Иногда человек выходит за пределы привычного, чтобы найти ответы на вопросы, что терзают его душу. В поисках Бога, в поисках смысла он сталкивается с тем, что сам создает — из глины, из слова, из страха. А ведь каждый поиск — это не только надежда найти, но и шанс пересоздать что-то внутри себя.

ПСАЛОМ

Я вышел на поиски Бога.
В предгорье уже рассвело.
А нужно мне было немного –
Две пригоршни глины всего.

И с гор я спустился в долину,
Развел над рекою костер,
И красную вязкую глину
В ладонях размял и растер.

Что знал я в ту пору о Боге
На тихой заре бытия?
Я вылепил руки и ноги,
И голову вылепил я.

И полон предчувствием смутным
Мечтал я, при свете огня,
Что будет Он добрым и мудрым,
Что Он пожалеет меня.

Когда ж он померк, этот длинный
День страхов, надежд и скорбей –
Мой Бог, сотворенный из глины,
Сказал мне:
– Иди и убей!..

И канули годы,
И снова –
Все так же, но только грубей,
Мой Бог, сотворенный из слова,
Твердил мне:
– Иди и убей!

И шел я дорогою праха,
Мне в платье впивался репей,
И Бог, сотворенный из страха,
Шептал мне:
– Иди и убей!

Но вновь я печально и строго
С утра выхожу за порог –
На поиски доброго Бога
И – ах да поможет мне Бог!

Александр Галич
1971

О знаменитом путешественнике, который порой давал волю фантазии, но вместе с тем старался быть объективным.

В XIII столетии пространственные перемещения, даже в сердце цивилизованного западного мира, были непредсказуемы и чреваты опасностями. Человек, всего лишь побывавший на «другой стороне» Средиземного моря, вызывал у современников целую гамму чувств — любопытство, смешанное с недоверием и завистью. Марко Поло не был первым европейцем на Дальнем Востоке, но он первым рассказал о том, что увидел во время путешествия. И сразу после появления его «Книги» у читателей возникли сомнения — да не врет ли купец? Пристрастное изучение описаний Поло показывает: он был правдив, когда рассказывал о Китае, но многое присочинил, когда писал о сопредельных с ним странах.

«Да-да, так оно в Тибете и бывает, досточтимый друг…» — сорокапятилетний узник генуэзской тюрьмы, взятый не так давно в плен в морском сражении, наморщил лоб, силясь вспомнить, как выглядела та женщина, но не смог. Удивительно: только три лета назад, в 1295 году от Рождества Христова, он вернулся из долгих, почти двадцатипятилетних, странствий по неведомой стране, которую назвал Катаем, но отчего-то все тамошние женщины уже слились для него в одно лицо.

А ведь у него имелся веский повод запомнить хотя бы одну из них. В этом самом Тибете существовал обычай гостеприимства столь полного, что путнику предлагали не только ночлег, кров и стол, но и внимание жены или сестры хозяина — пусть и на одну ночь.

Тем временем сокамерник Рустичелло из Пизы, романтический писака и стихоплет, арестованный за неизвестное преступление, прилежно скрипевший пером под диктовку Марко, кинул на него подозрительный взгляд. Он не знал того, что удивительные «сказки» об острове Никобар, где люди ходят нагими, украшая дома и деревья шелковыми полотнищами, о принцессе Кокачин, невесте персидского царя Аргуня, и многие другие, выходящие из-под его пера, сыграют с читателями, чей мир пока ограничивался на Востоке Иерусалимом, коварную шутку. Публика не испугается, не станет смеяться над «россказнями», а заинтересуется. А еще два века спустя — с точностью почти до года — мореплаватель Христофор Колумб из Генуи, только что не клавший себе под подушку «Книгу» Поло, отправится на поиски восточных стран, описанных венецианским купцом.

Хронология

1245–1247 годы — Плано Карпини отправляется в Каракорум и привозит папе письмо от нового Великого хана Гуюка, сменившего Угэдэя

15 сентября 1254 года — родился Марко Поло

1253–1255 годы — путешествие Виллема де Рубрука ко двору Великого хана Мункэ в Каракорум через Солдайю (Судак) и ставку Батыя в Сара

Около 1259 года — Никколо и Маффео Поло сворачивают купеческую деятельность в Константинополе

1260 год — братья Поло отправляются в путешествие по северному ответвлению Великого шелкового пути

1264 год — Никколо и Маффео входят в посольство, посланное ильханом Хулагу к Великому хану Хубилаю

1265 (66?) год — братья прибывают в Кайфэн на Хуанхэ, где находилась ставка Хубилая

1269 (70?) год — возможное время возвращения Никколо и Маффео в Венецию с просьбой прислать с ними сотню миссионеров для монголов

1268–1271 годы — Sede vacante («Вакантное место»), отсутствие на престоле Святого Петра понтифика между смертью Клемента IV и избранием Григория Х

1271 год — братья Поло берут с собой семнадцатилетнего Марко, сына Никколо, двух монахов и вновь отправляются на Восток, во владения Великого хана

ок. 1273 года — венецианские купцы достигают границ Китая

1275–1292 годы — Марко Поло на службе у Хубилая

1291 год — Хубилай поручает троим Поло эскортировать монгольскую принцессу Кокачин (Cocacin в «Книге» Поло) к жениху — персидскому ильхану Аргону (Аргуню)

1293 или 1294 год — Поло достигают ильханата, которым правит уже сын Аргона, Гайхату

1295 год — возвращение Поло из Персии в Венецию

1298–1299 годы — в генуэзской тюрьме Поло диктует книгу Рустичелло Пизанскому

1324 год — смерть Марко Поло в Венеции

О приключениях Никколо и Маффео в евразийских степях

Итак, мир жил в XIII веке, и если кто-нибудь мог тогда утверждать, что число это несчастливое, то уж никак не почтенные синьоры Маффео и Никколо Поло. Расположившись на маленьком архипелаге в неглубокой лагуне, их родина Венеция удобно «устроилась» возле выходов к морским путям, как будто специально для того, чтобы стать воротами, через которые течет в Европу многокрасочный поток товаров столь же ценных, сколь и экзотических.

Пройдет еще шестнадцать лет, и уже на памяти юного Марко устремится на Ближний Восток в последний, восьмой раз Христово воинство. Оно тоже потерпит неудачу. Под ударами египетского султана Бейбарса падут многие крепости крестоносцев в Сирии и Палестине. Христианский Ближний Восток продержится еще несколько лет: к концу столетия мусульмане займут Триполи, Бейрут, Тир, Сидон … и, наконец, Акру — последний оплот крестоносцев в Святой Земле, где неоднократно бывали купцы Поло. Теперь их ожидали иные маршруты.

Следя за путешествиями старших Поло, мы находимся на вполне твердой почве, хотя бы потому, что данные о них черпаем не только из «Книги», но и из некоторых архивных источников.

Картина в общих чертах получается такая: в середине XIII века Никколо и Маффео жили в Константинополе, где наслаждались всеми политическими и налоговыми привилегиями, которые полагались венецианцам за поддержку, оказанную торговой республикой крестоносцам при создании Латинской империи (1204 год). Точнее — при самом завоевании византийской столицы, когда так отличились головорезы сорок первого дожа Венеции, Энрико Дандоло.

В 1261-м Михаил Палеолог, правитель Никейской империи, возвращает под свой скипетр Константинополь и поджигает Венецианский квартал. Расхожей практикой того времени было ослепление поверженных врагов: вот и захваченных итальянцев ослепили…

Но братья Поло были мудрыми людьми: они вовремя почувствовали изменение ситуации и сочли за благо свернуть бизнес и переселиться в Крым, в хорошо известный нам город Судак (тогдашнюю Сугдею, или Солдайю).

В Крыму ситуация была не легче. Старинный порт, с 1203 года освоенный европейцами и вскоре завоеванный монголами, теперь подвергался все большим притеснениям со стороны Золотой орды. И тогда братья решили не убегать от тайфуна, а двигаться в его центр. Они отправились прямо в Сарай, ко двору ордынского Берке-хана.

В то первое путешествие к монголам Никколо и Маффео прожили в столице на Волге — городе Сарай-Берке — всего год. Поняли, что не хотят обратно в Крым, раздираемый усобицей хана Берке с его двоюродным братом Хулагу — первым монгольским правителем (ильханом) Персии, и двинулись испытанными торговыми путями в Бухару, где застряли еще на три года.

Новый прорыв происходит в 1264 году: братья присоединяются к посольству, отправленному Хулагу к его родному брату и — с 1260 года — Великому хану Хубилаю, осевшему к тому времени в Ханбалыке, более известном миру под китайским именем Бэйцзин, «Северная столица» (в русском языке он стал Пекином). Через много лет Марко рассказывал, как ласково принял «латинян» этот государь, как отпустил их назад с «сопровождающим офицером» монголом Кокетеем и «золотой дщицей» (пайцзой), как потребовал снова прислать к нему уже сотню ученых людей для преподавания «семи искусств» и наказал привезти масла из священной лампады, что горит во храме Гроба Господня в Иерусалиме.

Рассказ об увлекательных приключениях братьев занимает в «Книге» десять коротеньких глав — Марко вообще лаконичен. Возьмем, скажем, главу седьмую — «Как Великий хан спрашивает братьев о делах христиан». Вот образец стиля нашего героя: «Спрашивал он их еще об апостоле, о всех делах Римской Церкви и об обычаях латинян. Говорили ему Николай и Матвей обо всем правду, по порядку и умно; люди они были разумные и по-татарски знали».

Долго ли коротко ли, но братья расстались с Кокетеем на монгольской границе, прибыли в армянскую Киликию, отплыли оттуда в Акру, столицу умиравшего Иерусалимского королевства, и узнали там две печальные новости. Во-первых, умер «апостол» Клемент IV — так Поло называли папу. Во-вторых, та же участь постигла жену Никколо и мать Марко. Значит, пора было домой.

Il milione: рукописи — горят?

Наверное, никого не удивит тот факт, что рукописный оригинал «Книги» Марко Поло, тот самый, что составил Рустичелло в генуэзской тюрьме на популярном в те времена смешанном франко-итальянском наречии, не сохранился. Но известно, что сочинение это очень быстро (в течение нескольких месяцев) разошлось в списках по Европе и получило несколько названий, самое известное из которых — Il Milione — «Миллион». Это имя производят иногда от предполагаемой склонности Поло к преувеличениям («Миллион неправд»), а иногда — от ласкового прозвания самого Marco Emilio Polo — Emilione.

Сам же автор озаглавил свой манускрипт «Divisament dou Monde», «Описание мира». Но нынче — в названиях полный разнобой. Англия предпочитает «Путешествия Марко Поло», во Франции печатают «Книгу Великого хана», другие этот труд определяют как «Книгу о многообразии мира». А чаще всего говорят просто — «Книга Марко Поло».

Она состоит из четырех частей: в первой описаны Ближний Восток и Центральная Азия (дорога в Китай), во второй — сам Китай и двор Хубилая, в третьей — некоторые прибрежные районы Дальнего Востока, Восточной и Южной Азии: Япония, Индия, Шри-Ланка, а также восточный берег Африки (уж вовсе невероятно, чтобы Поло там появлялся). И, наконец, в четвертой книге рассказано о недавних войнах монголов и о некоторых странах к северу от Китая. К примеру, о России, которой автор посвящает такие слова:

«Живут тут христиане греческого исповедания. Тут много царей и свой собственный язык; народ простодушный и очень красивый; мужчины и женщины белы и белокуры. На границе тут много трудных проходов и крепостей. Дани они никому не платят, только немного царю Запада; а он татарин и называется Тактактай» (Речь идет о хане Золотой орды Тохта, или Тохтогу (1290–1312). — Прим. ред.) …Хочу сказать о Росии кое-что, что я забыл. Знайте, по истинной правде, самый сильный холод в свете в Росии; трудно от него укрыться. Страна большая, до самого моря-океана; и на этом море у них несколько островов, где водятся кречеты и соколы-пилигримы, все это вывозится по разным странам света. От Росии, скажу вам, до Норвегии путь недолог, и если бы не холод, так можно было бы туда скоро дойти, а от великого холода нелегко туда ходить. Оставим это и расскажем о большом море».

О путешествии на Восток апостольских послов

Случилось так, что между смертью Клемента IV в 1268 году и избранием его преемника, Григория Х, прошло целых три года. А Поло не могли ехать назад к хану без обещанных ему «специалистов», поэтому — ждали. Тем временем окончательно подрос Марко — ему исполнилось шестнадцать.

С новым понтификом старшие Поло познакомились еще на обратном своем пути, в Палестине, где тот служил легатом Римской церкви и звался Теобальдом Висконти из Пьяченцы. Так что, заняв римскую кафедру, Теобальд-Григорий воспользовался рвением братьев и, выделив им в помощь двух монахов вместо искомой сотни, благословил на путешествие.

Пересказывать подробно маршрут смысла нет: Марко описал его весьма красочно. Отплыв в 1271 году из Венеции, три купца опять пересекли Средиземное море, добрались до Акры, а оттуда — снова водным путем до берегов Малой Азии. Затем прошли по современной Армении, обратились на юг, добрались до Персии и достигли порта Ормуз — на берегу одноименного пролива.

Здесь они надеялись сесть на корабль до Китая, но, убоявшись ненадежности судоходства в Индийском океане, изменили планы и отправились сушей — через Персию в Афганистан, по одному из основных ответвлений Шелкового пути. Перевалили через Памир и — от оазиса к оазису, через Ферганскую долину, с древности славную лучшими лошадьми Востока, добрались до Кашгара.

От Китая их отделяли теперь только пустыни — страшная Такла-Макан и мало уступающая ей Гоби. Торговцы прошли южной кромкой Такла-Макана, где, наконец-то, после всех тягот предыдущего пути имелись и свежая вода, и еда, и вьючные животные. Так называемый Ганьсуйский коридор, соединяющий два песчаных царства, милостиво пропустил караван, и братья достигли крепости Цзяюйгуань — первого пункта на западной оконечности Великой китайской стены.

Как известно, Марко Поло не упоминает об этом величайшем сооружении в своей «Книге», что часто ставится ему в вину скептически настроенными историками, но так ли удивительно подобное молчание? Ведь на долгом своем пути венецианцы видели сотни крепостей и крепостных валов. Они могли просто не осознать важности и величия сооружения, между прочим, почти не задержавшего монголов при завоевании Китая. Да и окончательно стена завершена была лишь после воцарения династии Мин в 1368 году.

Следующая большая остановка на пути купцов — город Дуньхуан, с его пещерами Тысячи будд, искусством рытья гротов и прочими чудесами, откуда уже рукой подать до Ханбалыка-Пекина.

«Три с половиною года, знайте, странствовали они по причине дурных дорог, дождей да больших рек, да потому еще, что зимою не могли они ехать так же, как летом»…

Предшественники Марко Поло

Торговые пути из Европы в Китай и обратно (через оазисы Центральной Азии) существовали по крайней мере со II века до н. э. — в исторических хрониках Поднебесной упоминаются путешествия торговцев в Си-Юй — «Западный край». Очевидно, основные маршруты и тогда примерно соответствовали современным, но лишь в конце XIX века немецкий географ Фердинанд фон Рихтхофен назвал эту дорогу «Шелковым путем»: ведь еще римляне получали по ней именно шелк из таинственной «страны серов» (sericum — на латыни «шелк»), где его якобы счесывали с деревьев.

Доходили до Китая и западные товары — стекло, монеты, украшения. Первыми европейцами на Дальнем Востоке стали несториане, которые уже с VI века добирались до города Чанъань (современная Сиань). Впрочем, они не собирали для европейцев сведения о «новой стране», а заботились лишь об укреплении собственных позиций при дворе династии Тан (618–907) и распространении своего учения.

Далее, между несторианами, к середине X века «выдавленными» из Китая властями, склонявшимися к буддизму, и нашим героем лежат три «темных» столетия — письменные свидетельства о контактах с европейцами отсутствуют. Однако торговля продолжалась, так как и на Западе, и на Востоке мы обнаруживаем в этот период товары с противоположных концов света. При этом путешественники, безусловно, не всегда «следовали до конечной станции», к тому же Шелковый путь имел множество ответвлений.

Первым из описавших свои приключения послов был Джованни де Плано Карпини (ок. 1180–1252), посетивший ставку хана Гуюка в Каракоруме. Он в 1245 году проехал через Киев, донские и прикаспийские степи, Хорезм, Семиречье и Тарбагатай (город в Синьцзяне), чтобы уже через два года вернуться к папе Иннокентию IV с «Историей монголов».

В небольшую оставшуюся «лакуну» между Карпини и Поло вклинился еще один францисканец — фламандец Виллем де Рубрук (1225–1291), в 1253–1255 годах выполнявший особое поручение Людовика IX Святого Французского. Он отправился ко двору уже нового хана, Мункэ, и тоже сочинил о том отчет — «Путешествие в восточные страны». Ни Карпини, ни Рубрук, однако, не были в «застенном» Китае; здесь Марко Поло оказался первопроходцем.

О том, как Марко служил у Великого хана

Хубилай (1215–1294) — внук Чингисхана и формально верховный правитель всех монголов, а также основатель династии Юань, вытеснившей из Китая династию Сун, — был прославлен на Западе именно Марко Поло, причем с минимальным искажением имени: Кубла-хан (именно так его потом станут называть европейские поэты).

В XIII веке империя Чингисхана распалась на четыре части: Кыпчакское ханство (Белая и Золотая Орда), Ильханат, расположившийся в Персии и на Ближнем Востоке, Чагатайский улус в Центральной Азии и Великое ханство, контролировавшее «коренной юрт» — саму Монголию — плюс весь Китай. При Хубилае общая территория монгольской державы достигла максимума: именно он к 1279 году покорил последние независимые земли к югу от Янцзы.

С того момента, как перед грозным завоевателем предстали гости с другого края света, начинаются легенды и «проблемы». Марко заявляет в «Книге»: он-де понравился правителю, тот отметил знание им четырех наречий (точно неизвестно, что за языки это были — скорее всего, турецкий, арабизированный персидский, уйгурский — официальный письменный язык монголов в Китае, и, возможно, азы монгольского-«татарского»).

Странно, что Марко ни словом не упоминает о причудливой местной письменности! Но ведь купеческая практика «в походе» во многом отличалась от торговли на родине, и в первую очередь — способами общения и заключения сделок. Чужой разговорный язык усваивался быстро — того требовал процесс купли-продажи. Но практиковаться в чужом письме, да еще в таком экзотическом, у купцов времени не было. И зачем это письмо им? Ни чеков, ни накладных тогда не существовало. Успеха в далеких землях добивался тот, кто умел говорить, устанавливать доверительный контакт, иными словами, — кто был хорошим коммуникатором. Поло, несомненно, видел образцы уйгурского и китайского письма — последнее присутствует в любом китайском храме, — но отчего-то не упоминает об этом.

Другой вопрос — служба молодого венецианца у Хубилая. Как получилось, что Великий хан давал административные и дипломатические задания чужаку, юнцу двадцати лет от роду? То собрать секретную информацию в нынешней Юньнани (Юго-Западный Китай), то съездить в Ханчжоу, то приглядеть за сбором налогов или за осадой города…

Поло так описывает начало своей деятельности: «Увидел Великий хан Марко — а тот тогда был молодцом — и спросил: „Это кто?“ — „Государь, — отвечал Николай, — это мой сын, а твой слуга“. — „Добро пожаловать“, — сказал Великий хан». Неожиданная удача! Надо, впрочем, иметь в виду: редакции «Книги» разнятся, в одной из них говорится, что венецианец три года губернаторствовал в Янчжоу (примерно между 1282 и 1287 годами), а в других — нет! В то же время монголы довольно широко привлекали к управлению представителей разных народов, которых называли «цветноглазыми» — «сэму». Чаще всего это были уйгуры, но «латиняне» ничем им не уступали.

