У Оли в квартире живут сразу трое мужчин. Один из них толстый и очень ворчлив и придирчив. Он мог бы носить генеральский, как минимум, чин, но и без чинов ему, в общем и целом, отлично.

Второй молодой, и характер его очень крут. Он к Оле в квартиру чужих никогда не пускает. Раздастся звонок, и Второй у двери тут как тут, утробно рычит и зловеще глазами вращает.

А Третий — тюфяк. Он весь день на диване лежит. Ему наплевать на проблемы в глобальном масштабе. Ему бы до вкусного ужина с Олей дожить, и вместе поржать по субботам над камеди клабом.

Декабрьским вечером Оля шагала домой, устав от тяжелого дня и постылой работы. В московском дворе этой слякотно-грязной зимой под лавкой, худой и дрожащий, нашёлся Четвёртый. Он плакал и звал, он промок и ужасно замёрз. На шее ошейник, на нем золотой колокольчик. И Оле его стало жалко — ну просто до слез! Она предложила: живи у меня, если хочешь.

Тем первым троим не хотелось делить с ним ни дом, ни ужин, ни старый диван, и, конечно, ни Олю. На шее Четвёртого Оля нашла медальон, а на медальоне в металле был выдавлен номер. И Оля, конечно же, сразу его набрала, и номер ответил приятным мужским баритоном. Он был очень рад, и сказал, чтобы Оля ждала. Четвёртый — его. Он недавно свалился с балкона, охотясь на голубя, и убежал со двора. Пытался его отыскать Баритон, но не вышло. Он так благодарен, что Оля его забрала! Он скоро приедет, пусть ждут его. Кстати, он Миша.

Четыре кота помогли навести марафет, и Оля надела красивое синее платье. Нажарила быстро котам два десятка котлет, замёрзла, набросила сверху уютный халатик. Раздался звонок, и шестнадцатилапый табун пронёсся к двери, громко топая по ламинату. Открыла. Высокий брюнет. Три морщинки на лбу. Представился: Миша. А Оля подумала: Пятый.

Зайдёте на чай? Или, может, хотите котлет? Еще есть печенье и тортик. А я, кстати, Оля. И Миша сказал: а зайду! Почему бы и нет! Я, знаете, Оля, котлеты не ел аж со школы!

Полночи сидели на кухне они за столом: потерянный кот и друг друга нашедшие люди. Им было уютно и весело здесь вшестером. И быстро кончались и торт, и котлеты на блюде.

На следующий день, Оля с Мишей пошли на каток. В субботу — в кино. В воскресенье отправились в театр. Второй ревновал, бойкотировать начал лоток. А Третий был рад: может, вскорости будут котята.

Потом отмечали они вшестером Новый год. Встречали весну, проводили чудесное лето. Второй попривык, стал покладистый ласковый кот. Но Мишу он все-таки любит не так, как котлеты.

А к осени, Оля и Миша назвались семьёй. Зажили прекрасно и дружно со всеми котами. Коты и не знают, что скоро родится Шестой.

Спасибо за счастье охотнику за голубями.

Мальвина Матрасова

– Мам, – спросил сын перед сном, – а ты любишь Новый год?
– Конечно, разве есть люди, которые не любят праздники?
– А расскажи, как ты праздновала Новый год, когда была маленькая? Как все? Елка, мандарины?
– Да, – киваю я. – Как все.

И молчу. Я очень хорошо помню свое детство. Некоторые моменты так отчетливо, что даже страшно. Я помню, как вздрогнула, когда полезла за конфетами, трогать которые мне запретили, потому что «это не Новый год», и меня окликнула бабушка. Помню, как вприпрыжку бежала за дедулей по коридору, который казался мне, маленькой, очень длинным, споткнулась и больно-пребольно ударилась плечом.

А вот я сижу в ванне и смотрю на окошечко в кухню под потолком. На кухне бабуля печет что-то вкусное, и я знаю, что сейчас выйду из ванной и первая попробую вкусноту, и мне так хорошо, так тепло и вкусно…
Я помню эти зарисовки так явно, будто смотрю фильм, в котором снималась только вчера.

У меня мурашки от испуга – когда я ворую конфеты, у меня «болит» несуществующий синяк на плече, или я наяву ощущаю запах выпечки и пытаюсь понять: плюшки или хворост?

