-е годы. Он мог быть в виде шпиля, мог превратиться во взлетающую ракету, а мог быть украшен колокольчиками на витой проволоке.

10. Новогодняя елка с ватными игрушками. Вторая половина 1930-х годов

В 1925 году в Советском Союзе обычай отмечать Рождество был запрещен. В следующие десять лет елок в нашей стране не украшали. Но вот 28 декабря 1935 года в газете «Правда» вышла статья первого секретаря обкома партии Павла Постышева под названием «Давайте организуем к Новому году детям хорошую елку!». С этого момента начинается эра советской елочной игрушки. По технологиям елочные украшения 30-х годов не слишком отличались от дореволюционных. Как и прежде, игрушки изготавливали вручную мастера-артельщики. Как и прежде, их делали из дрезденского картонажа, ваты и стекла. А вот сюжеты стали иными — библейских персонажей заменили красноармейцы, матросы, пионеры и колхозницы в красных косынках с серпом в руках. Также у советских граждан были популярны избушка на курьих ножках, румяные спортсмены и дворник с метлой.

11. Шар в честь 20-летия Октябрьской революции. Стекло. 1937 год

По елочным игрушкам предвоенных лет можно легко понять, чем жила страна. 1935 год. На экраны вышел фильм «Цирк» с Любовью Орловой в главной роли — на елках появились ватные клоуны, акробаты и дрессированные собачки. В том же году открылось метро — и вот уже елки стали украшать миниатюрными красными метрополитеновскими фуражками. 1937 год. 20-летие Октябрьской революции. К этой дате был сделан стеклянный шар: на красных полотнищах четыре портрета — Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. А в 1938 году московские артели по производству елочных игрушек выпустили серию ватных фигурок в честь экспедиции Папанина на Северный полюс. В ней были: полярник с медведем, устанавливающий на Северном полюсе красный флаг, станция «Северный полюс» и медведь-лыжник, разносящий почту. Кроме ватных игрушек был сделан и стеклянный шар с изображением папанинца с собакой в лагере у палатки.

12. Письмо Деда Мороза. Новогодняя открытка. Середина XX века

Особый вид елочных игрушек — бонбоньерки. Еще их называли сюрпризницы. Это были небольшие, красиво украшенные коробочки, в которые прятали сласти или маленькие подарки. Бонбоньерки начали изготавливать еще в XIX веке — из скорлупы грецкого ореха или из спичечных коробков. Им придавали вид домиков, книг, барабанов. В 30-е годы их тоже вешали на елку. Но оформляли в соответствии с советской идеологией. Была, например, сюрпризница — почтовый ящик. Был домик с красным флагом — райсовет. А был рубанок — орудие пролетариата. После войны бонбоньерки незаметно исчезли. Зато стало модно вешать на елку шоколадные фигурки в фольге — зайцев, мишек, дедов-морозов. В 50-е годы в магазинах можно было купить шоколадку «Помогите мне одеться». На обертке был нарисован малыш. А внутри листок-вкладыш с одеждой, которую можно было вырезать, и стишком: «Так сидеть мне не годится, Так могу я простудиться. Помогите мне одеться, Помогите мне согреться».

13. Дед-мороз. Ватная игрушка, 1930-1940-е годы

Верхушку новогодней елки в советские годы венчала красная пятиконечная звезда — как на кремлевских башнях. Под елкой же стоял дед-мороз. Это была дань традиции. В допетровские времена на Руси Деда Мороза представляли как старичка с седой бородой, который бегал по полям и стуком вызывал трескучие морозы. На Святки его было принято зазывать в дом и кормить кутьей — чтобы задобрить. Образ же рождественского деда, который дарит детям подарки, появился только в конце XIX века — в подражание европейскому Санта-Клаусу. В России Дед Мороз в те времена ассоциировался с Николаем Угодником — покровителем путников и детей.

14. Снегурочка. Ватная игрушка. 1930-1950-е годы

А вот внучка у Деда Мороза появилась только в советские годы. В 1937 году в Колонном зале Дома Союзов впервые была устроена детская елка. Хозяином на этом празднике был Дед Мороз. Но ему нужен был помощник. Поначалу устроители елки хотели назначить таким помощником Снеговика-почтовика. Но потом вспомнили о героине пьесы А.Н. Островского «Снегурочка» — прекрасной светловолосой девушке, вылепленной из снега. В конце 30-х годов фигурки Снегурочек стали ставить под елку. Их изготавливали из ваты или папье-маше. В одном из вариантов Снегурочка была пролетарской девочкой в сафьяновых сапожках и с красным флагом.