Зачем венецианец отправился на Восток?

Ответ на этот вопрос формально очень прост: все члены семейства Поло были в первую очередь купцами, причем успешными. Следовательно, путешествовали они не только в сопровождении дипломатов и монахов (эти последние присоединились только ко второму походу венецианской семьи, следовавшей на сей раз с папским посланием), но и с товарами.

Состояние Поло сколотили еще в Константинополе и потом приумножили его в Крыму и на Волге. Какие бы ни ложились дороги перед предприимчивыми итальянцами, они всегда брали с собой экзотические предметы из последнего места пребывания, продавали их по дороге — скажем, в Бухаре после Самарканда — там обзаводились новым товаром (к примеру, тканями и специями) и двигались дальше. В таком режиме они и преодолевали огромные расстояния.

Официальные приемы простых купцов при ханском дворе тоже не должны нас удивлять. Ведь с древнейших времен дипломатия на Востоке, и в особенности в Китае, служила просто «другой формой» торговли. Даже то, что китайцы называли в своих летописях «данью», являлось на самом деле ритуально освященным обменом дарами — «варвары» везли государю своих лошадей, яшму или продукты ремесла, а тот зачастую возвращал им их стоимость в двойном-тройном размере — шелковыми тканями, бронзовыми изделиями, украшениями.

Не составили в этом смысле исключение и Поло. Как и тысячи их безымянных предшественников на Шелковом пути, они, вероятно, не стали распродавать в монгольской столице остаток товаров, сохранившийся после месяцев дороги, а приберегли его для ханской столицы.

Когда Никколо и Маффео с юным Марко предстали перед ханом (два сопровождавших монаха отстали от каравана), они имели при себе для передачи не только послание римского понтифика, но и богатые дары, из числа которых сам Поло упоминает, правда, лишь масло из иерусалимской лампады. Но можно догадаться, что присутствовало там и венецианское стекло (в частности, бисер, который высоко ценился повсеместно), и драгоценности, на торговле которыми специализировались братья.

Выдающийся средневековый арабский путешественник Ибн Баттута (1304–1377) примерно полвека спустя писал: «Китай — самое безопасное и лучшее место в мире для путешественника. Путник один может совершить переход в девять месяцев и ничего не бояться, даже если он нагружен сокровищами. На каждой станции есть гостиница, за которой присматривает специальный офицер с отрядом пеших и конных солдат… С путниками он направляет до следующей станции человека, который должен вернуться с письмом от офицера этой второй станции, подтверждающим, что все прибыли».

Пользуясь этим благоприятным режимом, Марко наверняка и к обратному путешествию в Европу во множестве приобрел уже местных, китайских товаров. «Книга» полна упоминаний о них. По мере же продвижения и по китайской территории, и по другим занятым монголами областям (где, надо полагать, существовали примерно те же порядки) купец расставался с прежними запасами и приобретал новые, с тем чтобы в следующем караван-сарае реализовать и их.

В Тебризе Поло посетил крупнейший в мире рынок жемчуга, привозимого сюда с берегов Персидского залива, из Восточной Африки и Шри-Ланки. Купцы Поло покупали, продавали, пускали в оборот деньги, задерживаясь иногда подолгу на одном месте, и, описав неторопливый круг, возвращались в родную Венецию.

Марко не пишет, что именно он привез из Китая, — вероятно, для его современников приблизительный список таких предметов был очевиден и не представлял интереса, в отличие от рассказов о неведомых странах. Но другие источники косвенно свидетельствуют о «типовом» наборе купца-путешественника. Например, китайские хроники повествуют: в XI–XII веках в Кантоне, Ханчжоу и других портах до 10% от стоимости самого товара поднялись налоги на вывозимые жемчуг и камфару, до 30 — на черепаховый панцирь и пихтовое дерево (платили, естественно, натурой). Вывод ясен — всем этим и торговали.

О том, как создавалась «Книга»

Сомнения в том, что наш герой действительно путешествовал в Китай, имеют под собой основания. В «Книге» масса ошибок, домыслов, преувеличений и пропусков. Современный человек, живущий на Земле, лишенной белых пятен, покоривший оба полюса, развивающий космический туризм и лишь изредка верящий в инопланетян, не осознает, как работало сознание средневекового негоцианта.

«Книга» Марко Поло — повествование купца XIII века. В этой характеристике важны все три слова. Во-первых, тогдашнее «повествование» подразумевало сознательное включение в текст диковин. Тут и «темные острова», где никогда не бывает солнца, и люди с собачьими головами, и неправдоподобно огромные рыбы… Они сами возникают в памяти рассказчика, когда речь заходит о непривычном укладе жизни, особенно если этот рассказчик не понаслышке знает, что такое, скажем, «бестиарий». Или читал то, что полагалось читать людям его круга. Например, «Александрию» — греческую повесть об Александре Македонском конца II или начала III века, полную фантастических рассказов о неведомых странах.

Марко хорошо знал это сочинение — он дискутирует с ним, рассказывая о нынешнем Дагестане (в земли которого включает Грузию), и в данном случае — наоборот, отвлекаясь от чудес, проявляет себя аналитиком. К примеру: в старинной повести Александр строит между горами Кавказа и Каспийским морем крепость для защиты от татар. Но нет, возражает Поло: «то были не татары, а куманы (кыпчаки) и другие времена: татар в то время не было».

В Европе XIII века книги еще не печатали (в отличие от того же Китая, да только Поло о том не упомянул), а переписывались от руки, и их, естественно, было мало. Зато в тех, что существовали, теснятся порождения ума сколь проницательного, столь и мало знающего о другом, внешнем мире. Сколь богатого воображением, столь и — добросовестного. С легкой руки Франсиско Гойи мы любим повторять: «Сон разума рождает чудовищ». Не только невежество — законы жанра рождают их в не меньшем разнообразии и количестве.

Итак, что же поставили в вину венецианскому путешественнику? Где поймали его за руку и кто поймал?

В тисках средневековой «логистики»

Организация караванной торговли на дорогах Великого шелкового пути была отработана веками. В «западных» областях, до Центральной Азии — брали для вещей телеги и повозки, запряженные быками, а также вьючных лошадей (так указывает Рубрук). Сами путешественники тоже передвигались верхом. Перевалив же через Памир, где-то по дороге к Кашгару и вдоль южной части Пути, окаймляющей пустыню Такла-Макан, — пересаживались и перегружали поклажу на верблюдов, которые «двигали» караван — от оазиса к оазису, от постоялого двора к базару, от крепости к крепости.

После Дуньхуана, первого китайского форпоста на Западе, — снова на конях и повозках… Никакой специальной личной охраны у путников, как правило, не имелось, за исключением редких случаев. Скажем, на обратном пути из первого похода братья Поло, согласно выданной им золотой ханской пайцзе (своего рода «подорожной»), получили нескольких провожатых. А в остальных случаях — передвигались они как все «нормальные» купцы той эпохи: то одни, то прибившись к какому-нибудь большому попутному каравану.

В «Книге» Марко указывает расстояния между пунктами в дневных переходах, и мы можем заметить по некоторым географическим данным, что средний такой переход составлял в XIII–XIV веках 20–25 километров.

Почему венецианский купец оказался фантазером

Довольно долго факт продолжительного пребывания Поло на Дальнем Востоке не вызывал ни у кого сомнения. Ни Г. Потье, профессор Парижской школы восточных языков и редактор французского издания «Книги» 1865 года, ни выдающийся востоковед Анри Кордье, ни британский полковник, географ и историк сэр Генри Юл, к 1903 году выпустивший три издания «Путешествия Марко Поло» на языке Шекспира и Дрейка, — никогда не сомневались в присутствии венецианского юноши при дворе Хубилая.

Или вот — 1906 год. Француз Поль Пельо проводит экспедицию по приблизительному маршруту Марко из России в Китай. Теми же древними дорогами устремляются в Центральную Азию швед Свен Хедин и прославленный английский археолог Орел Стейн, название труда которого — «Развалины пустынного Катая» — содержит аллюзию на знаменитый источник. Знаете, что лежало в переметных сумах шведа и британца вместо путеводителя? Угадали: «Книга» Марко Поло.

Но вот наступил конец скептического ХХ века, астрономы с математиками задумались о «всемирном хронологическом заговоре», расцвела компаративистика (историческое языкознание), китаеведы стали читать тюркологов, и все вместе — средневековых путешественников.

Еще в 1966 году поднялся первый голос против венецианца: немецкий монголовед Герберт Франке из Мюнхена опубликовал в одном из научных журналов Гонконга сенсационную статью. По мнению Франке, Поло… позаимствовал главы, посвященные Китаю, из ныне утерянной арабской энциклопедии и, скорее всего, до Дальнего Востока вовсе не доехал.

Так что когда в 1995 году мисс Фрэнсис Вуд, директор Китайского отделения Британской национальной библиотеки, пошла дальше, ее маленькая книжка «Действительно ли Марко Поло был в Китае?» была встречена благосклонно. В своей работе мисс Вуд тоже пыталась доказать, что венецианец в Срединную империю не путешествовал, а был простым компилятором, в жизни своей не двинувшимся дальше венецианских торговых форпостов на Черном море и в Константинополе.

Еще через два года в Лондоне выходит и вовсе таинственная книжка Дэвида Сэлбурна с длинным, стилизованным «под старину» названием «Город Света: тайный дневник человека, приехавшего в Китай за четыре года до Марко Поло». Автор пишет о просвещенном еврейском купце Якобе из Анконы (город в Италии), утверждая, что тот достиг Китая в 1271 году и записал свои впечатления. Однако оригинальный текст так и не был предъявлен публике, даже в фотокопиях. Пока приходится довольствоваться объяснением, что истинный владелец манускрипта «тщательно бережет инкогнито». Общественность пытается надавить на Сэлбурна, но тот не сдается.

Так вот, якобы Марко все списал у Якоба. Но был ли Якоб? Нет ответа.

Ну и, наконец, в 1999 году еще несколько сотен страниц, обличающих средневекового купца, пишет некто Дитмар Хенце. В духе постмодернизма он объявляет всю историю Il Milione грандиозной мистификацией («der kolossalste Schwindel»).

На чем же основаны все эти обвинения? На нескольких позициях или тематических «блоках»:

§ 1. «In absentia» («заочно») или «ex silentio» («по умолчанию»)?

Ни Марко, ни Никколо, ни Маффео Поло ни словом не упомянуты в китайских источниках. Аргумент серьезный: китайская история — самая документированная в мире. Начиная с первого централизованного государства Цинь (221–206 годы до н. э.) при императорском дворе создавались дотошные династийные летописи — в соответствии с четким каноном, включавшим в себя раздел «Лечжуань» («Биографии»).

Этого биографического раздела не миновал ни один выдающийся иностранец, а тем более — достигший императорского двора и милостиво при нем принятый. Тут есть свои сложности: в китайском языке ограниченное количество слогов, а потому нелегко опознать в Ли Мадоу итальянского миссионера XVI–XVII веков Маттео Риччи, а в Лан Шинине художника XVIII века — Джузеппе Кастильоне.

Потье, правда, попытался отождествить нашего героя с неким По-ло, упомянутом в биографическом разделе «Юаньши» династийной истории Юань… Но на самом деле это не тот Поло! Речь идет о монголе Болад-ага, которого араб Рашид ад-Дин (1247–1318) в «Истории монголов» называет Пуладом.

И это только первый козырь. В рукаве у Фрэнсис Вуд таких еще много. Марко Поло не пишет ни о китайском чае, ни об обычае бинтовать женщинам ноги, чтобы те оставались крошечными (это варварство отметит Одорико Порденоне, путешественник XIV века), ни даже о книгопечатании. Таких пропусков англичанка набирает на четыре главы! Наконец, самое существенное: венецианец заявляет, что, будучи официальным представителем хана, вместе с отцом и дядей помог завершить кровавую осаду Сянъяна — города в современной провинции Хубэй.

«Говорили тут два брата и сын, господин Марко: «Великий государь, есть у нас мастера, делают они такие снаряды, что большие камни бросают; не выдержит этот город; станут машины бросать камни, тут он и сдастся. […] По милости Николая, Матвея да Марка вышло так, и немалое то было дело». Да только вот беда: монголы овладели Сянъяном в 1273 году, когда семейство Поло только въезжало в Китай…

И все-таки уже здесь, на дальних подступах к истине, вступимся за венецианца. «В списках не значится» не означает «не был», наука не стоит на месте: возможно, китайскому «псевдониму» Поло еще предстоит быть расшифрованным. Существует масса локальных источников, которые почти никто не изучал с целью обнаружить в них именно имена членов семейства Поло. С Сянъяном дело обстоит сложнее, но вполне вероятно, что Марко просто приписал себе чужие заслуги. Что же касается метательных орудий, то монголы не нуждались в консультациях венецианцев, поскольку имели собственные превосходные катапульты.

§ 2. Где находится Шессиемюр?

Критики совершенно запутались в маршрутах Марко Поло: его многочисленные выезды из Ханбалыка трудно восстановить по «Книге» четко и последовательно. Тем более — почти не идентифицируются упомянутые автором китайские и монгольские топонимы (особенно в провинции Юньнань). Для той области науки, которая называет себя исторической географией, Il Milione представляет непаханое поле. Не легче обстоит дело и с другими странами, где побывал или не побывал Марко. Скажите на милость, что такое Камади? А Реобарл? Шессиемюр? О какой-такой Кала Атаперистан, «крепости огнепоклонников», толкует путаник-венецианец? Неудивительно, что «враждебный лагерь» отказывает ему в достоверности потому, что таких названий нельзя обнаружить в известных источниках. Или все-таки можно?

И тут заметим не без гордости, что мировой науке сильно помогли отечественные специалисты — в частности, переводчик и комментатор «Книги», петербургский профессор-буддолог Иван Минаев (1840–1890). Камади оказался Каманди, Каманду или Шамандом — городом торговцев в восточной части Ирана, на пути к Ормузскому проливу (ныне развалины его находятся возле селения Керимабад). Реобарл — это Робарл или Беобарл, местность между Керманом и тем же Ормузом (ныне — Бендер-Аббас). А Шессиемюр — это просто Кашмир. Кажется, мы пока не можем локализовать эту конкретную крепость парсов-зороастрийцев. Тем лучше. Значит, есть над чем поработать.

§3. Что в имени тебе?..

Наблюдательные комментаторы, в частности Поль Пельо, подметили, что большинство китайских названий и личных имен воспроизведены в «Книге» не в китайском, а, скорее, в персидском варианте. Например, Янгуи вместо Янчжоу, Фуги вместо Фучжоу и так далее. Француз находит соответствия этих форм тем, которые приводит Рашид ад-Дин. Такова ситуация и с самим Ханбалыком, «городом хана», упоминающимся у мусульманского историка в той же форме. Возникает вопрос: не услышал ли Марко все эти слова на ближневосточных постоялых дворах? Или прочел в арабских хрониках?

По размышлении и эта проблема представляется надуманной. Если до сих пор не на жизнь, а на смерть бьются поклонники «суси» и «суши», если в китайском ресторане в Москве можно вместо «гулаожоу» (говядины под сложными соусами) получить «гуляороу» — и это в XXI веке, когда китаеведение обеспечило мир официальной системой транслитерации, — то что говорить о столетии XIII, когда ухо одного путешественника слышало «Манчестер», а другого — «Ливерпуль»?! Да и основным «купеческим» языком на Востоке служил как раз персидский: китайский был ему не указ. Приведем в этой связи наглядный литературный пример:

«В стране Ксанад благословенной
Дворец построил Кубла Хан,
Где Альф бежит, поток священный,
Сквозь мглу пещер гигантских, пенный,
Впадает в сонный океан».

О боже, скажет читатель. Где это? Безусловно, речь идет не о том Китае, который мы четко представляем себе на карте Евразии, упирающимся в Тихий океан. А ведь английский поэт Сэмюэл Колридж написал своего «Кубла-хана» за два года до завершения просвещенного XVIII века. Через добрых 500 лет после поездки Марко, Никколо и Маффео. И Ксанаду при этом — не плод больного воображения поэта. Автор имел в виду Шанду («Верхнюю столицу») — летнюю резиденцию Хубилая, но с правильным транскрибированием китайских слов явно не дружил. Так чего же требовать от купца, сидевшего в тюрьме без дневников и вспоминавшего далекую чужую страну?

…Скажем с полной уверенностью: Марко описал массу мест, в которых не был, но о которых — слышал. Он этого не скрывает, а, напротив, пишет с трогательной купеческой основательностью: «…наша книга расскажет ясно по порядку, точно так, как Марко Поло, умный и благородный гражданин Венеции, говорил о том, что видел своими глазами, и о том, чего сам не видел, но слышал от людей нелживых и верных».

Ни Вуд, ни Франке не заметили: Поло не видел даже Самарканда (туда ранее заезжали его родственники), не посетил он Каракорум, вряд ли ступала его нога на территорию Бирмы и Бенгалии, Тонкина и Японии. А ведь сколько диковин рассказал он хотя бы об этой последней. И жители-то там белые, и золота много — не только полы во дворце правителя выложены им, но и крыша! Не потому ли потом так стремились к «острову Чипангу» сподвижники Колумба?

А сколько фантастических на вид описаний присутствует в книге! То в каком-то закавказском озере на Пасху появляется рыба, дотоле там весь год отсутствовавшая. (Тут мы, правда, разочаруем скептиков: происходит это в озере Севан из-за подъема уровня воды во время таяния снегов, которое приходится на время Великого поста.) То благочестивый сапожник, ранее собственноручно высадивший себе шилом глаз, чтобы не смотрел на женские ножки, заставляет передвинуться гору и тем спасает единоверцев от неминуемой гибели от руки «сарацинского калифа». То расскажет о Старце горы, ассасинах и их очарованном сне, а то и вовсе о единороге или птице с гигантскими крыльями, способной унести слона (и мы немедленно вспоминаем арабскую птицу Рух).

Перебор? Вряд ли. Не стоит грозить автору пальцем. Мифологическое сознание даже такого трезвого человека, как венецианский купец, говорило ему: «Мир полон неизвестных чудес. Я в них верю — поверьте и вы».

По легенде, священник попросил Марко сознаться на смертном одре: нагородил, мол, в книге всяческой лжи. «Я не рассказал и сотой части того, что было», — выдохнул на прощание венецианский купец. В этом сомневаться не приходится.

Приключения «книги»

«Книге» Марко Поло на долгом ее веку пришлось попутешествовать не меньше, чем автору. О судьбе оригинала, писанного рукой Рустичелло, сведений не сохранилось. А вот достоверно установленным владельцем одной из первых роскошно иллюстрированных копий был Иоанн Бесстрашный, герцог Бургундский (1371–1419): именно как его подарок она значится в описи имущества герцога Жана Беррийского.

После смерти герцога книга перешла к семейству Арманьяк, затем — на какое-то время пропала, чтобы всплыть в начале XVI века в библиотеке короля Франциска I. Теперь этот список хранится в парижской Национальной библиотеке и датируется как раз первыми годами XV столетия, когда правил Иоанн.

Книгу иллюстрировали лучшие художники своей эпохи: знаменитые мастера из Бусико (37 миниатюр), а также из Эгертона и Бедфорда (44). В севильской Колумбовой библиотеке сохранился экземпляр «Книги» Поло, принадлежавший первооткрывателю Америки, с пометками владельца на полях. Том был выпущен на латыни между 1485 и 1490 годами, перед первым путешествием великого генуэзца. Экземпляры последующих изданий Il Milione сохранились уже во множестве.

О том, как защищается купец, о королях и фарфоре

Сомневаться не приходится еще и потому, что имеются также побочные свидетельства похождений Поло. В качестве примера можно привести рассказ о том, как завершились приключения венецианца в Китае.