Но вот я почему-то совершенно не помню елки, ни одной. Хотя их там, у дедули и бабули, должно было быть как минимум 13 (пока не переехала в Москву), из которых хотя бы десять я должна была запомнить.

Почему так? Где мой Новый год? Почему он растворился в памяти, будто ничего и не было? Я спрашиваю свою двоюродную сестру: там, в детстве, мы, одногодки, все праздники встречали вместе:

– Ты помнишь?
– Да, конечно, – кивает сестра. – Помню.
– Елка была, мандарины, салаты? Все было?
– Было, конечно!

Как же так… Почему я не помню… Как только я вспоминаю зиму, память сразу бросает меня к одной-единственной картинке. Всегда. Вспоминать ее почему-то очень холодно.

Мне лет девять, может, десять. Зима. Вечер. 31 декабря. Уже темно, горят сливочные фонари, идет пушистый снег. Люди спешат домой встречать Новый год. Я смотрю в окно. Мы живем на пятом этаже, и из окна у нас видна крыша магазина «Тысяча мелочей». Там, на крыше, на брошенном ящике для инструментов сжался Блэк.

Блэк – это черный дворовый котенок, любимец всех детей во дворе. Мы все его подкармливаем уже почти месяц. Он живет где придется. Часто ночует на этой крыше. Смотрит в чужие теплые окна и мерзнет.

Сегодня мы с сестрой носили ему суп – куриную лапшу. Он ел в подъезде, смешно лакал бульон маленьким красным язычком. А потом мы ушли домой, в тепло, а он пошел на крышу. Под снег. Встречать Новый год.

Мы с сестрой смотрим в окно, распластав ладошки по стеклу, и плачем. По-моему, мы наказаны, несмотря на праздник.

Прибежав домой с пустым лотком из-под супа, мы в очередной раз стали канючить и просить бабушку и дедушку разрешить взять котенка себе. Ну пожа-а-а-а-луйста. Ну хотя бы на новогоднюю ночь!

– Тысячу раз уже говорили вам – нет! Знаешь, сколько грязи от котов, он сейчас метить все будет, мебель драть, ковры, провоняет вся квартира. Нет и еще раз нет!
– Мы будем убирать, следить, мы приучим к лотку, – хнычем мы с сестрой. – Ничего не будет, ни грязи, ни шерсти…
– Да кого вы обманываете? Через неделю наиграетесь, а дальше мне скинете. Я сказала нет. – Бабуля непреклонна. – Только котов мне тут не хватало. Не трепите нервы.
– Опять скандал? – ругается дедуля. – Бабушку довели, вон валерьянку пьет! Ни стыда ни совести! А ну брысь к себе…

Мы поняли, что Блэк не будет жить с нами, давно уже поняли. Просто на улице мороз минус 18. Если Блэка взять на руки, он все время дрожит…

Мы с сестрой понуро смотрим в окно. За стеклом, в темноте, прикреплен и освещен градусник, шкала на котором предательски ползет вниз. Уже минус 20, и это еще не ночь. Значит, ночью будет еще холоднее….

Почему-то дальше я никогда не вспоминаю. Больно и холодно. Я убегаю от этих воспоминаний.

Сейчас я сама мама, у нас есть кошка. Я учу детей любить ее и заботиться о ней, потому что нельзя научить любить в теории. Любить можно только на практике: согреть, обнять, накормить, спасти.

А тогда… Надо вспомнить, чем все закончилось.

Помню, у меня текут слезы. Я вижу этот комок шерсти на ящике, сжавшийся, спрятавший лапки под себя. Блэк сидит под снегом, и из черного котенка давно превратился в белого.
– А ну-ка отлипли от окон! – велит дедушка.

Мы с сестрой покорно садимся на диван и смотрим телевизор, но я все равно вижу Блэка, не могу о нем не думать. Я иду в прихожую – там телефон – и набираю номер подруг – сестер Нади и Кати. Они обещали поговорить с родителями, вдруг те разрешат взять Блэка домой.

– Нет, – печально говорит трубка голосом Нади. – Нельзя.
– Ты говорила, что просто на одну ночь?
– Да.
– А про мороз говорила?
– Они знают про мороз.
– А про…
– Оль, нас с Катькой наказали за то, что мы «все нервы вытрепали с этим котом»!
– И нас тоже, – вздыхаю я и кладу трубку.
– Сейчас будем провожать старый год, – весело говорит дедуля. – Садитесь все за стол.