15. Паровоз. Тисненый картон. 1930-1940-е годы

Матовый шар цвета самолетного крыла. По нему шагают буденновцы. Над буденновцами надпись: «С новым 1941 годом!» В Советском Союзе все ждали этого года, гадали, что же он принесет? Он принес Великую Отечественную. Однако даже в эти трудные для страны годы люди продолжали наряжать елки — в тылу, в госпиталях, в окопах на передовой. И продолжали делать елочные игрушки. Их мастерили из всего, что было под рукой. Брали лампочки, раскрашивали краской в разные цвета, рисовали вишенки и цветочки. Из отходов медной проволоки крутили бабочек и стрекоз.

16. Дирижабли. Стекло. 1930-1940-е годы

В январе 1943 года в Красной армии были введены погоны. И солдаты, и офицеры стали мастерить игрушки на елку из них. Популярностью также пользовались смонтированные из стеклянных бусинок и трубочек самолетики, а также стеклянные дирижабли, автомобили типа эмок, картонные пушки, танки и фигурки пограничника Карацупы с собакой Индусом, сохранившиеся еще с довоенных времен.

17. Часы. Стекло. 1950-1960-е годы

В 1946 году 1 января было объявлено выходным днем. Новый год стал настоящим народным праздником. А игрушки — массовыми. В 1950-1960-х годах открылось сразу несколько фабрик елочных игрушек — в Москве, Ленинграде, Клину, Кирове, Киеве. Появились новинки: игрушки на прищепках и миниатюрные игрушки для искусственных елок-малюток. — Елочные украшения в эти годы были самые разные.

В 1950-е, после выхода фильма «Карнавальная ночь», очень модны стали стеклянные часы, стрелки на которых застыли на «двенадцать без пяти». Во времена Хрущева — фигурки космонавтов и початки кукурузы. А в 1970-е — ракушки, домики с заснеженными крышами, прожекторы и шарики под названием «радиоволны». «Радиоволны» начали делать еще до войны. Это были шары с узором из круговых линий. Узор наносился фосфорной краской, и шарики светились в темноте.

18. Заяц с барабаном. Стекло. 1950-1970-е годы

В 1960–1980-е годы были очень популярны игрушки, созданные по мотивам сказок. В принципе, это была не новость. Еще в 1930-е годы артели изготавливали ватные украшения в виде героев русских народных сказок или стихов Корнея Чуковского. В те годы во многих домах на елках висели избушки на курьих ножках, хромые лапти или Тараканище в красных сапогах. А когда в 1935 году на русский язык были переведены «Сказки дядюшки Римуса», в хвое поселились Братец Кролик и Братец Лис.

19. Клоун с дудочкой. Стекло. 1950-1970-е годы

— В эпоху развитого социализма появились целые сказочные наборы: «Золотой петушок», «Маленький Мук», «Красная шапочка», «Чиполлино». Одну и ту же сказку выпускали годами и на разных фабриках. При этом облик героев мог меняться. Это хорошо видно по старухе из «Сказки о золотой рыбке». В начале выпуска старуха смирная, стоит, держась за душегрейку. А вот в конце у нее уже руки в боки.

20. Стеклянные игрушки 1960-1980-х годов

В 1970-1980-е годы выпускалось множество самых разных игрушек: колокольчики, фигурки зверей, джиннов, девочек в шубках. Среди шаров главным был большой шар из полистирола с вращающейся бабочкой внутри. Шары эти продавались круглый год, они были синие, красные, зеленые, фиолетовые. Детям они казались волшебными. — Наверное, не было ни одного ребенка, которому не хотелось эту бабочку из шара вынуть. Однажды я сам вышел с таким шариком из магазина и за углом сделал об асфальт так: бац! Шар разбился, я достал бабочку. Но вне шара она уже не крутилась. И все волшебство исчезло.

21. Дама со снежком. Фарфоровая куколка. Конец XIX — начало XX века

Для справки: в среде коллекционеров раритетными считаются игрушки, выпущенные до 1966 года. Вся ценность игрушек, вышедших после этой даты, — в воспоминаниях.