Хубилай долго не хотел отпускать от себя купцов, хотя они уже давно просились на родину. Но тут помог случай. Приблизительно в конце 1291 года персидский ильхан Аргон прислал ко двору трех послов, с тем чтобы те привезли ему невесту — монгольскую принцессу Кокачин. Невеста послам понравилась, Великий хан согласился на династический брак, а Поло, сдружившийся с послами, все-таки сумел добиться позволения отправиться с ними домой.

И тут наконец-то сходятся целых три источника: «Книга», хроника Рашид ад-Дина и указ Хубилая! Венецианец называет трех персидских послов: Улатая, Апуска и Кожа, араб в своем «Сборнике летописей» — второго из них, те же имена фигурируют в тексте богдыханского рескрипта. Что же, выходит, и с источниками все не так плохо?..

Есть и другие совпадения: текст не ошибается во многих датах. Поло отправились в Китай после избрания папы Григория Х (1271 год) — верно. Они вернулись в Венецию в 1295 году, спустя 17 лет, проведенных в Китае, — тоже верно (этот факт подтверждают архивы Венецианской республики). Верны даты тюремного заключения путешественника, последовавшего за морским сражением венецианцев с генуэзцами. В завещании (1324 год) Поло упоминает монгольского раба — оно тоже хранится в городском архиве.

И все же основная ценность «Книги» — в том, что представляет она собой не обыкновенный дневник путешественника и даже не руководство для путешествующего средневекового купца. Это замечательный литературный путеводитель с огромным количеством практической информации. В нем указаны расстояния между населенными пунктами в дневных переходах, приводятся перечни сельхозпродуктов, живности, полезных ископаемых, ремесленных товаров, присутствуют религиозные и политические наблюдения…

Интересуют Поло и пейзажи (например, романтическое описание сучжоуских и ханчжоуских мостов), и обряды, и традиции. Не забывает он рассказать о роли женщины на Востоке, делая это даже с особым вкусом, повествуя о гаремах, женах и наложницах ханов и о тех самых «женщинах для гостей», с которых мы начали свой рассказ. А еще именно Поло поведал Европе о монгольских суевериях, о статусе императора в Катае, о бумажных деньгах и фарфоровых чашках.

А пока Игорь де Рашевилтц из Канберры и Уго Туччи из Падуи отвечают Фрэнсис Вуд гневными статьями, отстаивая доброе имя и заслуги венецианского купца, давайте скажем себе: да, мы знаем далеко не все об этом путешествии. Да, оно исполнено преувеличений и сказок. Да, автор Il Milione многое выдумал. Но он все-таки был в Китае.

Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 3, март 2007, обновлен в апреле 2024

Автор текста: Динара Дубровская

Кто такой Юлий Цезарь? Страшный диктатор или великий писатель? Был ли у него роман с Клеопатрой? Правда ли, что перед смертью он сказал: «И ты, Брут»? А Рубикон он переходил? А кесарево сечение — это тоже про него? И салат «Цезарь» он изобрел? Разбираемся, что из этого правда, а что нет

Гай Юлий Цезарь — фигура знаковая не только для Древнего Рима, но и для всей всемирной истории. По распространенному среди иссле­дователей мнению, современная Европа начинается именно с него. Сполна наделенный харизмой, столь важной для политика и государственного деятеля, Цезарь смог обаять и многих современников, и потомков. Выдающий­ся полководец и государственный деятель, великолепный оратор и писатель, разносторон­ний гений — такой его образ закрепился в веках. Свою лепту внесла и «само­характеристика», которую ненавязчиво подает читателю Цезарь в записках о Галльской и гражданской войнах. Произведе­ниями Цезаря зачитывались и восторгались, учились по ним военному мастер­ству. Далеко не случайно герой Дюма, разбойник Луиджи Вампа, штудирует «Записки» в римских катакомбах. Мученический конец — коварное убий­ство — роман­тизировал восприятие Цезаря и послужил источником неисся­ка­емого вдохновения для мастеров кисти и пера. Данте поместил в девятый круг ада главных цезареубийц, Брута и Кассия: их тер­зает в своей пасти сам Люци­фер как предателей величия человечес­кого наряду с Иудой — преда­телем величия божественного. С Цезарем связано огромное количество анекдо­тов, полулегендарных историй и популярных крылатых выражений. Несом­нен­но, объективная оценка исторического деятеля — дело непростое, но изучение богатой античной традиции поможет читателю соста­вить собственное мнение о римском диктаторе.

Легенда 1. Цезарь родился путем кесарева сечения — отсюда название операции

Вердикт: едва ли.

Операции, похожие на кесарево сечение (caesarea sectio), случались в аку­шерской практике задолго до рождения Юлия Цезаря. В греческих мифах, отражающих реальные медицинские случаи, из чрева погибших матерей были извлечены бог виноделия Дионис и бог врачевания Асклепий. Упоминания об этой операции также встречаются в древнеиндийских, китайских, вавилон­ских, иранских и других источниках. В Риме еще за 700 лет до рождения Цезаря один из законов царя Нумы Помпилия (leges regiae) запрещал хоронить умершую беременную женщину, не вырезав предварительно плод из ее чрева, чтобы спасти ребенка. Плиний Старший упоминает известных римлян, появившихся на свет таким образом: это победитель Ганнибала Сципион Африканский, консул Манилий и «первый среди Цезарей». Плиний пишет, что этого предка Цезаря (а вовсе не его самого) вырезали из чрева матери. Отсюда и происходит семейное имя Цезарей: a caeso matris utero dictus — «названный так из-за рассеченной (caeso) утробы матери».

Юлий Цезарь родился в 100 или 101 году до нашей эры. В то время извлекать плод так, чтобы и мать, и младенец оставались в живых, не умели и в соот­ветствии с вышеупомянутым законом делали это только в том случае, если женщина умирала или уже умерла. Кроме того, благодаря Светонию мы знаем, что мать Цезаря Авре­лия пережила роды и скончалась в преклон­ных годах, в 54 году до нашей эры.

Таким образом, мы имеем дело с ложной этимологией. Трудно сказать, почему возникла эта путаница. Возможно, более поздние авторы, в частности соста­вители византийского словаря «Суда» X века, неправильно поняли текст Плиния, спутав причастие caesus («рассеченный», «разрезан­ный»), образован­ное от глагола caedere, с прилагательным caesareus от Caesar. Уже в Средние века легенда о происхожде­нии кесарева сечения от Кесаря, то есть Цезаря, получила широкое распростране­ние: в средневековых манускриптах часто встречается изображение младенца Цезаря, извлекаемого из чрева матери.

Легенда 2. Цезарь воевал с Астериксом и Обеликсом, но так и не смог их победить

Вердикт: неверно.

Астерикс и Обеликс, а также их сородичи, герои комикс-сериала Рене Госинни и Альбера Удерзо, по которому был снят фильм Клода Зиди «Астерикс и Обе­ликс против Цезаря», — персонажи полностью вымышленные. С историче­скими галлами их роднят только характерные окончания имен на -ix, -igis, а также длинные волосы и штаны — варварская одежда, глубоко презираемая римлянами.

Цезарь действительно воевал с галлами, и весьма успешно. В 59 году до нашей эры он занимал должность консула. По окончании консулата, то есть на сле­дующий год, по заведенной традиции Цезарь должен был отправиться намест­ником с проконсульскими полномочиями в одну из римских провинций. Зная об этом, Цезарь заранее провел через одного народного трибуна закон, по которому ему на пять лет отдавались в управление Цизальпинская Галлия с Иллириком (часть современной Албании и Хорватии), к которым Сенат добавил еще Нарбонскую Галлию (нынешний Прованс), завоеванную римля­нами в последней трети II века до нашей эры. Цезарь планировал завоевание огромной Трансальпинской Галлии, то есть Галлии «по ту сторону Альп», равной по террито­рии современным Франции, Бельгии, Нидерлан­дам и Швей­царии. Римляне также называли эту дикую страну Gallia Сomata, то есть «Косматая Галлия», из-за галльского обычая носить длинные волосы.

За несколько первых лет войны Цезарь покорил многочисленные галльские племена и одержал верх над несколькими германскими племенами, совер­шавшими набеги на Галлию. В 56 году до нашей эры полномочия Цезаря были продлены еще на пять лет.

Галлия напоминала тлеющий костер: в любой момент там могло вспыхнуть восстание местных племен: эбуронов, белгов, нервиев и других. Самым тяжким испытанием для римлян стало общегалльское великое восстание, начавшееся зимой 53 года до нашей эры. В 52 году его возглавил молодой вождь племени арвернов Верцингеторикс. Фактически Цезарю пришлось завоевывать Галлию второй раз. Окончательно и ценой немалых усилий римлянам удалось умиро­творить Галлию лишь к концу 51 года до нашей эры. По утверждению Плутар­ха, за годы, проведенные в Галлии, Цезарь «взял штурмом более восьмисот городов, покорил триста племен, сражался с тремя миллионами людей, из которых один миллион уничтожил во время битв и столько же захватил в плен». И хотя эти невероятные цифры вызывают некоторые сомнения, итоги галльских войн были весьма внушительны: Рим получил огромную провинцию и колоссальную добычу. Обогатился и сам Цезарь, но главное — приобрел прекрасно обученную, опытную и преданную армию.

Сородичи и потомки Астерикса и Обеликса довольно быстро романизиро­вались. Уже Цезарь включил нескольких галлов в состав римского Сената, и по этому поводу в Риме распевали частушки: Galli bracas deposuerunt, latum clavum sumpserunt, то есть «Галлы сняли штаны, тоги с каймой им даны». Тога претекста — с широкой пурпурной каймой — официальная одежда римских высших магистратов и сенаторов. Еще через несколько веков галлы забудут своих жрецов-друидов и родной язык и заговорят на испорченной латыни. Галлия станет одной из самых романизированных провинций Римской империи.

Легенда 3. Цезарь перешел Рубикон и сказал: «Жребий брошен»

Вердикт: так и было.

Это случилось в начале драматической гражданской войны между Цезарем и Помпеем. Бывшие соратники по первому триумвирату и родственники (любимая и единственная дочь Цезаря Юлия стала женой Помпея) оказались непримиримыми противниками.

В 54 году до нашей эры Юлия умерла при родах, а в следующем году, во время неудачного парфянского похода, погиб Красс. Фактически это означало конец триумвирата. Цезарь одерживал одну победу за другой в Галлии. Помпей же, наблюдая за растущей популярностью галльского наместника, испытывал ревнивые опасения, что тот потеснит его с пьедестала лучшего полководца Рима. Недоброжелатели Цезаря подняли в Сенате вопрос о досрочном прекра­щении его полномочий в Галлии. Помпей сначала попустительствовал этим проискам, а затем открыто перешел в стан врагов бывшего тестя, вступив в союз с крайними оптиматами из группировки Катона Младшего. И хотя в глазах оптиматов и Цезарь, и Помпей были потенциальными диктаторами, стремящимися покончить с властью Сената, они пошли на союз с Помпеем, выбирая меньшее из двух зол.

Формально полномочия Цезаря истекали 1 марта 49 года до нашей эры. Цезарь собирался заочно (in absentia) баллотироваться в консулы: таким образом, сложив проконсульские полномочия, он тут же приобретал новые консульские. Однако противники требовали немедленной явки полководца, собираясь привлечь его к суду: поводов за годы самостоятельного, без оглядки на Сенат, галльского командования накопилось достаточно. На заседании Сената 1 января 49 года до нашей эры Помпей и крайние оптиматы настояли на при­нятии постановления о немедленном сложении Цезарем его полномочий и роспуске войска. В случае отказа галльский командующий объявлялся «врагом отече­ства». Узнав о событиях в Риме, Цезарь в начале 49 года подошел со своим XIII легионом (единственным, который был у него по сю сторону Альп) к реке Рубикон, отделявшей Цизальпинскую Галлию от, собственно, Италии. По зако­ну диктатора Суллы наместник провинции не мог находиться на территории Италии с войском, и переход Рубикона с легионом означал начало гражданской войны.

Все античные авторы отмечают раздумья и колебания Цезаря, стоявшего перед Рубиконом. Светоний уверяет, что Цезарь обратился к спутникам с такими словами: «Еще не поздно вернуться; но стоит перейти этот мостик, и все будет решать оружие». Но тут случилось чудесное явление: неведомый человек дивного роста и красоты стал играть на свирели, а потом вдруг вырвал у одного из воинов трубу, бросился в реку и, протрубив боевой сигнал, поплыл к проти­воположному берегу. Тогда и были сказаны те самые слова. «Вперед, — вос­кликнул Цезарь, — вперед, куда зовут нас знаменья богов и несправед­ливость противников! Жребий брошен» (Iacta alea est). По версии греческого исто­рика Аппиана, Цезарь, решившись перейти Рубикон, сказал присутствую­щим: «Если я воздержусь от этого перехода, друзья мои, это будет началом бедствий для меня; если же перейду — для всех людей». Затем «как вдох­нов­лен­ный свыше, он стремительно перешел реку», произнеся: «Пусть жребий будет брошен». Эту же фразу приводит Плутарх, добавляя, что Цезарь произнес ее по-гречески. По мнению выдающегося отечественного антико­веда Сергея Утченко, это вполне правдоподобно: полководец цитировал своего любимого греческого автора, комедиографа Менандра.

10 января 49 года до нашей эры Цезарь перешел Рубикон и стремительно двинулся через Этрурию на Рим. Так началась очередная гражданская война эпохи Поздней Римской республики.

Легенда 4. Цезарь силой захватил власть в Риме

Вердикт: да, верно.

Цезарь перешел Рубикон и двинулся к Риму. На своем пути он не встречал серьезного сопротивления: помпеянцы либо сдавались, либо отступали, а небольшие италийские города с энтузиазмом открывали Цезарю ворота. Помпей и его сторонники, напуганные быстрым продвижением противника, бежали из Рима, бросив даже государственную казну. С частью войска Помпей отправился в Грецию. Еще семь верных ему легионов находились в Испании.

С самого начала гражданской войны Цезарь заявил, что будет проводить по отношению к противнику политику милосердия — clementia: пленных он всегда отпускал, никого не карал, видных помпеянцев старался приблизить. Офицеры при этом нередко возвращались к Помпею, а солдаты по желанию зачислялись в легионы Цезаря. Это поведение, необычное для гражданских смут, раздиравших римлян со времен братьев Гракхов (последняя треть II века до нашей эры), составляло разительный контраст зверствам, творимым обеими сторонами — и марианцами, и сулланцами — во время первой гражданской войны. И хотя Цезарь выигрывал все решающие сражения, гражданская война продлилась целых пять лет: против Цезаря сражался все тот же упрямый костяк помпеянцев, которых он много раз побеждал, но всегда милосердно отпускал и прощал.

Последнее сражение гражданской войны произошло в марте 45 года до нашей эры при Мунде, в Испании. Исход его долгое время был неясен. В какой-то момент ряды цезарианцев дрогнули — тогда Цезарь схватил щит и ринулся вперед к вражеской линии. Его засыпал град копий, и тогда устыженные центурионы кинулись на выручку своему полководцу. По признанию самого Цезаря, битва при Мунде была для него самой тяжелой: он часто сражался за победу, теперь же ему впервые пришлось сражаться за жизнь.

Легенда 5. У Цезаря был роман с Клеопатрой

Вердикт: это правда.

Встреча Цезаря и Клеопатры произошла при драматических обстоятельствах. После знаменитой победы Цезаря над Помпеем в битве при Фарсале (48 год до нашей эры) удрученный Помпей, бросив остатки своей армии, отправился в Египет, надеясь найти там убежище: когда-то он оказал большую услугу покойному царю Птолемею Авлету. В этом эллинистическом царстве в то вре­мя шла династическая распря между наследниками Авлета — 13-летним царем Птолемеем XIII и его старшей сестрой, 20-летней Клеопатрой VII. Местные царедворцы, опекуны Птолемея, чтобы не ссориться с Цезарем, решили убить Помпея. За ним отправили лодку, а когда Помпей сошел с корабля и сел в нее, его закололи на глазах жены и сына. Цезарь, вслед за Помпеем прибывший в Александрию, с отвращением отнесся к этому злодейству и не смог сдержать слез при виде преподнесенного ему страшного подарка — отрубленной головы бывшего врага.

Несмотря на то что Цезарь приплыл в Египет всего с двумя малоукомплек­тованными легионами, римлянам удалось занять в Александрии стратегически важные позиции, включая царский дворец. Египтяне были встревожены, и не зря: Цезарь хотел покарать их за подлое убийство Помпея. Назревала война. Римлянин заявил о своем желании выступить посредником в вопросе о египетском престоло­наследии и под этим предлогом вызвал Клеопатру, которая то ли была изгнана, то ли сама бежала из Александрии. Плутарх рассказывает, как девушка тайком от брата пробралась в римский лагерь: ее пронес туда в «мешке для постели» один из ее друзей. Эта хитрость Клеопатры показалась Цезарю смелой и пленила его. Так начался один из самых известных романов во всемирной истории.

Многие авторы — и древние, и современные — писали о необычайной привлекательности, любвеобильности и сексуальности египетской царицы, называли ее соблазнительницей, демонической женщиной, чаровницей: неслучайно появилась легенда о «египетских ночах Клеопатры». По утвер­ждению римского писателя IV века Аврелия Виктора, «многие мужчины своей смертью платили за обладание ею в течение одной ночи». Однако если посмотреть на профиль Клеопатры на монетах или на античные бюсты, изображающие египетскую царицу, ее красота не кажется совершенной. Скорее Клеопатра обладала очарованием и умом, перед которыми редко кто мог устоять. Как писал Плутарх, «красота этой женщины была не тою, что зовется несравненною и поражает с первого взгляда, зато обращение ее отлича­лось неотразимою прелестью, и потому ее облик, сочетавшийся с редкой убедитель­нос­тью речей, с огромным обаянием, сквозившим в каждом слове, в каждом движении, накрепко врезался в душу. Самые звуки ее голоса ласкали и радовали слух…».

Клеопатра была прекрасно образована, знала множество языков. Ее родным языком был греческий, и хотя она была египетской царицей, живым вопло­щением богини Исиды, в ее жилах не было ни капли египетской крови — со времен распада державы Александра Македонского Египтом правили Птолемеи, которые были греками.

Неудивительно, что Цезарь поддержал притязания Клеопатры на египетский престол и надолго задержался в Египте. После прибытия подкреплений Цезарь подавил антиримское восстание в Александрии, разбил армию Птоле­мея. Во время бегства юный царь утонул в Ниле, а Клеопатра была провозгла­шена египетской царицей. После этого римский полководец не спешил покинуть Египет: вместе с Клеопатрой он совершил путешествие по Нилу в сопровожде­нии огромной флотилии из 400 кораблей, наслаждаясь радо­стями жизни и посещая заодно все крупнейшие достопримечательности страны.

Однако гибель Помпея не означала конец гражданской войны. Более того, за прошедшие месяцы помпеянцы значительно усилились, и, чтобы не поте­рять плоды фарсальской победы, в начале лета 47 года до нашей эры Цезарю пришлось покинуть Египет. Несколько недель спустя после его отъезда у Клеопатры родился сын, тоже Цезарь (александрийцы называли его Цезари­оном, то есть «маленьким Цезарем»), как пишет Светоний, очень похожий на отца и лицом, и осанкой.