Мы садимся. У меня нет аппетита и настроения. Я не могу смотреть на стол, который ломится от еды, и на людей, которые сидят в тепле, в то время как там, в холоде, замерзает маленький черный котенок, который никому не помешает.

Я вздрагиваю от звона бокалов, взрослые смеются, что-то обсуждают. По телевизору идет «Голубой огонек». Одно слово – праздник. Я смотрю в одну точку. В окно.

– Так, вот вы, обе, сколько можно нам нервы трепать? – Вдруг дедушка ударил кулаком по столу.

Я вздрогнула, обернулась на сестру. Она тоже понуро смотрела в окно.

– Да что с ними делать? – вздыхает бабуля. – Ну пусть, что ли, заберут этого кота. Сил никаких нет уже… До завтра хотя бы… Замерзнет же…

– Правда? – Мы с сестрой вскакиваем, синхронно роняя табуретки. – Правда можно?
– Давайте, бегите, как раз полчаса до Нового года… – говорит дедуля, махнув рукой.

– Спасибо! Спасибо! Мы мигом. – Мы с сестрой срываемся с места, застреваем в проеме двери, на ходу напяливаем шапки, забываем шарфы, запрыгиваем в сапоги, хватаем куртки и, еще не веря своему счастью, несемся вниз, перепрыгивая ступеньки.

Я почему-то плачу, но это уже от счастья, слезы такие хорошие, добрые, плачу и смеюсь, только бы успеть, только бы обнять, прижать к себе замерзающее тельце Блэка…

Мы выбегаем на мороз, распахнутые, толком не одетые, несемся к крайнему подъезду: там, если поставить друг на друга три ящика, можно влезть на крышу магазина «Тысяча мелочей».

Мы подбегаем к крыше, судорожно ставим ящики друг на друга, я подсаживаю сестру, а она потом помогает залезть мне.

Тут мы видим, что к нашим ящикам бросаются еще две тени, которые при ближайшем рассмотрении превращаются в сестер Надю и Катю.

– Разрешили! Разрешили! – кричат они, задыхаясь от бега и мороза. – Разрешили забрать Блэка!
– И нам разрешили!
– Мы своих довели….

– А мы – своих! – будто хвастаемся мы, протягиваем руки девчонкам, вытаскиваем их на крышу и вчетвером бежим к тому ящику, в котором нас ждет Блэк, не думая, как будем его делить.

Но его нет… Ящик пуст. Мы переворачиваем ящик, ищем котенка, бегаем по крыше, зовем… Нет, нет его… Мы плачем, все четверо. Нам кажется, что случилось самое худшее. Мы забыли варежки, греем руки своим дыханием и рыдаем в голос. Где ты, Блэк?

Я задираю голову и вижу, как из окна нам машет дедуля. Мол, быстро домой. Нет так нет.

Мы понуро бредем к ящикам, по которым залезли на эту крышу, спрыгиваем вниз, бегаем по двору, пока окончательно не замерзаем, и разбредаемся по подъездам, даже не поздравив друг друга с Новым годом.
Как же так, Блэк?
Мы с сестрой входим в наш подъезд. За нами хлопает, ухнув, входная дверь.

Состояние – хуже некуда. Будто не праздник, а похороны. Вдруг на лестничной клетке нам под ноги бросается темный комок… Блэк! Это ты? Ты, Блэк, ура! Мы же сегодня кормили его супом прямо здесь, он, наверное, проголодался и пришел сюда, на вкусные запахи, погреться!

Мы хватаем котенка на руки, отбираем друг у друга, он насквозь мокрый, дрожит, начинаем его гладить и целовать в холодный нос.

– Бежим домой, а то уже Новый год, – торопит сестра.

Вбегаем в квартиру, веселые, заплаканные, счастливые, все трое, сестра заматывает малыша в теплое полотенце, а я остаюсь в прихожей и торопливо набираю сестрам.

– Он нашелся, Надя! Он у нас. Сам пришел, да! Уже в тепле, вон курочку ест. И вас, и вас с Новым годом!

В это время бьют куранты, все взрослые кричат «ура!», и я громче всех кричу «уррра!», хлопаю в ладоши и бегу всех обнимать, а потом почему-то ем оливье прямо из большой салатницы. Спасибо, спасибо! Ура, с Новым годом всех!