В 46 году до нашей эры Цезарь вызвал Клеопатру в Рим, выделил ей роскош­ную виллу на берегу Тибра, устроил пышный прием. Визит был официаль­ный — для заключения союза между Римом и Египтом, — но египетская царица надолго задержалась в Риме. Однако Цезарь не развелся со своей женой Каль­пурнией и не женился на Клеопатре. Свою последнюю ночь накануне мартов­ских ид он провел с женой, с ней он прощался, собираясь в Сенат 15 марта 44 года. Цезарь так и не признал официально Цезариона своим сыном и не упомянул его в завещании, сделав основным наследником внучатого племянника Гая Октавия. И все же, перечисляя главные любовные победы Цезаря, Светоний замечает, что больше всех тот любил Клеопатру.

Легенда 6: Цезарь — автор слов «Пришел, увидел, победил»

Вердикт: да, это слова великого римлянина.

По латыни они звучат еще выразительнее: Veni, vidi, vici — из-за риторической фигуры аллитерации. Появление этой фразы связано с одним из эпизодов гражданской войны между цезарианцами и пом­пеянцами (49–45 годы до на­шей эры), а именно с понтийской кампанией. Боспорский царь Фарнак, воспользовавшись римской междоусобицей, стал отвоевывать бывшие владе­ния своего отца Митридата, которого когда-то победил Помпей. Бо́льшая часть Понтийского царства в 63 году до нашей эры была превращена в римскую провинцию Понт. Фарнак во время тех событий предал своего отца, за что получил от римлян часть его владений (Боспорское царство). Однако это его не удовлетворило: сын Митридата мечтал воссоздать великую Понтийскую державу. Получив известие о враждебных действиях Фарнака, Цезарь спешно покинул Египет и 2 августа 47 года до нашей эры разгромил Фарнака в битве у города Зела. Понтийская кампания длилась всего пять дней, и эта молниенос­ность отразилась в известном крылатом выраже­нии. О том, что его произнес именно Цезарь, свидетельствуют разные антич­ные авторы — правда, с некото­рыми расхождениями. Плутарх говорит о том, что эти слова есть в письме Цезаря его другу Амантию (видимо, это искажение, имеется в виду друг Цезаря по имени Гай Матий), а Аппиан — что выраже­ние встречается в донесении в Сенат. Светоний утверждает: когда в 46 году до нашей эры Цезарь справлял четверной триумф — над Галлией, Египтом, Понтом, Африкой, — в понтий­ской части триумфа среди трофеев несли доску с надписью Veni, vidi, vici. По словам Светония, «…этим Цезарь отмечал не события войны, а быстро­ту ее завершения».

Легенда 7: В честь Цезаря назвали месяц июль

Вердикт: да, это так.

Раньше в римском календаре этот месяц назывался квинтилий (Quintilis), буквально «пятый». Первым месяцем в древнем календаре считался март (Martius), названный в честь Марса, бога плодородия, позднее, после отожде­ствления с древнегреческим Аресом, ставшего богом войны. Некоторые названия месяцев, восходящих к числительным, так и остались в римском календаре, а потом и в календарях народов, позаимствовавших их у римлян: September («седьмой», «сентябрь»), October («восьмой», «октябрь»), November («девятый», «ноябрь»), December («десятый», «декабрь»). По сообщению Светония, месяц квинтилий, в который родился Цезарь, был переименован в Iulius («июль») еще при жизни диктатора, в начале 44 года до нашей эры. По другой версии, это произошло после убийства Цезаря, когда его друг и коллега по консулату 44 года, Марк Антоний, провел специальный закон о переименовании квинтилия — lex Antonia de mense Quintili, «чтобы в этот месяц за четыре дня до квинтилиевых ид был объявлен [месяц] июль».

Легенда 8. Цезарь был диктатором

Вердикт: это правда.

К 45 году до нашей эры Цезарь стал полновластным правителем Рима. Юридическим обоснованием его власти были диктаторские полномочия. Первый раз Цезарь стал диктатором осенью 49 года до нашей эры — правда, пробыл он в этой должности всего 11 дней. За это время он организовал выбо­ры, устроил празднества и предложил ряд законов, в том числе о хлебных раздачах для нуждающихся и о частичной кассации долгов. В конце 48 года до нашей эры после Фарсальской битвы диктаторские полномочия были даны Цезарю на неопределенное время — как когда-то диктатору Сулле. Кроме того, Сенат декретировал победителю Помпея целый ряд неслыханных почестей: он получил право самостоятельно объявлять войну и заключать мир, в течение пяти лет выставлять свою кандидатуру на консульских выборах, также ему была дарована пожизненная трибунская власть. Народные трибуны в Риме обладали правом вето, то есть могли воспрепятствовать принятию любого законопроекта или постановления. Эту должность занимали только плебеи, Цезарь же по происхожде­нию был патрицием. Тогда специально для римского диктатора была придумана фишка с отделением полномочий от должности. После битвы при Тапсе в 46 году до нашей эры диктатору передавались цензорские полномочия, то есть теперь он сам составлял список членов Сената. Он стал принцепсом Сената, то есть первым высказывал мнение и подавал голос при обсуждениях, а его курульное кресло стояло между креслами консу­лов, высших римских магистратов. После сражения при Мунде неистощимый на лесть Сенат преподнес победителю титулы Освободителя, Отца Отечества и Императора.

Возвеличивание Цезаря достигло апогея в начале 44 года до нашей эры. Его особа была объявлена неприкосновенной (sacrosanctus), диктатору посвящались храмы, в его честь устраивались игры, его статуи почитались наряду с изобра­жениями богов. В феврале 44 года до нашей эры диктатура Цезаря была объявлена пожизненной. Власть диктатора все более напоминала царскую, но при этом она сочеталась с республикан­скими институтами — Сенатом, магистрату­рами, народным собранием. Цезарь стремился не упразднить их, а подчинить своему контролю.

Диктатор не только упрочил свое личное положение, но и провел ряд мер по стабилизации римской жизни. В духе объявленной им политики милосер­дия он повелел восстановить в Сенате статуи Суллы и Помпея. Были приняты законы против роскоши. Велось обширное строительство. Под руководством египетского астронома Созигена была проведена реформа календаря. Около 80 тысяч ветеранов Цезаря (среди них было и немало бывших помпеянцев) получили землю. В провинциях основали множество новых колоний, что ускорило процесс романизации покоренных римлянами народов; многим городам и некоторым провинциям были дарованы права римского граждан­ства.

Легенда 9. Цезарь был вероломно убит лучшим другом, а перед смертью воскликнул: «И ты, Брут!»

Вердикт: это только отчасти правда; Цезарь считал Брута своим другом, а вот слов этих он не произносил.

В начале 44 года до нашей эры Цезарь готовился к грандиозному походу на Восток против Парфянского царства. Приблизительно в это же время против диктатора возник заговор, среди участников которого было много прощенных помпеянцев, в том числе руководители заговора Марк Юний Брут и Гай Кассий Лонгин. Впрочем, было там и немало цезарианцев, обязанных диктатору карье­рой и богатством: Децим Брут, Требоний. Кое-кто примкнул к заговорщикам из личных соображений, но большинство искренне опасалось, что единовла­стие Цезаря рано или поздно обернется неприкрытой тиранией. 15 февраля 44 года во время праздника Луперкалий произошел инцидент, весьма болез­ненно воспринятый частью римского общества. Полководец и друг Цезаря Марк Антоний публично попытался увенчать диктатора короной, обвитой лавровым венком. «В народе, как было заранее подготовлено, — пишет Плу­тарх, — раздались жидкие рукоплескания. Когда же Цезарь отверг корону, весь народ зааплодировал». Антоний попытался проделать этот фокус второй раз — все повторилось. Заметив реакцию присутствующих, Цезарь велел отнести венец в храм Юпитера Капитолийского. На статуе полулегендарного предка Марка Юния Брута, Луция Юния Брута, одного из основателей Римской республики и ниспровергателя последнего царя Тарквиния Гордого, появля­лись надписи: «Если б ты был жив!», «О, если бы ты был сегодня с нами!» 

Самому же Марку Юнию Бруту на его преторское место (в 44 году он исполнял должность претора) подкидывали записочки примерно такого содержания: «Ты спишь, Брут?», «Ты не настоящий Брут!» 

Несколько слов о Бруте, который стал олицетворением заговора. Цезарь всегда к нему нежно относился — возможно, из-за его матери Сервилии, которая когда-то была возлюбленной диктатора. Некоторые античные авторы даже намекают на то, что Брут был сыном Цезаря, однако это крайне сомнительно. Брут родился в 85 году до нашей эры. Цезарю в это время было около 16 лет, а отношения с Сервилией явно начались гораздо позже. В начале гражданской войны Брут примкнул к Помпею, но после поражения помпеянцев при Фарсале сдался Цезарю, который простил его, приблизил и «принял в число ближайших друзей».

В новой политической реальности Брут сделал весьма успешную карьеру: в 46 году до нашей эры Цезарь назначил его наместником Цизальпинской Галлии, в 44 году он стал городском претором, а в 41-м должен был получить должность консула. Все это не мешало Бруту восхищаться врагом Цезаря Катоном и даже написать в 45 году панегирик ему. Тогда же Брут женился на дочери Катона Порции, разведясь со своей первой женой Клавдией Пульхрой.

По утверждению Плутарха, в заговор Брута привлек Кассий по просьбе других участников, желавших получить в свои ряды эту символи­ческую — благодаря имени — фигуру.

Заговорщики решили убить Цезаря на последнем перед походом на войну с парфянами заседании Сената 15 марта 44 года — в иды марта по рим­скому календарю. Накануне Кальпурния, жена диктатора, увидела во сне убитого мужа, но Цезарь, не обращая внимания на зловещие слухи и предостережения, все же отправился на заседание Сената. Встретив гадателя Спуринну, который когда-то предостерег его от опасности, поджидавшей в мартовские иды, диктатор, посмеиваясь, заметил, что иды уже пришли. «Да, пришли, но еще не прошли», — ответил тот. Один из прохожих подал Цезарю свиток, содер­жавший подробный донос о заговоре и плане убийства, но диктатор так и не успел его прочесть и вошел в курию Помпея, где собирался Сенат, с этой запиской в руке. Несколько сенаторов окружили кресло диктатора, в воздухе замелькали кинжалы. «Непосвященные в заговор сенаторы, пораженные страхом, не смели ни бежать, ни защищать, ни даже кричать. Все заговорщики окружили его с обнаженными кинжалами: куда бы он ни обращал взор, он, подобно дикому зверю, окруженному ловцами, встречал удары мечей, направ­ленные ему в лицо и в глаза, так как было условлено, что все заговорщики примут участие в убийстве и как бы вкусят жертвенной крови». Раненый Цезарь облокотился о цоколь статуи Помпея, обагрив ее своей кровью.

Описывая эту трагическую сцену, все античные авторы отмечали особое эмоциональное отношение Цезаря к Бруту, когда диктатор заметил того среди убийц. Плутарх со ссылкой на «некоторых писателей», не дошедших до нас, пишет: «…отбиваясь от заговорщиков, Цезарь метался и кричал, но, увидев Брута с обнаженным мечом, накинул на голову тогу и подставил себя под удары». Дион Кассий утверждает, что в момент сильного удара, нанесенного Брутом, диктатор воскликнул по-гречески: «И ты, дитя!» 

Светоний также, ссылаясь на некие источники, свидетельствует: бросившемуся на него Бруту Цезарь сказал на греческом: «И ты, дитя мое!» (καὶ σὺ τέκνον). Но ни один источник не приводит слов «И ты, Брут» — Et tu, Brute. Эту фразу вложил в уста умираю­щего диктатора Уильям Шекспир, и она впервые появилась в его трагедии «Юлий Цезарь».

На теле диктатора были обнаружены 23 ножевые раны, но только одна, нанесенная в грудь, по мнению врача Антистия, оказалась смертельной. Кто ее нанес, неизвестно.

Через два года, потерпев от Антония и Октавиана поражение в битве при Филиппах, покончат с собой руководители заговора — Брут и Кассий.

Легенда 10. Цезарь был хорошим писателем

Вердикт: бесспорно.

Цезарь был не только выдающимся полководцем и умелым политиком, но и превосходным писателем и великолеп­ным оратором. По утверждению Светония, литературное творчество нравилось ему еще в детстве — в юности Цезарь написал «Похвалу Геркулесу», трагедию «Эдип», «Собрание изрече­ний», но по распоряжению императора Августа эти юношеские пробы пера никогда не издавались. Уже будучи взрослым, Цезарь сочинил трактат по грамматике «Об аналогии», который высоко оценивал Авл Геллий, автор «Аттических ночей» (II век). Это ученое сочинение до нас не дошло. Известно, что в нем Цезарь, рассматривая нормы латинского языка, принял участие в споре между близкими ему по духу аналогистами, подчеркивающими преобладание правил над исключениями, и аномалистами, уделявшими большое внимание неправильностям и отклонениям от нормы. К сожалению, не сохранились и другие его труды: поэма «Путь», сочинение по астро­номии, написанное в соавторстве с Созигеном, а также политический памфлет «Антикатон» — полемический ответ на панегирик Цицерона «Катон».

К счастью, главные сочинения Цезаря, «Записки о Галльской войне» и «Записки о гражданской войне», благополучно пережили века. Первые семь книг «Записок о галльской войне» рассказывают о завоевании Галлии и двух походах в Британию; изложение заканчивается событиями 52 года до нашей эры, сдачей Верцингеторикса. Рассказ о кампании 51 и 50 годов был продолжен офицером и другом Цезаря, Авлом Гирцием. «Записки о граждан­ской войне» Цезарь не успел дописать; третья книга прерывается на рассказе о прибытии в Египет и захвате римлянами ключевых мест в городе. Кто имен­но написал продолжение, закончив сагу о гражданских войнах, неизвест­но. Споры об авторстве этих книг велись еще в Античности (одни называли Гая Оппия, другие — Авла Гирция) и продолжаются до сих пор.

Интересно, что о себе Цезарь всегда говорит в третьем лице — видимо, для создания эффекта объективности и бо́льшей убедительности. Но, несмотря на тенденциозность его «Записок», это великолепный исторический источник, а по некоторым сюжетам (история, религия, культура доримской Галлии) даже уникальный. К тому же это превосходная латынь: язык Цезаря прост и лакони­чен, но емок и выразителен. Когда учат латинский язык, в качестве первого автора для чтения обычно берут Цезаря, так что каждый выпускник классиче­ской гимназии на всю жизнь запоминает первую фразу «Записок о галльской войне» с ее чарующим ритмом и благозвучием, пропадающими, к сожалению, в переводе: Gallia est omnis divisa in partes tres, quarum unam incolunt Belgae, aliam Aquitani, tertiam qui ipsorum lingua Celtae, nostra Galli appellantur… 

Легенда 11. Цезарь носил лавровый венок, чтобы скрыть лысину

Вердикт: это правда.

Светоний так описывает Цезаря: «…он был высокого роста, светлокожий, хорошо сложен, лицо чуть полное, глаза черные и живые. Здоровьем он отли­чался превосходным: лишь под конец жизни на него стали нападать внезапные обмороки и ночные страхи, да два раза во вре­мя заня­тий у него были приступы падучей». Цезарь весьма тщательно следил за своей внеш­ностью и ухаживал за телом: волосы он не только стриг и брил, но и выщипывал, за что его крити­ковали некоторые современники-моралисты. По словам все того же Светония, Цезарь не выносил безобразившую его лысину. Поэтому он обычно зачесывал поредевшие волосы с темени на лоб, а также с удовольствием воспользовался правом постоянно носить лавровый венок.

Легенда 12. Цезарь мог делать три дела одновременно

Вердикт: по крайней мере, Цезарю удалось создать такое мнение о себе у современников и потомков.

Античные авторы пишут, что Цезарь был невероятно работоспособен, энергичен и умел моментально решать все проблемы. Плутарх описывает картину, которую друзья и соратники Цезаря не раз наблюдали во время галльской кампании: сидя на коне, полководец диктует письма сразу несколь­ким писцам. Светоний упоминает, что, наблюдая за поединками гладиа­торов, Цезарь одновременно читал письма, донесения и другие бумаги или писал на них ответы. Плиний Старший пишет о «выдающей­ся жизнен­ной энергии» (animi vigore praestantissimum) Цезаря: секретарям он диктовал по четыре письма сразу, и все — о важнейших делах, а если он не был занят чем-то другим, то по семь.

Создается впечатление, что великий римлянин действительно умудрялся делать несколько дел одновременно, хотя не исключено, что он просто быстро переключался с одной задачи на другую.

Легенда 13. Слово «царь» — тоже от Цезаря

Вердикт: так и есть.

Причем не только русский «царь», но и немецкий Kaiser. В императорском Риме «цезарь» (Caesar) стало частью титулатуры императоров наряду с «августом». В разные эпохи были свои нюансы: например, когда император Диоклетиан в конце IV века придумал свою тетрархию, разделив империю на четыре части, два старших властителя именова­лись «августами», а их по­мощ­ники — «цезарями». Латинский титул Caesar, как и его греческий аналог Καῖσαρ, охотно заимствовали для наименования верхов­ного правителя или вождя различные народы и племена, жившие по соседству с Римской импе­рией, включая и тех, кто ее, в конце концов, прикончил и рас­тащил на куски. Так называли себя и вожди германского племени готов, у которых, по мнению Макса Фасмера, автора «Этимологического словаря русского языка», многие славянские народы позаимствовали титул Káisar. Отсюда и древнерусский и старославян­ский цѣсарь, сербохорватский цȅсар, словенский césar, чешский císař, словацкий cisár, польский сеsаrz. Потом древнерусское цѣсарь сократилось до цьсарь, а затем превратилось в царь.

В древнерусской, а затем и средневековой традиции царями принято было именовать императоров Священной Римской империи и Византии (отсюда Царьград, как на Руси называли Константинополь), а также библейских пра­вителей, монгольских ханов; неофициально этот титул примеряли к себе и древнерусские князья, а потом московские правители. Официально же титул царя принял Иван IV, который в 1547 году короновался как царь «всеа Русии».

Легенда 14. Цезарь придумал одноименный салат

Вердикт: это неправда.

Если между салатом и римским диктатором и есть связь, то она весьма опосредованная. Салат был назван в честь придумавшего его американ­ского повара итальянского происхождения Цезаря Кардини (Caesar Cardini), который в 1920–40-е годы владел несколькими ресторанами в Тихуане и Сан-Диего (Нижняя Калифорния). На самом деле, автора одного из самых популярных блюд американской кухни звали Чезаре (Cesare) — весьма популярное имя на родине Цезаря, в Италии, откуда Кардини эмигрировал в США в 1913 году. По воспо­мина­ниям Розы Кардини, ее отец изобрел этот салат 4 июля 1924 года в рес­торане Caesar’s Place при одноименной гостинице в Тихуане, когда во время празднования Дня независимости иссякли кухонные запасы и надо было срочно накормить гостей. Блюдо пришлось по вкусу голливудским знамени­тостям, а в Европе вошло в моду благодаря Уоллис Симпсон, возлюб­ленной, а потом жене герцога Виндзорского, бывшего короля Великобритании Эдуарда VIII, которому этот мезальянс стоил короны: обедая во время поездок в Европу в лучших ресторанах континента, герцогиня Виндзорская всегда заказывала салат «Цезарь». Впрочем, есть и другая версия происхождения салата: будто бы его изобрел итальянский повар Джакомо Юниа в Чикаго еще в 1903 году и назвал его в честь великого римлянина, чьим почитателем он был.

Автор: Татьяна Кудрявцева

Имя Шарля Перро, родившегося 12 января, сразу вызывает перед читателем образ этакого доброго дедушки-сказочника. Но кто бы из его современников больше всех удивился, узнав об этом – так это он сам.

Знаете ли вы, что такое «меркантилизм»? «Очень уж он меркантильный!», «Нельзя же быть таким меркантильным» – постепенно, набираясь опыта и эрудиции, с малых лет ребенок начинает понимать, что под этим словом чаще всего понимают кого-то жадного. Так постигаем мы значение сложных иностранных слов и их упрощаем.
При чем тут сказки? Тем более всеми любимые сказки Шарля Перро? Там, конечно, имеются жадные персонажи, но сказки ведь не только об этом!

А между тем, именно меркантилизму Шарль Перро обязан своим карьерным взлетом, равно как и падением с оказавшейся для него слишком крутой служебной лестницы. Запишем это слово для памяти.

Несколько слов об одном проходимце, впрочем, уже вам знакомом.

Тот, кто давно читает мои записки, помнит, как закончил свои дни покровитель Жана де Лафонтена – Николя Фуке. Его арестовал д’Артаньян – не тот, который вернул королеве подвески и дружил с тремя мушкетерами, а настоящий, карьерист и мастер тех скользких поручений своих покровителей, которые не исполняются в белых перчатках. Ну, в случае с Фуке д’Артаньян действовал исключительно на пользу Франции – ибо такой казнокрад и проходимец даже во французской истории времен абсолютной монархии стоит особняком. Фигуры, способные приблизиться к нему по масштабу, появятся только во времена Великой французской революции. Ну да во время революций для этого порой и ума особого не требуется – разве что наглость и хватка.

Но историю Фуке нам стоит освежить в памяти еще раз. Этот весьма ловкий деляга попал в орбиту всемогущего кардинала Мазарини. Тот еще в 1853 году рекомендовал королю сделать своего протеже суперинтендантом – ну, попросту говоря, министром финансов Франции. Первое время чиновники пытались как-то сдерживать «прекрасные порывы» нового начальника, но когда самый толковый из них, некий Сервиен, умер – сорокапятилетний министр уже не цедил луидоры через дырочку в государственном денежном мешке, а вовсе распустил дно этого мешка по шву.

К нему приходили подрядчики, министры, военные – с поручениями от короля. «Денег нет, но вы... – нет, не то, что вы подумали, не нужно мыслить штампами – возьмите ассигновочку! Бумажка-то ценная!» - отвечал им министр, и с этой бумажкой подрядчики и министры шли в частные банки, куда уже давно попали фонды, растраченные Фуке «на нужды государства». «Ассигновочку» продавали банкирам, а банкиры изымали из переведенных им средств огромные суммы себе лично – но, разумеется, изрядную долю приходилось отдавать всесильному Фуке. А чтобы заделать брешь в стремительно шедшей ко дну казне, сановный весельчак не стеснялся занимать у самого своего благодетеля Мазарини. Об этом вы уже, кажется, знаете.

Что предвосхитил Фуке?
Но важно упомянуть, на что же тратил казенные средства этот непринужденный министр. На дворец Во-ле-Виконт в Фонтенбло (элегию, посвященную этому дворцу писал, в частности, Лафонтен), на коллекцию удивительных произведений искусства, на пригретых при себе музыкантов, поэтов и писателей, были среди которых Лафонтен, Лебрен, Мольер. Его дворянский герб венчал девиз: «Quo non ascendam?» – «Каких высот ни достигну?», «Или куда только ни залезу?» Так и хочется к этому добавить sine saponem. Запомним эту надпись! И даже мою грубоватую шутку – ох, все приходится в строку в этой истории.

Фуке подал пример… королю. И не какому-то – А королю-Солнце, Людовику XIV, абсолютнейшему из абсолютных монархов! Вскоре тот заполнит Лувр картинами, статуями, гобеленами (отметим особо гобелены, о них речь впереди!), поощрит писателей и поэтов – и кое-кто из них уже назван. Кому-то он начнет покровительствовать, а кого-то… впрочем, и этого мы вскоре коснемся.

Как смена министра финансов сказывается иногда на литературном процессе

Когда финансовые художества Фуке превзошли все самые смелые фантазии, Мазарини решил не сразу подымать шум, а сначала собрать побольше сведений о схемах воровства. Для этого требовался человек дотошный, умный и преданный. Такой у него был, звали его Жан-Батист Кольбер, уже десять лет служил он у Мазарини управляющим его немалым имуществом и деньгами.

Когда король возмутился попыткой Фуке соблазнить его собственную любовницу, перед всемогущим министром явился второй лейтенант королевских мушкетеров д’Артаньян. Характерная деталь – услышав, чего от него требуют, д’Артаньян потребовал у короля письменного приказа на арест! Такова была власть Фуке. Процесс над министром длился три года – и приговор прозвучал благодаря усилиям Кольбера. Ему потом и доверили государственные финансы. Этот человек отличался от Фуке как день от ночи. Кольбер работал по пятнадцать-шестнадцать часов, не воровал (!), в интригах не участвовал и не обращал на них внимания (а вот последнее позволить себе может совсем не каждый!), на прием к королю не приезжал в карете, он… приходил пешком. Представляете, как у нас министр финансов с портфельчиком шел бы себе по Ильинке пешочком в Кремль мимо «Ханского кашемира» и рыбного ресторана «Магадан»? Смешно? А поведение Кольбера было еще более экстравагантным. Мазарини, умирая, слабым голосом произнес королю, который пришел с ним проститься: «Ваше Величество! Я обязан Вам всем, но, думается мне, я до известной степени уплачиваю свой долг Вашему Величеству, так как оставляю вам Кольбера». И это не просто слова.

Кольбер в корне изменил систему налогообложения, сделав ее прогрессивной, не поощрял, а откровенно насаждал строительство мануфактур, вел политику протекционизма в отношении французского производителя, боролся с казнокрадством и уклонением от налогов с помощью жесточайших наказаний - вплоть до смертной казни. Он увещевал короля: государство тем сильнее, чем больше у него денег, чем шире и разнообразнее его экспорт, чем быстрее растет в нем количество талантов и специалистов. Он уверял, что нужно забыть о религиозной розни, приглашать больше заграничных мастеров, ученых, деловых людей, поощрять толковых промышленников. О французском экономическом меркантилизме есть что почитать, хотя и не так много, как о прочих экономических концепциях.

Но однажды его в целом благие идеи разбились о страсть короля к роскоши двора, требовавшей усилий всего государства, о бесконечные войны, которые вел король-Солнце, и дошедшим до стадии безумия собственным кольберовским контролем. И уж точно абсолютная монархия делает абсолютно невозможной борьбу с коррупцией. На похоронах Кольбера толпа ненавистников прорвется к гробу и возникнет давка из желающих пнуть этот гроб или плюнуть на него. И это не образ, а печальная хроника события. Но – это уже не наша тема. А нам важно то, что Кольбер ратовал за искусства и науки, считая их чрезвычайно полезными для государства. Это с его подачи Людовик XIV учредил Французскую академию наук, Академию архитектуры, Парижскую обсерваторию – но более всего интересует нас Академия надписей и изящной словесности: ведь в ее составе окажется Шарль Перро, которого мы сегодня и вспоминаем – и для этого, уж как сумел, описал я время, в которое Перро жил. Академия надписей, ну надо же…

1663

Кольбер в этом году еще не министр. Король ликвидировал пост министра финансов, решив заняться ими сам. Но создал комитет по финансам, куда ввел и Кольбера. Кольбер – еще и сюринтендант Королевских построек, мануфактур, министр изящных искусств. В его руках постепенно собирается грандиозная власть.

В области искусств Кольбер придерживается тех же принципов, что и в сфере экономики, производства и финансов: контроль, дисциплина и полное подчинение затрат и усилий цели. У него есть целый штат помощников, и по литературной части его первый ассистент и советник – шестидесятивосьмилетний поэт, переводчик и критик, член Французской академии Жан Шаплен.

Шаплен к тому времени обратил внимание на молодого Шарля Перро – брата известного архитектора Клода Перро. Умный, вежливый, обходительный, уважительный. Ну не задалась у парня адвокатская карьера – так не всем же быть юристами. Он литератор, и слава его впереди, причем именно на этом поприще! Есть правда проблемка. Фуке. Да-да, тот самый Фуке, которого арестовали. Он тоже ценил талант Перро, его ироикомическую комедию «Стены Трои, или Происхождение бурлеска». Эх, нужно все искусство придворного, чтобы убедить новых властителей забыть об этом.

Шаплен продвигал своего молодого друга к чиновным вершинам, ибо в эпоху абсолютизма карьера литератора делается почти как военная или министерская. Высота карьерных достижений определяется могуществом покровителя. Шаплен предложил Кольберу ввести в список создаваемого в стране Комитета Литераторов и Шарля Перро. Перро вставили в список – но только в качестве кандидата. Чтобы определиться окончательно, Кольбер дал Перро поручение (считай – приказ) написать пьесу в прозе о покупке Людовиком XIV города Дюнкерк – чтобы прославить этот величественный исторический эпизод. (Кто сейчас о нем помнит? Да ладно, помнит – хотя бы слышал о нем, кроме, разумеется, жителей Дюнкерка?)

Когда пьеса была готова, она была аккуратнейшим образом переписана на веленевую бумагу. Не помните, что это такое? Это самая дорогая, отлично проклеенная бумага из тонкой целлюлозы, чуть желтоватая, напоминающая по фактуре «велень» – материал для письма, изготовленный из кожи неродившихся телят. Дороже любого пергамента.

По тексту нанятый художник изобразил виньетки и несколько иллюстраций, заголовки и буквицы были выписаны позолотой. Помните, как в школе – «качественное оформление работы – это один, а то и полтора балла из пяти!»

Кольбер оценил. Перро был внесен в список на полных правах, получил государственную должность в Комитете Литераторов, кабинет и несколько помощников.

Если Французская академия создавалась для объединения нации и в частности, установления единых норм французского языка, то Комитет литераторов – это ведомство, которому предстоит восхвалять Людовика XIV и всех последующих. Шаплен уже не справлялся с возложенными задачами просто по возрасту. Почти вся работа легла на плечи Шарля Перро. Он оказался на посту секретаря Академии надписей и изящной словесности. Из самого названия Академии очевидно следует, что надписи – важнее. Эх, не там и не тогда родился Расул Гамзатов!

К тому же Перро служит личным секретарем Кольбера. Он ведет записи совещаний своего патрона в Совете по делам строительства, через неделю – стенограмму обсуждения нового налогового регламента, затем занят вопросами доставки питьевой воды, развития королевской мебельной мануфактуры, организации празднеств… В середине февраля (в день придворной получки) он получает кошель с сотней экю. Сумма очень большая – столько в Академии не платят. Это подарок с намеком. Аванс. Ах, вы, месье, литературы хотели? Будет вам и литература.

Какую надпись можно считать академической?

Итак – надписи на первом месте. Если вы подумали, что Академия вряд ли занимается разработкой правил нанесения граффити на заборы, вы не ошибаетесь. Работу Академии курирует не только Кольбер – но лично монарх. Он считает государственным делом качество надписей – тех, что на медалях, памятниках, гербах (Фуке! Ты не забыт!). Сам король при этом – один из самых культурных монархов в мире. Он даже регулярно моется. Каждый год, весной. Именно в его эпоху бурно развивается парфюмерия и портняжное искусство. Величайший из Луи отвратительно пахнет – у него регулярно расстроен кишечник, и специально для короля разработан фасон подштанников «брэ» – из плотного шелка с завязками на штанинах… Sine saponem, мадам и месье, sine saponem. По-русски – «без мыла».

Однако, к надписям. О, к ним стали предъявлять совершенно новые требования! Хватит делать надписи на латыни! Что у нас, своего языка нет? Какой смысл делать надписи, если их поймут одни попы да юристы? Кроме того, емкость, образность, запоминаемость.

И вот Кольбер передает секретарю поручение: срочно нужен девиз для самого наследника престола – дофина. Ему уже три года, а девиза и нет! Почти все члены Академии предлагают варианты. Но побеждает такой: Il en vaut plus d’un – то есть: «Стоит подороже иных». Автор – естественно, Шарль Перро. Он прекрасно понял правила игры, готов по ним жить и успешно живет. Он, и никто другой предлагает Кольберу создать Бюро славы короля – это учреждение позднее назовут Малой академией. Он сам и станет его фактическим руководителем. А создать структуру – значит получить на нее ассигнования, и в эпоху Кольбера это значит не тащить ее в банк на милость, а получить живые деньги. У Перро появляется кабинет в Лувре.

Памятная медаль в честь объединения Франции и Швейцарии? Перро немедленно откликается: Nuilla dies sub me natoque haec foedera rumpet. «Не может на свете птица упасть и разбиться». Особнячок нарисовался. Воистину – золотые слова!

Бюро королевской славы пыхтит и трудится. Однако характер работы вас удивил бы. Это, как писал Дюма, «Тюренн, Конде, Кольбер, Летелье, Лувуа, Корнель, Мольер, Расин, Лебрен, Перро и Пеже возвысили его до высоты своего гения, и Людовика XIV называли великим королем». Однако у Перро и Шаплена есть и другие заботы. Ежегодно они составляют список из нескольких десятков имен. Эд де Мезере – 4000 ливров, Корнель – 2000, Мольер – 1000 ливров, Буало – 1000 ливров. Король подпишет – и осчастливит поименованных указанной суммой. Размер суммы определяется его симпатией. Однажды Буало и вовсе откажут в «стипендии». Но король ни при чем – Буало имел неосторожность насмешничать над Шапленом. Лафонтен отказался отречься от Фуке – немедленно вычеркнут из списка. Вообразили, должно быть, что в сказку попали!

Перро читает каждый день свежие газеты и книги, которые доставляют прямо из типографий. Нужно следить за порядком. Он не цензор – он страж более высокого порядка. Цензор может только рявкнуть, чего писать нельзя. Перро может указывать, как писать надо. А он ведь и правда знает:

«Кольберу было показано сорок восемь девизов для гобеленов: шестнадцать аббата де Бурсе, шестнадцать аббата Кассаня и шестнадцать моих. Все они были перемешаны для того, чтобы он мог выбрать, не зная, кто автор каждого. Он отобрал четырнадцать — они все принадлежали мне. Я был очень рад. Затем Кольбер попросил показать два моих оставшихся девиза, и когда я их показал, он сказал: «Эти два мне тоже очень понравились, надо их присоединить к остальным, чтобы все были вашими».

Писать надо так, чтобы нравилось королю – ну, или Кольберу.

Еще особнячок в Париже приплыл к Шарлю в руки.

1664 год. Людовик XIV начинает строительство загородного домика – Версаля, и ремонт городской квартирки – Лувра. Он хочет объявить конкурс на лучший проект его восточного фасада. Выигрывает конкурс Клод, брат Шарля, у которого сам Шарль некогда служил конторщиком.

Узнав, что проект с колоннадой создан братом Перро, Кольбер горд за своего помощника. Скоро у Перро появится собственный замок…

А вот старшему брату Перро – Пьеру – приходится туго. Он стал сборщиком податей еще при Фуке. Шарль обратился к Кольберу.

«Я долго убеждал его, приводя разные доводы, но все это не понравилось Кольберу, и он посоветовал мне заниматься своим делом и подумать, смогу ли я дальше работать в строительной службе, и если я этого хочу, то не говорить с ним более о делах брата. Я ответил, что нет у меня иного выхода, чем замолчать и полностью подчиниться его воле.

„Ваш брат очень умный человек, я давно его знаю, и он знает, что я его старый друг. Но эта проделка, которую он сделал…“ Я спросил, о чем это он. „О том, что он деньгами этого года наполовину погасил старые долги, а теперь требует их полностью вернуть“. — „Как! — вскричал я. — Можете ли вы думать такое о человеке, которого давно знаете и называете другом? Мой брат перенесет бедность, но не вынесет, если в ваших глазах прослывет нечестным человеком!“ Я ушел». Впрочем, Перро ушел по-довлатовски: «Точнее, остался». А брату… ну не повезло ему. Что тут поделаешь! Да и манеру ведения дел он явно позаимствовал у Фуке.

А у Шарля служебная жизнь шла совсем неплохо. Ему выделены личные апартаменты в Лувре и Версале – таких людей король предпочитает держать поблизости. В его собственности восемь совсем неплохих домов в Париже. Наконец, ему достается замок Розье. Карьера принесла свои сладкие и питательные плоды. Удача была с ним целых двадцать лет. Но ей тоже надоедают одни и те же люди. Иногда ее и нужно вовремя отпускать подальше – вот только на придворной службе это невозможно.

1683

В 1683 году умер Кольбер. Увы, дело его во многих смыслах умерло раньше. Он мог бы смириться со многим, да почти со всем – лишь бы продолжала процветать Франция и сохранил бы доверие к нему король. «Я бы хотел, чтобы проекты мои пришли к счастливому завершению, чтобы в королевстве господствовало изобилие, чтобы в нем все были довольны, и пусть у меня, лишенного должностей и почестей, удаленного от двора и дел, растет трава во дворе» – это его собственные слова. Увы – Франция не процветала, а король… «Вообще, ненависть к Кольберу была чрезвычайно сильна: Людовик XIV его ненавидел потому, что Лувуа и госпожа де Ментенон его ненавидели, а также потому, что он заслуживал имени Великого; знатные вельможи ненавидели его потому, что он из простого человека стал знатнейшим и могущественнейшим вельможей своего времени; граждане ненавидели его потому, что он приказал уничтожить ежегодные доходы, получаемые городской думой; наконец, чернь ненавидела его потому, что он был богат и могуществен».

А ненависть к Кольберу автоматически распространялась и на его ближайших соратников. Одним из первых был Шарль Перро.

«…После смерти Кольбера Шарпантье, аббат Тальман, Кино и я поехали в Фонтенбло, чтобы спросить у Лувуа, сменившего Кольбера, не возродить ли нам прежнюю Малую академию… Тот всегда подшучивал над этой Академией, говоря, что нельзя найти худший способ тратить деньги, чем, подобно Кольберу, на оплату труда сочинителей ребусов, надписей и стишков. Но тут он почему-то поменял свои взгляды и сказал сыну, что Академию надо возродить и сохранить. Лувуа спросил, сколько их. „Нас четверо!“ — ответили они, назвав и меня. Лувуа сказал: „Не может быть! У него довольно дел в строительстве!“ Дважды Шарпантье называл мое имя и дважды Лувуа повышенным тоном подчеркивал, что я не являюсь членом Академии. … Вот так я был исключен из Малой академии, где, конечно, с удовольствием продолжал бы работать, но нужно было пережить и это унижение».

Унижений таких было много.

Никогда не ставьте работу выше семьи

Какие-то должности за ним сохранились, полномочий и привилегий изрядно поубавилось – но кое-что оставалось. Бюрократия старается тем ее представителям, кто пока не арестован, сохранять прежний образ жизни и уж тем более не лишать последнего. Опять же – замок, домики. Но все прочее было из рук вон плохо.

Каждая сусальная биография Перро в деталях и красках преподносит читателю историю его поздней женитьбы, раннего вдовства, смерть дочери, гибель сына на войне. Увы – все так. Очень горько, когда человек возвращается в семью с работы, как из похода – и обнаруживает в доме остывший очаг, холодную постель и мертвую тишину в детской. С Шарлем Перро это случилось не сразу – но горе, растянутое во времени, еще тяжелее, когда оно хотя бы ненадолго не сменяется счастьем. Сначала умерла жена, через семь лет – совсем юная дочка, а один из трех сыновей погибнет на войне, развязанной королем, чтобы отвлечь народ от нищеты и несправедливости. Тем самым королем-Солнце, которому Перро всю жизнь преданно служил, надеясь, что этот монарх приведет его родину к богатству, миру и процветанию.

Он искал утешения в литературной работе, но тому, кто всю жизнь сочинял хвалебные оды и надписывал медали, гербы и гобелены – писать было трудно. Его старались поддержать товарищи по Академии.