Я такая счастливая! Смотрю, как сестра кутает Блэка, прячет его от фейерверков, а он пугливо выглядывает из мохнатого полотенца – любопытно же! Сестра целует малыша, прижимает к себе, пытается накормить (а он объелся уже), а я… А я засыпаю. Все плывет перед глазами… Спать хочется.

Чувствую, как меня переносят на кровать, как с меня снимают свитер, и я падаю в подушку лицом и бормочу что-то про с Новым годом и про хорошие приметы.

А утром я проснулась первая. На моей кровати рядом с подушками спал Блэк. Я вскочила, взбудораженная и счастливая. Блэк с нами! И он вскочил. Проснулся, потянулся. И мы с ним тихо, чтобы никого не разбудить, пошли в комнату. То есть он пошел, а я за ним кралась – так интересно наблюдать за котом у себя дома, так здорово!

И вот он, обнюхивая все на своем пути, проходит кухню, вот минует шкафчик, из которого я воровала конфеты, вон коридор, где я ударилась плечом, вот проходит дверь в ванную, входит в комнату, где был праздничный стол, обходит его и… начинает играть с шариком, который висит на… елке! Помню! Я помню елку! У дивана стояла, в ведре! И звезду на ее верхушке помню – красную, как будто леденец. Еще помню, что я запретила Блэку играть с шариками, чтобы не разбить.

Иногда память услужливо прячет от нас болезненные воспоминания, а ведь за ними может быть спрятано настоящее счастье!

Вечером я в подробностях рассказываю эту историю сыну.

– А что дальше было с Блэком?
– Он так и остался у нас. В него невозможно было не влюбиться, и нам разрешили его оставить. Бабуля и дедуля его полюбили, так и жил с нами.
– Здорово. А при какой температуре замерзают кошки?
– Дань, ну ты как скажешь что-нибудь, – смеюсь я и целую его в лоб. – Спи давай.

И сын засыпает, укутавшись в одеяло и обнимая свою любимую кошку Ладошку, которую заботливо накрыл одеялом.

Чтобы не замерзла… Ведь при какой температуре замерзают кошки, я ему так и не сказала.

© Ольга Савельева

(Орфография и пунктуация источника сохранены)

Человек сидел на самом краю обрыва. Трудно решиться, даже если пришел самый последний край. Трудно сделать последнее движение. Он смотрел вниз и бездна вглядывалась в него и манила.
- “Подвинься”, сказал голос справа. Человек повернул голову. Большой черный кот с белой полосой на лбу стоял рядом. Человек не удивился. Чему ещё может удивляться тот, кто сидит на самом краю? Он подвинулся и кот сел рядом.
- “Любовь, женитьба, дети, ссуда на квартиру и машину?” спросил пушистый.
- “Точно”, ответил человек. Всё правильно. А платить нечем, нет денег. Какой я им отец и муж, если не могу. Им будет лучше без меня.
- “Вот оно что”, протянул кот. Да у меня то же самое, только без ссуды. Мы с тобой вроде как друзья по несчастьям. Видимо, прыгать вместе придется.
Человек посмотрел на кота. А я и не знал, что у вас тоже такие проблемы.
- “А то”, ответил кот. А знаешь- сказал он. Если ты не против то прыгнем через часок. Ты бы угостил меня на последок виски, очень уж я люблю его.
- “Да неужто пьешь”, удивился человек.
- “Бывает”, ответил кот.
- “А у меня денег нет”, сказал человек и полез в карман. Бумажка зашуршала между пальцами.
- “Ты смотри”, удивился он, откуда бы? Откуда она взялась? И он вытащил пятьдесят долларов и долго их рассматривал. Потом встал и они с котом пошли в самый большой бар. Кот сказал, что ему там очень нравится. Человек сел и заказал на все деньги виски.
- “Для меня и кота”, сказал он и официант поперхнулся, но привычка выполнять заказы взяла своё. А потом они пили, говорили и плакали, а потом обнимались и смеялись вспоминая счастливые минуты жизни. А потом кто-то включил веселую музыку и они не смогли удержаться. А потом такси увезло их к дому человека.