Долгое время все было плохо. Но именно тогда и появились на свет «Сказки матушки Гусыни», которые мы все знаем с детства. О них… ну знаете, если у вас до сих пор нет своего мнения о «Красной Шапочке», если вы не думали о судьбе «Синей бороды», не читали «Кота в сапогах» – чем же я вам помогу? А если есть, думали, и читали – то зачем вам мое мнение, мои мысли и мои буквы? Лучше вернемся к Перро.

Придворный феникс

Когда в результате целой сети интриг Людовик XIV начал управлять еще и Испанией, Перро приободрился. Он знает, что делать, и главное – действительно знает, как делать! Немедленно пишет он «Оду королю Филиппу Испанскому» – такие вещи король всегда внимательно читает! И тут же пишет сказку «Сахарный тростник» – и тоже не просто так. Во Францию сахар поступает с Кубы и из Южной Америки, сиречь испанских колоний. Ну не может быть, чтобы король не заметил...

И он заметил.

В 1701 году Перро снова входит в Академию – как ее председатель! А король дал указания доработать «Всеобщий словарь французского языка» и настаивает на создании свода правил французской грамматики.

Перро всего этого сделать уже не сможет – и понимает это. Он раздает поручения, а сам удаляется домой, писать мемуары.

О, это важнейшие мемуары! Они отразят десятилетия французской политики, воспоют величие короля, в них он расскажет об истинной своей роли и ответит врагам на все те доносы и клеветнические измышления, которыми они так щедро его…

В общем, историки, конечно, прочтут.

А сказки? Да он и не думал, что в истории останется как великий сказочник. Да и кто бы на его месте такое подумал?

P.S. Шарль Перро был четвёртым после Х. К. Андерсена, Д. Лондона и братьев Гримм по издаваемости в СССР зарубежным писателем за 1917—1987 годы: общий тираж 300 изданий составил 60,798 млн экземпляров.

Текст: Андрей Цунский

Кто такой Юлий Цезарь? Страшный диктатор или великий писатель? Был ли у него роман с Клеопатрой? Правда ли, что перед смертью он сказал: «И ты, Брут»? А Рубикон он переходил? А кесарево сечение — это тоже про него? И салат «Цезарь» он изобрел? В этой публикации постараемся разобраться, что из этого правда, а что - нет.

Гай Юлий Цезарь — фигура знаковая не только для Древнего Рима, но и для всей всемирной истории. По распространенному среди иссле­дователей мнению, современная Европа начинается именно с него. Сполна наделенный харизмой, столь важной для политика и государственного деятеля, Цезарь смог обаять и многих современников, и потомков. Выдающий­ся полководец и государственный деятель, великолепный оратор и писатель, разносторон­ний гений — такой его образ закрепился в веках. Свою лепту внесла и «само­характеристика», которую ненавязчиво подает читателю Цезарь в записках о Галльской и гражданской войнах. Произведе­ниями Цезаря зачитывались и восторгались, учились по ним военному мастер­ству. Далеко не случайно герой Дюма, разбойник Луиджи Вампа, штудирует «Записки» в римских катакомбах.

Мученический конец — коварное убий­ство — роман­тизировал восприятие Цезаря и послужил источником неисся­ка­емого вдохновения для мастеров кисти и пера. Данте поместил в девятый круг ада главных цезареубийц, Брута и Кассия: их тер­зает в своей пасти сам Люци­фер как предателей величия человечес­кого наряду с Иудой — преда­телем величия божественного. С Цезарем связано огромное количество анекдо­тов, полулегендарных историй и популярных крылатых выражений. Несом­нен­но, объективная оценка исторического деятеля — дело непростое, но изучение богатой античной традиции поможет читателю соста­вить собственное мнение о римском диктаторе.

Легенда 1. Цезарь родился путем кесарева сечения — отсюда название операции

Вердикт: едва ли.

Операции, похожие на кесарево сечение (caesarea sectio), случались в аку­шерской практике задолго до рождения Юлия Цезаря. В греческих мифах, отражающих реальные медицинские случаи, из чрева погибших матерей были извлечены бог виноделия Дионис и бог врачевания Асклепий. Упоминания об этой операции также встречаются в древнеиндийских, китайских, вавилон­ских, иранских и других источниках.

В Риме еще за 700 лет до рождения Цезаря один из законов царя Нумы Помпилия (leges regiae) запрещал хоронить умершую беременную женщину, не вырезав предварительно плод из ее чрева, чтобы спасти ребенка. Плиний Старший упоминает известных римлян, появившихся на свет таким образом: это победитель Ганнибала Сципион Африканский, консул Манилий и «первый среди Цезарей». Плиний пишет, что этого предка Цезаря (а вовсе не его самого) вырезали из чрева матери. Отсюда и происходит семейное имя Цезарей: a caeso matris utero dictus — «названный так из-за рассеченной (caeso) утробы матери».

Юлий Цезарь родился в 100 или 101 году до нашей эры. В то время извлекать плод так, чтобы и мать, и младенец оставались в живых, не умели и в соот­ветствии с вышеупомянутым законом делали это только в том случае, если женщина умирала или уже умерла. Кроме того, благодаря Светонию мы знаем, что мать Цезаря Авре­лия пережила роды и скончалась в преклон­ных годах, в 54 году до нашей эры.

Таким образом, мы имеем дело с ложной этимологией. Трудно сказать, почему возникла эта путаница. Возможно, более поздние авторы, в частности соста­вители византийского словаря «Суда» X века, неправильно поняли текст Плиния, спутав причастие caesus («рассеченный», «разрезан­ный»), образован­ное от глагола caedere, с прилагательным caesareus от Caesar. Уже в Средние века легенда о происхожде­нии кесарева сечения от Кесаря, то есть Цезаря, получила широкое распростране­ние: в средневековых манускриптах часто встречается изображение младенца Цезаря, извлекаемого из чрева матери.

Легенда 2. Цезарь воевал с Астериксом и Обеликсом, но так и не смог их победить

Вердикт: неверно.

Астерикс и Обеликс, а также их сородичи, герои комикс-сериала Рене Госинни и Альбера Удерзо, по которому был снят фильм Клода Зиди «Астерикс и Обе­ликс против Цезаря», — персонажи полностью вымышленные. С историче­скими галлами их роднят только характерные окончания имен на -ix, -igis, а также длинные волосы и штаны — варварская одежда, глубоко презираемая римлянами.

Цезарь действительно воевал с галлами, и весьма успешно. В 59 году до нашей эры он занимал должность консула. По окончании консулата, то есть на сле­дующий год, по заведенной традиции Цезарь должен был отправиться намест­ником с проконсульскими полномочиями в одну из римских провинций. Зная об этом, Цезарь заранее провел через одного народного трибуна закон, по которому ему на пять лет отдавались в управление Цизальпинская Галлия с Иллириком (часть современной Албании и Хорватии), к которым Сенат добавил еще Нарбонскую Галлию (нынешний Прованс), завоеванную римля­нами в последней трети II века до нашей эры. Цезарь планировал завоевание огромной Трансальпинской Галлии, то есть Галлии «по ту сторону Альп», равной по террито­рии современным Франции, Бельгии, Нидерлан­дам и Швей­царии. Римляне также называли эту дикую страну Gallia Сomata, то есть «Косматая Галлия», из-за галльского обычая носить длинные волосы.

За несколько первых лет войны Цезарь покорил многочисленные галльские племена и одержал верх над несколькими германскими племенами, совер­шавшими набеги на Галлию. В 56 году до нашей эры полномочия Цезаря были продлены еще на пять лет.

Галлия напоминала тлеющий костер: в любой момент там могло вспыхнуть восстание местных племен: эбуронов, белгов, нервиев и других. Самым тяжким испытанием для римлян стало общегалльское великое восстание, начавшееся зимой 53 года до нашей эры. В 52 году его возглавил молодой вождь племени арвернов Верцингеторикс. Фактически Цезарю пришлось завоевывать Галлию второй раз. Окончательно и ценой немалых усилий римлянам удалось умиро­творить Галлию лишь к концу 51 года до нашей эры. По утверждению Плутар­ха, за годы, проведенные в Галлии, Цезарь «взял штурмом более восьмисот городов, покорил триста племен, сражался с тремя миллионами людей, из которых один миллион уничтожил во время битв и столько же захватил в плен» 

. И хотя эти невероятные цифры вызывают некоторые сомнения, итоги галльских войн были весьма внушительны: Рим получил огромную провинцию и колоссальную добычу. Обогатился и сам Цезарь, но главное — приобрел прекрасно обученную, опытную и преданную армию.

Сородичи и потомки Астерикса и Обеликса довольно быстро романизиро­вались. Уже Цезарь включил нескольких галлов в состав римского Сената, и по этому поводу в Риме распевали частушки: Galli bracas deposuerunt, latum clavum sumpserunt, то есть «Галлы сняли штаны, тоги с каймой им даны». Тога претекста — с широкой пурпурной каймой — официальная одежда римских высших магистратов и сенаторов. Еще через несколько веков галлы забудут своих жрецов-друидов и родной язык и заговорят на испорченной латыни. Галлия станет одной из самых романизированных провинций Римской империи.

Легенда 3. Цезарь перешел Рубикон и сказал: «Жребий брошен»

Вердикт: так и было.

Это случилось в начале драматической гражданской войны между Цезарем и Помпеем. Бывшие соратники по первому триумвирату и родственники (любимая и единственная дочь Цезаря Юлия стала женой Помпея) оказались непримиримыми противниками.

В 54 году до нашей эры Юлия умерла при родах, а в следующем году, во время неудачного парфянского похода, погиб Красс. Фактически это означало конец триумвирата. Цезарь одерживал одну победу за другой в Галлии. Помпей же, наблюдая за растущей популярностью галльского наместника, испытывал ревнивые опасения, что тот потеснит его с пьедестала лучшего полководца Рима. Недоброжелатели Цезаря подняли в Сенате вопрос о досрочном прекра­щении его полномочий в Галлии. Помпей сначала попустительствовал этим проискам, а затем открыто перешел в стан врагов бывшего тестя, вступив в союз с крайними оптиматами из группировки Катона Младшего. И хотя в глазах оптиматов и Цезарь, и Помпей были потенциальными диктаторами, стремящимися покончить с властью Сената, они пошли на союз с Помпеем, выбирая меньшее из двух зол.

Формально полномочия Цезаря истекали 1 марта 49 года до нашей эры. Цезарь собирался заочно (in absentia) баллотироваться в консулы: таким образом, сложив проконсульские полномочия, он тут же приобретал новые консульские. Однако противники требовали немедленной явки полководца, собираясь привлечь его к суду: поводов за годы самостоятельного, без оглядки на Сенат, галльского командования накопилось достаточно. На заседании Сената 1 января 49 года до нашей эры Помпей и крайние оптиматы настояли на при­нятии постановления о немедленном сложении Цезарем его полномочий и роспуске войска. В случае отказа галльский командующий объявлялся «врагом отече­ства». Узнав о событиях в Риме, Цезарь в начале 49 года подошел со своим XIII легионом (единственным, который был у него по сю сторону Альп) к реке Рубикон, отделявшей Цизальпинскую Галлию от, собственно, Италии. По зако­ну диктатора Суллы наместник провинции не мог находиться на территории Италии с войском, и переход Рубикона с легионом означал начало гражданской войны.

Все античные авторы отмечают раздумья и колебания Цезаря, стоявшего перед Рубиконом. Светоний уверяет, что Цезарь обратился к спутникам с такими словами: «Еще не поздно вернуться; но стоит перейти этот мостик, и все будет решать оружие». Но тут случилось чудесное явление: неведомый человек дивного роста и красоты стал играть на свирели, а потом вдруг вырвал у одного из воинов трубу, бросился в реку и, протрубив боевой сигнал, поплыл к проти­воположному берегу. Тогда и были сказаны те самые слова. «Вперед, — вос­кликнул Цезарь, — вперед, куда зовут нас знаменья богов и несправед­ливость противников! Жребий брошен» (Iacta alea est).

По версии греческого исто­рика Аппиана, Цезарь, решившись перейти Рубикон, сказал присутствую­щим: «Если я воздержусь от этого перехода, друзья мои, это будет началом бедствий для меня; если же перейду — для всех людей». Затем «как вдох­нов­лен­ный свыше, он стремительно перешел реку», произнеся: «Пусть жребий будет брошен». Эту же фразу приводит Плутарх, добавляя, что Цезарь произнес ее по-гречески. По мнению выдающегося отечественного антико­веда Сергея Утченко, это вполне правдоподобно: полководец цитировал своего любимого греческого автора, комедиографа Менандра.

10 января 49 года до нашей эры Цезарь перешел Рубикон и стремительно двинулся через Этрурию на Рим. Так началась очередная гражданская война эпохи Поздней Римской республики.

Легенда 4. Цезарь силой захватил власть в Риме

Вердикт: да, верно.

Цезарь перешел Рубикон и двинулся к Риму. На своем пути он не встречал серьезного сопротивления: помпеянцы либо сдавались, либо отступали, а небольшие италийские города с энтузиазмом открывали Цезарю ворота. Помпей и его сторонники, напуганные быстрым продвижением противника, бежали из Рима, бросив даже государственную казну. С частью войска Помпей отправился в Грецию. Еще семь верных ему легионов находились в Испании.

С самого начала гражданской войны Цезарь заявил, что будет проводить по отношению к противнику политику милосердия — clementia: пленных он всегда отпускал, никого не карал, видных помпеянцев старался приблизить. Офицеры при этом нередко возвращались к Помпею, а солдаты по желанию зачислялись в легионы Цезаря. Это поведение, необычное для гражданских смут, раздиравших римлян со времен братьев Гракхов (последняя треть II века до нашей эры), составляло разительный контраст зверствам, творимым обеими сторонами — и марианцами, и сулланцами — во время первой гражданской войны. И хотя Цезарь выигрывал все решающие сражения, гражданская война продлилась целых пять лет: против Цезаря сражался все тот же упрямый костяк помпеянцев, которых он много раз побеждал, но всегда милосердно отпускал и прощал.

Последнее сражение гражданской войны произошло в марте 45 года до нашей эры при Мунде, в Испании. Исход его долгое время был неясен. В какой-то момент ряды цезарианцев дрогнули — тогда Цезарь схватил щит и ринулся вперед к вражеской линии. Его засыпал град копий, и тогда устыженные центурионы кинулись на выручку своему полководцу. По признанию самого Цезаря, битва при Мунде была для него самой тяжелой: он часто сражался за победу, теперь же ему впервые пришлось сражаться за жизнь.

Легенда 5. У Цезаря был роман с Клеопатрой

Вердикт: это правда.

Встреча Цезаря и Клеопатры произошла при драматических обстоятельствах. После знаменитой победы Цезаря над Помпеем в битве при Фарсале (48 год до нашей эры) удрученный Помпей, бросив остатки своей армии, отправился в Египет, надеясь найти там убежище: когда-то он оказал большую услугу покойному царю Птолемею Авлету. В этом эллинистическом царстве в то вре­мя шла династическая распря между наследниками Авлета — 13-летним царем Птолемеем XIII и его старшей сестрой, 20-летней Клеопатрой VII. Местные царедворцы, опекуны Птолемея, чтобы не ссориться с Цезарем, решили убить Помпея. За ним отправили лодку, а когда Помпей сошел с корабля и сел в нее, его закололи на глазах жены и сына. Цезарь, вслед за Помпеем прибывший в Александрию, с отвращением отнесся к этому злодейству и не смог сдержать слез при виде преподнесенного ему страшного подарка — отрубленной головы бывшего врага.

Несмотря на то что Цезарь приплыл в Египет всего с двумя малоукомплек­тованными легионами, римлянам удалось занять в Александрии стратегически важные позиции, включая царский дворец. Египтяне были встревожены, и не зря: Цезарь хотел покарать их за подлое убийство Помпея. Назревала война. Римлянин заявил о своем желании выступить посредником в вопросе о египетском престоло­наследии и под этим предлогом вызвал Клеопатру, которая то ли была изгнана, то ли сама бежала из Александрии. Плутарх рассказывает, как девушка тайком от брата пробралась в римский лагерь: ее пронес туда в «мешке для постели» один из ее друзей. Эта хитрость Клеопатры показалась Цезарю смелой и пленила его. Так начался один из самых известных романов во всемирной истории.

Многие авторы — и древние, и современные — писали о необычайной привлекательности, любвеобильности и сексуальности египетской царицы, называли ее соблазнительницей, демонической женщиной, чаровницей: неслучайно появилась легенда о «египетских ночах Клеопатры». По утвер­ждению римского писателя IV века Аврелия Виктора, «многие мужчины своей смертью платили за обладание ею в течение одной ночи».

Однако если посмотреть на профиль Клеопатры на монетах или на античные бюсты, изображающие египетскую царицу, ее красота не кажется совершенной. Скорее Клеопатра обладала очарованием и умом, перед которыми редко кто мог устоять. Как писал Плутарх, «красота этой женщины была не тою, что зовется несравненною и поражает с первого взгляда, зато обращение ее отлича­лось неотразимою прелестью, и потому ее облик, сочетавшийся с редкой убедитель­нос­тью речей, с огромным обаянием, сквозившим в каждом слове, в каждом движении, накрепко врезался в душу. Самые звуки ее голоса ласкали и радовали слух…».

Клеопатра была прекрасно образована, знала множество языков. Ее родным языком был греческий, и хотя она была египетской царицей, живым вопло­щением богини Исиды, в ее жилах не было ни капли египетской крови — со времен распада державы Александра Македонского Египтом правили Птолемеи, которые были греками.

Неудивительно, что Цезарь поддержал притязания Клеопатры на египетский престол и надолго задержался в Египте. После прибытия подкреплений Цезарь подавил антиримское восстание в Александрии, разбил армию Птоле­мея. Во время бегства юный царь утонул в Ниле, а Клеопатра была провозгла­шена египетской царицей. После этого римский полководец не спешил покинуть Египет: вместе с Клеопатрой он совершил путешествие по Нилу в сопровожде­нии огромной флотилии из 400 кораблей, наслаждаясь радо­стями жизни и посещая заодно все крупнейшие достопримечательности страны.

Однако гибель Помпея не означала конец гражданской войны. Более того, за прошедшие месяцы помпеянцы значительно усилились, и, чтобы не поте­рять плоды фарсальской победы, в начале лета 47 года до нашей эры Цезарю пришлось покинуть Египет. Несколько недель спустя после его отъезда у Клеопатры родился сын, тоже Цезарь (александрийцы называли его Цезари­оном, то есть «маленьким Цезарем»), как пишет Светоний, очень похожий на отца и лицом, и осанкой.

В 46 году до нашей эры Цезарь вызвал Клеопатру в Рим, выделил ей роскош­ную виллу на берегу Тибра, устроил пышный прием. Визит был официаль­ный — для заключения союза между Римом и Египтом, — но египетская царица надолго задержалась в Риме. Однако Цезарь не развелся со своей женой Каль­пурнией и не женился на Клеопатре. Свою последнюю ночь накануне мартов­ских ид он провел с женой, с ней он прощался, собираясь в Сенат 15 марта 44 года. Цезарь так и не признал официально Цезариона своим сыном и не упомянул его в завещании, сделав основным наследником внучатого племянника Гая Октавия. И все же, перечисляя главные любовные победы Цезаря, Светоний замечает, что больше всех тот любил Клеопатру.

Легенда 6: Цезарь — автор слов «Пришел, увидел, победил»

Вердикт: да, это слова великого римлянина.

По латыни они звучат еще выразительнее: Veni, vidi, vici — из-за риторической фигуры аллитерации.