Когда кот подвел его к дому, оба были пьяны. Человек еле стоял на ногах. Он боялся звонить домой и сел возле дверей. Сел и уснул, а кот… А кот приблизил к нему свою морду.
- “Я ведь не забыл тот кусок мяса”, сказал он. Помнишь, тот из бутерброда, который ты отдал мне. Это был самый вкусный ужин в моей жизни. Мой последний ужин, а ты съел кусок хлеба потому что отдал своё мясо голодному, мокрому, черному коту на углу. Это был я. Я не забыл тебя. Спи спокойно. Теперь есть у тебя свой кошачий ангел, а мы своих не сдаём. Кот развернулся и вышел на улицу. Большие черные крылья раскрылись за спиной и он взлетел в черное ночное небо. Туда, к звездам. Туда, где живут ангелы и все светлые души.

А наутро хозяйка самого большого бара, которую все называли Железная леди за характер и тяжкую судьбу пришла на работу. Официант смеясь рассказал ей про странного плохо одетого мужика с пятьюдесятью долларами, который говорил, что напротив него сидит черный кот.
Железная леди побледнела и схватилась руками за горло.
- “Черный с белой полосой на голове?” спросила она.
- “Да”, ответил официант. Откуда вы знаете? Знаю- сказала она. Это был он. И она бросилась к телефону и долго звонила в службу такси упрашивая дать ей номер того, кто вчера отвозил мужчину от их бара. А потом выгребла всё из кассы, а потом поехала к банку и сняла все деньги. А потом достала заветную старую коробку из под туфель с надписью 1875 год. Она сложила туда деньги и поехала на такси к тому дому.

Дверь ей открыла маленькая женщина в старом халатике. За него держались двое детишек. Мальчик и девочка.
- “Я приехала отдать вам коробку, которую вчера забыл ваш муж” сказала Железная леди. Женщина взяла тяжелую коробку и открыла её.
- “Боже мой!” вскрикнула она и уронила её на пол. У моего мужа не может быть столько денег.
- “Это от друзей”, сказала хозяйка бара.
- “Нет у моего мужа друзей”, ответила женщина и вообще никого кроме нас нет.
- “Теперь есть”, сказала Железная леди. Теперь у него много друзей. Мы все его друзья и она обняла маленькую женщину.
- “Я не могу вам всего объяснить, но вы должны взять эти деньги”, сказала хозяйка бара. Это мой долг ему. Так надо. Возьмите для детей. И она повернулась и пошла, а маленькая женщина в стареньком халатике долго смотрела ей в след.

Железная леди сидела на скамейке. Сигарета дрожала в руках, а по щекам текли слезы. Она вспомнила, как черный кот с белой полосой пришел к ней, когда наступил самый последний день. Он пришел и не дал ей сделать тот последний шаг с обрыва. А на следующее утро к ней домой постучал странный, смешной и толстый хозяин картинной галереи в дорогом костюме и долго доказывал ей, что она забыла у него вот эту самую коробку с надписью 1875 год набитую деньгами. А потом он умаявшись стал перед ней на колени и просто попросил взять всё это. Просто, потому что так надо.

На эти деньги она открыла самый большой и самый лучший бар в городе. А ту галерею ей так и не удалось найти, хотя потом она объездила весь город. Так и хранилась у неё эта коробка из под старых туфель. А теперь вот понадобилась. Пригодилась.

Железная леди встала и пошла. Она шла просто по улице. А черный кот смотрел на неё и улыбался. Он знал, что коробка пойдет дальше. Пойдет дальше между людьми и обязательно попадет в руки тому, кто не пожалеет своего последнего куска для голодного, мокрого и дрожащего от холода кота.
Не спешите прыгать с обрыва. Не спешите. Может быть у вас за спиной стоит черный кот с белой полосой на голове. Он никогда не забывает. Никогда. И обязательно придёт. Надо только верить.

Олег Бондаренко

Не секрет, что кошки захватили интернет, однако за многие годы до этого они заселили живописные полотна и гравюры. Оказывается, многие художники ужасно любят кошек: умиляются повадкам, выражениям мордашек и глаз. Теряют бдительность. А котики, играя на чувствах, незаметно и безжалостно похищают сердца. Навсегда.

Зато можно наслаждаться прекрасными произведениями искусства, пропитанными любовью к этим хитрющим мордахам. Представляем вам найпушистейшую и теплую коллекцию картин от художников-кошатников из разных уголков мира.