Появление этой фразы связано с одним из эпизодов гражданской войны между цезарианцами и пом­пеянцами (49–45 годы до на­шей эры), а именно с понтийской кампанией. Боспорский царь Фарнак, воспользовавшись римской междоусобицей, стал отвоевывать бывшие владе­ния своего отца Митридата, которого когда-то победил Помпей. Бо́льшая часть Понтийского царства в 63 году до нашей эры была превращена в римскую провинцию Понт. Фарнак во время тех событий предал своего отца, за что получил от римлян часть его владений (Боспорское царство). Однако это его не удовлетворило: сын Митридата мечтал воссоздать великую Понтийскую державу. Получив известие о враждебных действиях Фарнака, Цезарь спешно покинул Египет и 2 августа 47 года до нашей эры разгромил Фарнака в битве у города Зела. Понтийская кампания длилась всего пять дней, и эта молниенос­ность отразилась в известном крылатом выраже­нии. О том, что его произнес именно Цезарь, свидетельствуют разные антич­ные авторы — правда, с некото­рыми расхождениями. Плутарх говорит о том, что эти слова есть в письме Цезаря его другу Амантию (видимо, это искажение, имеется в виду друг Цезаря по имени Гай Матий), а Аппиан — что выраже­ние встречается в донесении в Сенат. Светоний утверждает: когда в 46 году до нашей эры Цезарь справлял четверной триумф — над Галлией, Египтом, Понтом, Африкой, — в понтий­ской части триумфа среди трофеев несли доску с надписью Veni, vidi, vici. По словам Светония, «…этим Цезарь отмечал не события войны, а быстро­ту ее завершения».

Легенда 7: В честь Цезаря назвали месяц июль

Вердикт: да, это так.

Раньше в римском календаре этот месяц назывался квинтилий (Quintilis), буквально «пятый». Первым месяцем в древнем календаре считался март (Martius), названный в честь Марса, бога плодородия, позднее, после отожде­ствления с древнегреческим Аресом, ставшего богом войны. Некоторые названия месяцев, восходящих к числительным, так и остались в римском календаре, а потом и в календарях народов, позаимствовавших их у римлян: September («седьмой», «сентябрь»), October («восьмой», «октябрь»), November («девятый», «ноябрь»), December («десятый», «декабрь»). По сообщению Светония, месяц квинтилий, в который родился Цезарь, был переименован в Iulius («июль») еще при жизни диктатора, в начале 44 года до нашей эры. По другой версии, это произошло после убийства Цезаря, когда его друг и коллега по консулату 44 года, Марк Антоний, провел специальный закон о переименовании квинтилия — lex Antonia de mense Quintili, «чтобы в этот месяц за четыре дня до квинтилиевых ид был объявлен июль».

Легенда 8. Цезарь был диктатором

Вердикт: это правда.

К 45 году до нашей эры Цезарь стал полновластным правителем Рима. Юридическим обоснованием его власти были диктаторские полномочия. Первый раз Цезарь стал диктатором осенью 49 года до нашей эры — правда, пробыл он в этой должности всего 11 дней. За это время он организовал выбо­ры, устроил празднества и предложил ряд законов, в том числе о хлебных раздачах для нуждающихся и о частичной кассации долгов.

В конце 48 года до нашей эры после Фарсальской битвы диктаторские полномочия были даны Цезарю на неопределенное время — как когда-то диктатору Сулле. Кроме того, Сенат декретировал победителю Помпея целый ряд неслыханных почестей: он получил право самостоятельно объявлять войну и заключать мир, в течение пяти лет выставлять свою кандидатуру на консульских выборах, также ему была дарована пожизненная трибунская власть. Народные трибуны в Риме обладали правом вето, то есть могли воспрепятствовать принятию любого законопроекта или постановления. Эту должность занимали только плебеи, Цезарь же по происхожде­нию был патрицием. Тогда специально для римского диктатора была придумана фишка с отделением полномочий от должности. После битвы при Тапсе в 46 году до нашей эры диктатору передавались цензорские полномочия, то есть теперь он сам составлял список членов Сената. Он стал принцепсом Сената, то есть первым высказывал мнение и подавал голос при обсуждениях, а его курульное кресло стояло между креслами консу­лов, высших римских магистратов. После сражения при Мунде неистощимый на лесть Сенат преподнес победителю титулы Освободителя, Отца Отечества и Императора.

Возвеличивание Цезаря достигло апогея в начале 44 года до нашей эры. Его особа была объявлена неприкосновенной (sacrosanctus), диктатору посвящались храмы, в его честь устраивались игры, его статуи почитались наряду с изобра­жениями богов. В феврале 44 года до нашей эры диктатура Цезаря была объявлена пожизненной. Власть диктатора все более напоминала царскую, но при этом она сочеталась с республикан­скими институтами — Сенатом, магистрату­рами, народным собранием. Цезарь стремился не упразднить их, а подчинить своему контролю.

Диктатор не только упрочил свое личное положение, но и провел ряд мер по стабилизации римской жизни. В духе объявленной им политики милосер­дия он повелел восстановить в Сенате статуи Суллы и Помпея. Были приняты законы против роскоши. Велось обширное строительство. Под руководством египетского астронома Созигена была проведена реформа календаря. Около 80 тысяч ветеранов Цезаря (среди них было и немало бывших помпеянцев) получили землю. В провинциях основали множество новых колоний, что ускорило процесс романизации покоренных римлянами народов; многим городам и некоторым провинциям были дарованы права римского граждан­ства.

Легенда 9. Цезарь был вероломно убит лучшим другом, а перед смертью воскликнул: «И ты, Брут!»

Вердикт: это только отчасти правда; Цезарь считал Брута своим другом, а вот слов этих он не произносил.

В начале 44 года до нашей эры Цезарь готовился к грандиозному походу на Восток против Парфянского царства. Приблизительно в это же время против диктатора возник заговор, среди участников которого было много прощенных помпеянцев, в том числе руководители заговора Марк Юний Брут и Гай Кассий Лонгин. Впрочем, было там и немало цезарианцев, обязанных диктатору карье­рой и богатством: Децим Брут, Требоний. Кое-кто примкнул к заговорщикам из личных соображений, но большинство искренне опасалось, что единовла­стие Цезаря рано или поздно обернется неприкрытой тиранией. 15 февраля 44 года во время праздника Луперкалий произошел инцидент, весьма болез­ненно воспринятый частью римского общества.

Полководец и друг Цезаря Марк Антоний публично попытался увенчать диктатора короной, обвитой лавровым венком. «В народе, как было заранее подготовлено, — пишет Плу­тарх, — раздались жидкие рукоплескания. Когда же Цезарь отверг корону, весь народ зааплодировал». Антоний попытался проделать этот фокус второй раз — все повторилось. Заметив реакцию присутствующих, Цезарь велел отнести венец в храм Юпитера Капитолийского. На статуе полулегендарного предка Марка Юния Брута, Луция Юния Брута, одного из основателей Римской республики и ниспровергателя последнего царя Тарквиния Гордого, появля­лись надписи: «Если б ты был жив!», «О, если бы ты был сегодня с нами!» 

Самому же Марку Юнию Бруту на его преторское место (в 44 году он исполнял должность претора) подкидывали записочки примерно такого содержания: «Ты спишь, Брут?», «Ты не настоящий Брут!». 

Несколько слов о Бруте, который стал олицетворением заговора. Цезарь всегда к нему нежно относился — возможно, из-за его матери Сервилии, которая когда-то была возлюбленной диктатора. Некоторые античные авторы даже намекают на то, что Брут был сыном Цезаря, однако это крайне сомнительно. Брут родился в 85 году до нашей эры. Цезарю в это время было около 16 лет, а отношения с Сервилией явно начались гораздо позже. В начале гражданской войны Брут примкнул к Помпею, но после поражения помпеянцев при Фарсале сдался Цезарю, который простил его, приблизил и «принял в число ближайших друзей».

В новой политической реальности Брут сделал весьма успешную карьеру: в 46 году до нашей эры Цезарь назначил его наместником Цизальпинской Галлии, в 44 году он стал городском претором, а в 41-м должен был получить должность консула. Все это не мешало Бруту восхищаться врагом Цезаря Катоном и даже написать в 45 году панегирик ему. Тогда же Брут женился на дочери Катона Порции, разведясь со своей первой женой Клавдией Пульхрой.

По утверждению Плутарха, в заговор Брута привлек Кассий по просьбе других участников, желавших получить в свои ряды эту символи­ческую — благодаря имени — фигуру.

Заговорщики решили убить Цезаря на последнем перед походом на войну с парфянами заседании Сената 15 марта 44 года — в иды марта по рим­скому календарю. Накануне Кальпурния, жена диктатора, увидела во сне убитого мужа, но Цезарь, не обращая внимания на зловещие слухи и предостережения, все же отправился на заседание Сената. Встретив гадателя Спуринну, который когда-то предостерег его от опасности, поджидавшей в мартовские иды, диктатор, посмеиваясь, заметил, что иды уже пришли. «Да, пришли, но еще не прошли», — ответил тот. Один из прохожих подал Цезарю свиток, содер­жавший подробный донос о заговоре и плане убийства, но диктатор так и не успел его прочесть и вошел в курию Помпея, где собирался Сенат, с этой запиской в руке.

Несколько сенаторов окружили кресло диктатора, в воздухе замелькали кинжалы. «Непосвященные в заговор сенаторы, пораженные страхом, не смели ни бежать, ни защищать, ни даже кричать. Все заговорщики окружили его с обнаженными кинжалами: куда бы он ни обращал взор, он, подобно дикому зверю, окруженному ловцами, встречал удары мечей, направ­ленные ему в лицо и в глаза, так как было условлено, что все заговорщики примут участие в убийстве и как бы вкусят жертвенной крови». Раненый Цезарь облокотился о цоколь статуи Помпея, обагрив ее своей кровью.

Описывая эту трагическую сцену, все античные авторы отмечали особое эмоциональное отношение Цезаря к Бруту, когда диктатор заметил того среди убийц. Плутарх со ссылкой на «некоторых писателей», не дошедших до нас, пишет: «…отбиваясь от заговорщиков, Цезарь метался и кричал, но, увидев Брута с обнаженным мечом, накинул на голову тогу и подставил себя под удары». Дион Кассий утверждает, что в момент сильного удара, нанесенного Брутом, диктатор воскликнул по-гречески: «И ты, дитя!» 

Светоний также, ссылаясь на некие источники, свидетельствует: бросившемуся на него Бруту Цезарь сказал на греческом: «И ты, дитя мое!» (καὶ σὺ τέκνον). Но ни один источник не приводит слов «И ты, Брут» — Et tu, Brute. Эту фразу вложил в уста умираю­щего диктатора Уильям Шекспир, и она впервые появилась в его трагедии «Юлий Цезарь».

На теле диктатора были обнаружены 23 ножевые раны, но только одна, нанесенная в грудь, по мнению врача Антистия, оказалась смертельной. Кто ее нанес, неизвестно.

Через два года, потерпев от Антония и Октавиана поражение в битве при Филиппах, покончат с собой руководители заговора — Брут и Кассий.

Легенда 10. Цезарь был хорошим писателем

Вердикт: бесспорно.

Цезарь был не только выдающимся полководцем и умелым политиком, но и превосходным писателем и великолеп­ным оратором. По утверждению Светония, литературное творчество нравилось ему еще в детстве — в юности Цезарь написал «Похвалу Геркулесу», трагедию «Эдип», «Собрание изрече­ний», но по распоряжению императора Августа эти юношеские пробы пера никогда не издавались.

Уже будучи взрослым, Цезарь сочинил трактат по грамматике «Об аналогии», который высоко оценивал Авл Геллий, автор «Аттических ночей» (II век). Это ученое сочинение до нас не дошло. Известно, что в нем Цезарь, рассматривая нормы латинского языка, принял участие в споре между близкими ему по духу аналогистами, подчеркивающими преобладание правил над исключениями, и аномалистами, уделявшими большое внимание неправильностям и отклонениям от нормы. К сожалению, не сохранились и другие его труды: поэма «Путь», сочинение по астро­номии, написанное в соавторстве с Созигеном, а также политический памфлет «Антикатон» — полемический ответ на панегирик Цицерона «Катон».

К счастью, главные сочинения Цезаря, «Записки о Галльской войне» и «Записки о гражданской войне», благополучно пережили века. Первые семь книг «Записок о галльской войне» рассказывают о завоевании Галлии и двух походах в Британию; изложение заканчивается событиями 52 года до нашей эры, сдачей Верцингеторикса. Рассказ о кампании 51 и 50 годов был продолжен офицером и другом Цезаря, Авлом Гирцием. «Записки о граждан­ской войне» Цезарь не успел дописать; третья книга прерывается на рассказе о прибытии в Египет и захвате римлянами ключевых мест в городе. Кто имен­но написал продолжение, закончив сагу о гражданских войнах, неизвест­но. Споры об авторстве этих книг велись еще в Античности (одни называли Гая Оппия, другие — Авла Гирция) и продолжаются до сих пор.

Интересно, что о себе Цезарь всегда говорит в третьем лице — видимо, для создания эффекта объективности и бо́льшей убедительности. Но, несмотря на тенденциозность его «Записок», это великолепный исторический источник, а по некоторым сюжетам (история, религия, культура доримской Галлии) даже уникальный. К тому же это превосходная латынь: язык Цезаря прост и лакони­чен, но емок и выразителен. Когда учат латинский язык, в качестве первого автора для чтения обычно берут Цезаря, так что каждый выпускник классиче­ской гимназии на всю жизнь запоминает первую фразу «Записок о галльской войне» с ее чарующим ритмом и благозвучием, пропадающими, к сожалению, в переводе: Gallia est omnis divisa in partes tres, quarum unam incolunt Belgae, aliam Aquitani, tertiam qui ipsorum lingua Celtae, nostra Galli appellantur…

Легенда 11. Цезарь носил лавровый венок, чтобы скрыть лысину

Вердикт: это правда.

Светоний так описывает Цезаря: «…он был высокого роста, светлокожий, хорошо сложен, лицо чуть полное, глаза черные и живые. Здоровьем он отли­чался превосходным: лишь под конец жизни на него стали нападать внезапные обмороки и ночные страхи, да два раза во вре­мя заня­тий у него были приступы падучей». Цезарь весьма тщательно следил за своей внеш­ностью и ухаживал за телом: волосы он не только стриг и брил, но и выщипывал, за что его крити­ковали некоторые современники-моралисты. По словам все того же Светония, Цезарь не выносил безобразившую его лысину. Поэтому он обычно зачесывал поредевшие волосы с темени на лоб, а также с удовольствием воспользовался правом постоянно носить лавровый венок.

Легенда 12. Цезарь мог делать три дела одновременно

Вердикт: по крайней мере, Цезарю удалось создать такое мнение о себе у современников и потомков.

Античные авторы пишут, что Цезарь был невероятно работоспособен, энергичен и умел моментально решать все проблемы. Плутарх описывает картину, которую друзья и соратники Цезаря не раз наблюдали во время галльской кампании: сидя на коне, полководец диктует письма сразу несколь­ким писцам. Светоний упоминает, что, наблюдая за поединками гладиа­торов, Цезарь одновременно читал письма, донесения и другие бумаги или писал на них ответы. Плиний Старший пишет о «выдающей­ся жизнен­ной энергии» (animi vigore praestantissimum) Цезаря: секретарям он диктовал по четыре письма сразу, и все — о важнейших делах, а если он не был занят чем-то другим, то по семь.

Создается впечатление, что великий римлянин действительно умудрялся делать несколько дел одновременно, хотя не исключено, что он просто быстро переключался с одной задачи на другую.

Легенда 13. Слово «царь» — тоже от Цезаря

Вердикт: так и есть.

Причем не только русский «царь», но и немецкий Kaiser. В императорском Риме «цезарь» (Caesar) стало частью титулатуры императоров наряду с «августом». В разные эпохи были свои нюансы: например, когда император Диоклетиан в конце IV века придумал свою тетрархию, разделив империю на четыре части, два старших властителя именова­лись «августами», а их по­мощ­ники — «цезарями». Латинский титул Caesar, как и его греческий аналог Καῖσαρ, охотно заимствовали для наименования верхов­ного правителя или вождя различные народы и племена, жившие по соседству с Римской импе­рией, включая и тех, кто ее, в конце концов, прикончил и рас­тащил на куски. Так называли себя и вожди германского племени готов, у которых, по мнению Макса Фасмера, автора «Этимологического словаря русского языка», многие славянские народы позаимствовали титул Káisar. Отсюда и древнерусский и старославян­ский цѣсарь, сербохорватский цȅсар, словенский césar, чешский císař, словацкий cisár, польский сеsаrz. Потом древнерусское цѣсарь сократилось до цьсарь, а затем превратилось в царь.

В древнерусской, а затем и средневековой традиции царями принято было именовать императоров Священной Римской империи и Византии (отсюда Царьград, как на Руси называли Константинополь), а также библейских пра­вителей, монгольских ханов; неофициально этот титул примеряли к себе и древнерусские князья, а потом московские правители. Официально же титул царя принял Иван IV, который в 1547 году короновался как царь «всеа Русии».

Легенда 14. Цезарь придумал одноименный салат

Вердикт: это неправда.

Если между салатом и римским диктатором и есть связь, то она весьма опосредованная. Салат был назван в честь придумавшего его американ­ского повара итальянского происхождения Цезаря Кардини (Caesar Cardini), который в 1920–40-е годы владел несколькими ресторанами в Тихуане и Сан-Диего (Нижняя Калифорния). На самом деле, автора одного из самых популярных блюд американской кухни звали Чезаре (Cesare) — весьма популярное имя на родине Цезаря, в Италии, откуда Кардини эмигрировал в США в 1913 году.

По воспо­мина­ниям Розы Кардини, ее отец изобрел этот салат 4 июля 1924 года в рес­торане Caesar’s Place при одноименной гостинице в Тихуане, когда во время празднования Дня независимости иссякли кухонные запасы и надо было срочно накормить гостей. Блюдо пришлось по вкусу голливудским знамени­тостям, а в Европе вошло в моду благодаря Уоллис Симпсон, возлюб­ленной, а потом жене герцога Виндзорского, бывшего короля Великобритании Эдуарда VIII, которому этот мезальянс стоил короны: обедая во время поездок в Европу в лучших ресторанах континента, герцогиня Виндзорская всегда заказывала салат «Цезарь». Впрочем, есть и другая версия происхождения салата: будто бы его изобрел итальянский повар Джакомо Юниа в Чикаго еще в 1903 году и назвал его в честь великого римлянина, чьим почитателем он был.

Автор Татьяна Кудрявцева

Источники и литература
Авл Геллий. Аттические ночи. Книга I. Пер. и коммент. А. Б. Егорова.
Аврелий Виктор. О знаменитых людях. Пер. В. С. Соколова.
Аппиан. Гражданские войны. Пер. с древнегреческого под ред. С. А. Жебелёва.
Кассий Дион Коккейан. Римская история. Кн. XLIV.
Макробий. Сатурналии. Кн. I. Пер. В. Т. Звиревича.
Светоний Транквилл Гай. Жизнь двенадцати цезарей. Божественный Юлий. Божественный Август. Пер. с латыни М. Л. Гаспарова.
Плиний Старший. Естественная история. Пер. Б. А. Старостина.
Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Цезарь, Помпей, Цицерон, Марк Антоний, Брут. Изд. подг. С. С. Аверинцев, М. Л. Гаспаров, С. П. Маркиш.
Цезарь Гай Юлий. Записки Юлия Цезаря и его продолжателей. Галльская война. Гражданская война. Александрийская война. Африканская война. Пер. с лат. М. М. Покровского.
Егоров А. Б. Антоний и Клеопатра. Рим и Египет: встреча цивилизаций. СПб., 2012.
Егоров А. Б. Юлий Цезарь. Политическая биография. СПб., 2014
Моммзен Т. История Рима. Т. 2–3. СПб., 1994.
Утченко С. Л. Юлий Цезарь. М., 1976.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка.
Lurie S. The Changing Motives of Cesarean Section: From the Ancient World to the Twenty-First Century. Archives of Gynecology and Obstetrics. Vol. 271. 2005.

Харизматики правят всем. Главные лисы мира сего, они убедят вас поверить в Бога, работать по выходным, избирать их в президенты и раздавать деньги незнакомцам. На протяжении 2000 лет харизма рассматривалась как уникальный, необъяснимый и врожденный дар — либо вылез ты на свет божий с улыбкой Джорджа Клуни, либо прячься по углам на вечеринках и крестись перед публичными выступлениями. Однако научное сообщество утверждает — все не так безнадежно. Вместе с ним мы разбираемся, что же такое харизма, как работает ее магическая сила, можно ли измерить харизматичность и, самое главное, можно ли ее приобрести. А также — причем здесь «нео».

История харизмы

Представление о харизме как о мистическом даре досталось нам от Рудольфа Зома, давно всеми забытого раннехристианского автора. Именно он первым ввел понятие в обиход и предопределил значение слова на следующие пару тысяч лет. Согласно теологической концепции, харизма — это (буквально) божественная искра, благодать, рука Господа на плече избранного, направляющая его по тропе мессианства. Именно так звучит мировая концепция харизмы номер один.

Номер два возникла в начале прошлого века, когда немецкий философ и социолог Макс Вебер зафиксировал слом в представлении о сверхъестественном и плотно сшил восставшее из пепла понятие с идеей господства. А точнее, манифестировал харизматическое лидерство как идеальную его форму.

По Веберу, быть харизматиком означает быть Иисусом, Александром Македонским или Ахиллом — в числе образцовых харизматических качеств заявляются сверхъестественные способности, пророческий дар, выдающаяся сила духа и слова.
Классическое веберовское определение сводится к тому, что харизма является особым свойством личности, благодаря которому ее считают сверхчеловеческой или как минимум одаренной. Именно на этом описании основывается или к нему так или иначе ссылается значительная часть последующих исследований вплоть до 90-х годов.

Таким образом, ведущие мировые концепции связывали харизму с двумя основополагающими вещами — избранничеством и способностью воздействовать на людей сверхъестественным образом. Всенародное представление о «врожденности» и «необъяснимости» этого качества — прямое следствие такого связывания, отсюда и железобетонный стереотип. Ткнем его эбонитовой палочкой науки — быть может, пришла пора его похоронить.

Как работает харизма

Если засунуть в ФМРТ-аппарат собеседника условного Джорджа Клуни, пока тот в красках рассказывает свою фирменную байку, выяснится, что информация попадает в мозг слушателя не совсем обычным образом. Исследователи выяснили, что в момент восприятия харизматической речи мы не задействуем аналитическое мышление, логику, внимательность, регуляцию и прочие дары рационализма, так как у нас активируется совсем другая нейронная структура — сеть пассивного режима работы мозга (СПРРМ).

Сеть пассивного режима работы мозга отвечает за способность мечтать, ударяться в размышления об окружающем и ностальгировать. Она не только плевать хотела на сотрудничество с аналитическим центром, но зачастую подавляет его.
Именно по этой причине мы не можем точно процитировать харизматичного рассказчика, даже если нам кажется, что мы помним все слово в слово.

Еще более иррациональными мы становимся, когда перед нами возникают известные лидеры калибра Стива Джобса. Впрочем, это работает и с голливудскими актерами: и тех и других мы воспринимаем как могущественных харизматиков еще до непосредственной встречи. Эффект заочного очарования подробно описывает популярная в современной когнитивистике теория «структуры предикативного кодирования». Ее суть в том, что наш контакт с миром опосредуется внутренними представлениями о нем. Это объясняется манерой работы нашего мозга: он одержим прогнозированием, он, собственно, только им и занимается — прогнозированием и распознаванием образов. Информацию для того и другого он получает от восприятия, включающего не только заезженные пять чувственных каналов, но еще и комплекс наших ожиданий.

Именно поэтому, когда мы оказываемся рядом с человеком, имеющим в активе армию поклонниц или компанию Apple, наш мозг не тратит энергию на анализ и перепроверку данных — команда «доверять» отдается бессознательно.
Предельный вариант отказа от внутреннего рационалиста — это состояние блаженного паралича в присутствии харизматической личности. Как правило, он настигает нас рядом с людьми, имеющими репутацию, как определил бы ее Вебер, пророка, героя или предводителя.

Состояние восхищенного оцепенения, сходное с гипнотическим, разобрал по косточкам Йохен Менге, изучающий организационное поведение и эмоциональное воздействие харизмы в Кембридже. Согласно его терминологии, мы имеем дело с «эффектом благоговейного страха». В ходе экспериментов Менге обнаружил парадоксальную особенность — эффект проявляется с одинаковой силой и у благоговеющих в открытую, и у тех, кто не возвеличивает харизматика, а лишь осведомлен о его заслугах. Такое равенство-братство происходит потому, что, подсознательно выказывая уважение, мы невольно сдерживаем интенсивность собственных переживаний. Психологии давно известен исход такого трюкачества — переживания усиливаются.

По словам Менге, «эффект благоговейного страха» буквально вводит нас в состояние транса. Это многое объясняет в том, каким образом невзрачный мужчина со специфической внешностью Адольф Гитлер, которого часто поминают как классический пример харизматика, объявил себя и свою сомнительную компанию потомками чистокровных арийцев.

Гитлеру подсобила и тысячелетняя история взаимоотношений лидеров и масс. Согласно эволюционной теории, общество с древних времен предпочитало следовать за харизматическими лидерами. Современные исследователи приписывают это наличию или остаткам магического мышления в головах древних и модернизированных людей соответственно. В более поздней редакции, когда люди перестали убивать куриц во имя Перуна, стремление идти за харизматиками соединилось с желанием отказаться от собственной свободы. Равно как и с жаждой снять с себя ответственность, побороть одиночество и убить ощущение социальной потерянности. Добровольное стремление сдаться в рабство, но не упасть в грязь лицом, подробно описал немецкий социолог и философ Эрих Фромм.

Согласно его концепции, человеку так осточертело собственное «я», отягощенное всем комплексом вышеперечисленных проблем, что ему гораздо проще идентифицироваться с магнетической личностью, избавляясь от всего сразу.

Кстати, тот же механизм задействует садомазохизм.

Фрейд в «Психологии масс и анализе человеческого Я» пишет о том же мучительном желании индивида принести свою свободу в жертву. По Фрейду, в фигуре лидера большинство видит отца (неожиданно!) или копирует модель отношений с ним, а сама привычка следовать за харизматиком закладывается в системе «ребенок–родитель». Согласно недавним исследованиям, этот процесс можно воспринимать более чем буквально: харизму во многом модулирует нейропептидный окситоцин, отвечающий за привязанность детей к родителям.

Таким образом, с одной стороны, мы имеем «гипнотический» эффект (иррациональность), а с другой — внутренние желание и потребность попасть под чье-то влияние (добровольчество). Именно эти два фактора будут эксплуатировать ученые неохаризматической школы, которые впервые категорично заявят о том, что харизма не является врожденным качеством и ей можно научить. Ярые энтузиасты, они еще и подтвердят свои слова экспериментально.

Как заставить харизму работать

Если обратиться к дельфийскому оракулу современности, Гуглу, и спросить у него насчет неохаризмы, ответ будет выдержан точь-в-точь в духе античного предсказателя — бессвязная ересь на тему религиозных перверсий, приглашения вступить в секту или посетить собрание в кафе «Миссионер». Сразу оговоримся — мы ведем речь о сугубо научном термине.

С середины 90-х годов и до наших дней теоретики неохаризматического направления бьются за демократичное перераспределение божественного дара. Для этого они исследуют харизму в организациях, устроенных по формуле «лидер и последователи + корпоративное мифотворчество». Такая система позволяет им вплотную подобраться к прозаической стороне харизмы, очищенной от налета сверхъестественности.

Джон Антонакис, профессор Лозаннского университета, занимающийся проблемами организационного поведения и яркий неохаризматический ученый, рассматривает харизму как символическое влияние, основанное на эмоциях и идеологии. С его точки зрения, диада «эмоция–идеология» (или «чувства–ценности») и есть функциональная база, при помощи которой ту самую «гипнотическую» ауру можно воссоздать искусственно. Такой концепции на руку не только наше добровольное желание поддаваться влиянию, но и иррациональность восприятия — так как мы считываем сигналы на интуитивном уровне, у нас нет возможности отрефлексировать, откуда именно они пришли. Как мы уже знаем, наш мозг запрограммирован таким образом, что обмануть его, к примеру, выдав искусственное за естественное, вполне возможно.

Вооруженные новым пониманием харизмы, Антонакис и его команда смоделировали поистине комичную ситуацию: ученые в течение нескольких недель обучали офисных клерков быть более харизматичными.
Антонакис, как большой фанат Аристотеля, положил в основу тренинга его риторическую систему, добавив несколько примочек из актерских практик. В итоге команда разработала 12 вербальных и невербальных скиллов, или CLT (Charismatic Leadership Tactics), которые и прививались офисному планктону всех калибров — от биг-боссов до начальников хозяйственного отдела. В процессе обучения подопытные осваивали CLT, а также просматривали видео с выступлениями харизматиков, приостанавливая их каждые пару секунд, чтобы запомнить и впоследствии скопировать поведение, а также проследить реакции слушателей. В качестве «домашки» работники записывали селфи-видео и анализировали уже собственную персону.

До и после опыта проводился опрос среди сотрудников компании и тех, кто видел записи выступлений каждого из участвующих менеджеров. Во всех случаях прошедших обучение клерков оценили не только как более харизматичных, но еще и как суперэффективных начальников. Последний пункт — довольно спорный. Параллельное исследование доказало ровно обратное.

В ходе эксперимента было выявлено, что харизматиков зачастую ассоциируют с межличностными войнушками, эгоцентризмом и средней продуктивностью из-за отсутствия стратегического мышления.

Но к харизме вопросов нет — ученым действительно удалось, как в незабвенной игре «Симс-2», прибавить героям обаяния путем упражнений.

К слову, упоминаемые выше Адольф Гитлер и Стив Джобс могли бы стать отличной рекламой для установок неохаризматической школы. Первый прославился как обладатель магнетических глаз, дара мимикрии и аномально действенного риторического дара, хотя в бытность свою солдатом в 1914-м он не имел в наличии ничего из перечисленного. Культ личности и регулярный тренинг сделали свое дело. Как и в случае с Джобсом, который в начале своей карьеры слыл стеснительным, бубнящим и конфузливым публичным оратором, проваливающимся на каждой презентации.

Для современного человека, не имеющего возможности состряпать себе культ личности, роль идеологической подпорки может отчасти заменять медийный образ в социальных сетях, но такой способ мифотворчества при случайном знакомстве на улице или вечеринке никак нам не поможет. А посему остается только харизма «чистяком», именно ее изучением занялись канадские ученые.

После объемного социологического исследования они выяснили, что харизма сводится к двум факторам — влиятельности (лидерские интенции) и приветливости (приятность в общении).
По той же схеме уже многие годы работает Оливия Фокс Кабейн, рок-звезда среди коучей по харизме. Ее аналогичные ключевые факторы — сила и теплота.

Очертить их более конкретно поможет тест, созданный канадцами. Чтобы определить уровень собственной харизмы, нужно, положа руку на книгу Оливии Фокс Кабейн, по шкале от 1 до 5 оценить несколько суждений: «Я всегда в центре внимания», «Я могу влиять на людей», «Я умею руководить группой», «Я могу помочь человеку чувствовать себя комфортно», «Я часто улыбаюсь людям», «Я могу поладить с кем угодно». Полученное число делим на шесть и получаем искомую сумму. Если она больше 3,7, у нас для вас хорошие новости. Особо любопытно во всем этом то, что результаты самостоятельных оценок по этому тесту, как доказали исследователи, совпадают с суждениями окружающих людей.

Но измерить собственную харизму можно и без методологий глянцевых журналов.

Алекс «Сэнди» Пентланд из Массачусетского технологического института довел научную логику до триумфального конца и померил «сверхъестественный дар» с помощью технического аппарата. Прибор оценивал жестикуляцию, тембр голоса и прочие физиологические особенности, подходящие под определение «честных сигналов».
Если упростить терминологию, ЧС — это аналог брендовых шмоток в биологическом мире. К ним относятся яркие и бесполезные признаки, существующие только для того, чтобы окружающие считывали посыл «могу себе позволить». К примеру, эффектный павлиний хвост. Ничего нового Пентланд и его команда не открыли (энергичные и общительные люди считаются более харизматичными, ну и новость!), но доказали очевидность они крайне эффектно. Отслеживая харизму с помощью своего прибора, исследователи с точностью до 1000 долларов угадывали годовую зарплату проходящих собеседование подопытных, не слыша диалога за стеклом (речь идет о США, где годовая зарплата начинается от 20 тысяч, то есть погрешность максимум 5 %. — Прим. ред.). Запредельная точность стала возможна благодаря тому, что сигнальную систему мы используем со времен мамонтов, а вербальную лишь около 50 тысяч лет.

Природный фатализм просвечивает и в области харизматического потенциала — у некоторых людей он выше по чисто биологическим причинам.

К примеру, людям, не особо интеллектуальным, но быстро соображающим, проще стать душой компании. Скорость мышления позволяет им манипулировать реакциями и юморить по ситуации.
Также повезло имеющим низкий тембр голоса, высоким и хорошо высыпающимся (самое время предъявить все тех же низкорослого Адольфа Гитлера и трудоголика Стива Джобса).

В научном мире все еще ведутся споры: кто-то утверждает, что понятие харизмы пора заменить на «пассионарность» Гумилева или «витальную личность» Ницше. Другие называют неохаризматических ученых мошенниками, а к результатам их работы пришпиливают клеймо «псевдохаризмы». Неохаризматические ученые кладут с прибором и продолжают спасать слабых и холодных от социального забвения. Если кто-то из читателей страстно хочет научить себя харизме, советуем последовать их примеру. В конце концов, действие «класть с прибором» зачастую харизматично само по себе.

Наталия Дерикот

Кофе — самый обсуждаемый, но далеко не единственный пример.

Многие серьёзно переживают из‑за того, что «кофе» в разговорной речи можно использовать как слово не только мужского, но и среднего рода. Даже несмотря на то, что так зафиксировано в словаре. Однако это далеко не единственный пример изменчивости грамматической категории рода в русском языке. Вот ещё девять.

1. Метро

«Hо метро сверкнул перилами дубовыми», — пел Леонид Утёсов в «Песне старого извозчика». А вот что писал Корней Иванович Чуковский в своём дневнике: «Но всё же метро будет построен». А ещё в СССР издавалась газета «Советский Метро».

«Метро» — это усечённый вариант существительного «метрополитен». Последнее — мужского рода, вот и сокращение какое‑то время использовалось так же. Однако языковое чутьё подсказывало людям, что оканчивающееся на «о» слово должно быть среднего рода. Так и появился вариант, который в итоге победил. Парадокс: мы боремся за «вкусный кофе», но «глубокий метро» нас озадачивает или смешит.

2. Тень

В 1969 году участникам олимпиады по русскому языку задали задачу, которую составил известный лингвист Андрей Анатольевич Зализняк. Вот её условие: «Одно из слов — дверь», «горсть», «тень», «лошадь», «постель», «кровать» — изменило в ходе истории свой род. Однако некоторые следы того, что оно было ранее другого рода, в русском языке сохранились. Найдите это слово».

Конечно, ответ очевиден: нужно лишь прочитать подзаголовок выше. Но как решается эта задача?

При образовании уменьшительных существительных род обычно сохраняется: «дверь — дверка», «горсть — горстка», «лошадь — лошадка», «постель — постелька», «кровать — кроватка». Но «тень — тенёк», а не «тéнька». Когда‑то это слово было мужского рода, а сейчас — женского, но «тенёк» хранит память о давних временах.

3. Ботинок

«Бархатные ленточки в косах, кружевная оборка около ног, ботинка парижская», — такую зарисовку находим в книге Гончарова «Фрегат „Паллада“». «Дошёл до того перла создания, который представляет собой современная изящная ботинка», — это уже цитата из «Писем к тётеньке» Салтыкова‑Щедрина.

Слово «ботинок» первоначально употреблялось в форме женского рода — «ботинка», потому что такая категория у французского существительного bottine. Ещё в словаре Ушакова (1935–1940 годы) даётся вариант женского рода как редкий, но сейчас он используется только как шуточный.

4. Фильм

«Противоалкогольная фильма» — так называлась заметка, вышедшая в одном из выпусков газеты «Русское слово» в 1913 году. «В Нью‑Йорке полным успехом пользуется новая фильма „Страшная ночь“», — писал журнал «Арт‑экран» в 1923 году.

В прессе начала ХХ века очень много примеров использования этого слова в форме женского рода, а не привычного нам мужского. Английское film в России стало «фильмой» и какой‑то период жило именно в таком виде. Однако со временем утратило «а» и превратилось в существительное мужского рода.

5. Зал

От «залы», которую мы встречаем в литературе и кино, веет духом аристократизма и балов. «Зала наполнялась дамами и мужчинами», — читаем у Пушкина в неоконченной повести «Светский человек». И долгое время в русском языке соседствовали формы женского и мужского рода, но последний победил.

Любопытно, что был ещё и третий вариант — среднего рода. «Сижу один в зало и хочу записать то, что за неимением… да нет, впрочем, даже по небрежности, не внёс в свой журнальчик», — так Бунин формулировал свои мысли в дневнике. «В зало входили, торопливо крестясь, бояре», — описывал сцену Алексей Толстой в романе «Пётр Первый». Уже тогда эта форма находилась за границами литературной нормы и считалась просторечной. Однако встречается она и до сих пор.

6. Госпиталь

«По возвращении его в Россию определён он был в санкт‑петербургскую, а потом в московскую госпиталь лекционным», — находим у Новикова в «Опыте исторического словаря о российских писателях». «Пётр при реке Яузе повелел по собственному плану выстроить первую в России военную госпиталь (в том же году оная и была окончена)», — писал Пушкин в работе «История Петра. Подготовительные тексты».

Именно в Петровскую эпоху это слово к нам и пришло. Первоначально оно звучало как «гошпиталь» или «шпиталь» и долгое время употреблялось как существительное женского рода. Однако сейчас «госпиталь» — он, а не она.

7. Тополь

«Лишь хмель литовских берегов, немецкой тополью пленённый…» — и это цитата из Пушкина. Точнее, из его перевода стихотворения Адама Мицкевича.

Существительные, которые оканчиваются на «-оль», в русском языке бывают как мужского рода (например, «уголь» или «алкоголь»), так и женского («фасоль», «опухоль»). Логично, что какие‑то слова проживали этап колебания: фонетический облик не мешал тому, чтобы поменять род. Такова была и судьба существительного «тополь».

8. Портфель

«Встретил его в той же меховой куртке, с портфелью», — читаем у Герцена. Такой же вариант находим и у Салтыкова‑Щедрина: «…обращаясь к правителю канцелярии, стоящему поодаль с портфелью под мышкой».

И здесь можем сравнить с похожими существительными: «апрель», «отель» — мужского рода; «метель», «модель» — женского. Как и в случае с «тополь», сам внешний вид слова создаёт условия для колебания.

9. Рояль

«Катя стояла, склонясь над роялью с томиком Расина в руках», — писал Андрей Белый в своём первом романе «Серебряный голубь», опубликованном в 1909 году. «В гостиной за роялью сидела Татьяна», — находим в рассказе Чехова «У знакомых».

Когда‑то это существительное использовалось как в мужском роде, так и в женском. И снова предпосылки для вариаций создала финальная часть «-ль». Даже сейчас многие ошибаются с названием музыкального инструмента — путают род. На всякий случай напомним: «рояль» — это он.