Ким Хаскинс. Англия

Художница Ким Хаскинс (Kim Haskins) родилась в Англии. Ким в основном работает акриловыми красками на картоне или холсте. Ее лохматые разноцветные котики с круглыми глазами неизменно вызывают широкие улыбки. Забыть эти умильные полосатые кучки невозможно. Коты Ким легко, даже слишком легко, похищают многие сердца на них смотрящих.

Валерий Хлебников. Россия

Хлебников Валерий Иванович родился в городе Вышний Волочек Тверской области. Сейчас живет в Московской области. Уже в трехлетнем возрасте маленький Валера нарисовал первую картинку. И это был, конечно, кот. Его коты похожи на тяжелых, добрых великанов. С таким котом здорово обниматься и ни о чем не беспокоиться. Работы Валерия полны юмора, доброты и тепла.

Джой Кэмпбелл. США

Американская художница-иллюстратор Джой Кэмпбелл (Joy Campbell) живет в местечке Уинлок, штат Вашингтон. Пишет картины уже более 30 лет. Сейчас работает в масле, и, конечно, любимой темой полотен являются котики. Ее котики довольны жизнью, самодостаточны. Они развалились по диванам и столам, игриво заглядывают в глаза и полностью контролируют сердца людей.

Генриетта Роннер-Книп. Бельгия

Ронннер-Книп - известная художница-анималистка во втором поколении (ее мать - Полин Рифер де Курсель, чьи безукоризненно точные изображения птиц пользовались большой популярностью). Ее родители развелись, вместе с отцом и его новой женой Генриетта часто меняла место жительства. Она начала профессионально заниматься живописью, когда ее полностью ослепший отец уже не мог содержать семью. Одним из сюжетов самых продаваемых ее картин были... котики.

Рихард Донскис. Латвия

Рихард Донскис — художник из Латвии, работающий под ником Apofiss. Рихард творит атмосферные, немного мистические иллюстрации, где царствуют милейшие котики. Нежные глазастики с пронзительным выражением мордочек завоевывают любовь зрителя с первого взгляда.

Норвиль. Литва

Литовская художница Норвиль (Norvile Dovidonyte, Nora) — хозяйка рыжего вдохновителя Элвиса. Она обожает рисовать котиков, создавать неиссякаемый источник хорошего настроения и доброй улыбки. Нора творит уютную, простую жизнь, передает забавные повадки милых зверей. Она давно и нежно влюблена в кошек.

Утагава Куниёси. Япония

Один из крупнейших мастеров гравюры эпохи Эдо, Куниёси изображал героев и призраков, сёгунов и актёров кабуки. Однако есть в его творчестве и ироничная «кошачья серия» - очаровательные пушистики в кимоно ведут веселую жизнь куртизанок и актёров из «веселого» квартала. Дело в том, что в 1842 году в результате так называемых «реформ Тэмпо» художникам укиё-э запретили изображать «непристойности» - театральные постановки, гейш, музыкантов... Так художник элегантно вышел из затруднительного положения.

Владимир Румянцев. Россия. Санкт-Петербург

Владимир Румянцев был членом Санкт-Петербургского союза художников и общества акварелистов, а также членом Российского союза художников. Его работы есть в музейных коллекциях России, а также в частных коллекциях Германии, США, Великобритании, Финляндии и Швеции. Его коты романтичны. Они видят ангелов, любят цветы и лиричный город на Неве. Художник был невероятным жизнелюбом, посмотрите на его котов – они считают, жизнь прекрасна, мир их светел и добр.

Человеку нужен теплый кот,
чтоб мурлыкал громко он на ручках.
Отпуск нужен, лучше дважды в год.
Кактус нужен на окне колючий.

Нужно что-то вкусненькое к чаю,
нужен шарфик из овечьей шерсти,
нужно между строчек «я скучаю»,
нужно «как прекрасно, что мы вместе».

Нужно «позвони, когда проснёшься».
Нужно «подожди, иду навстречу!».
Нужно «а давай, ты улыбнёшься?»

Нужно, чтоб холодный серый вечер,
а на кухне лампа с абажуром,
и пузатый чайник закипает.

Нужно, чтоб знакомая фигура к твоему подъезду подбегает.
Потому что шагом невозможно, потому что так к тебе и тянет.
Нужно дозу радости подкожно, нужно, чтоб есть тот, кто понимает.

Человеку нужно очень много,
чтобы в жизнь всё время быть влюблённым.
Ведь любовь внутри — частичка Бога.
Без неё, твой в теле дух — пленённый.

Мальвина Матрасова